Ознакомительная версия.
Оставалось одно – толкаться глазами. Колдун усмехнулся:
– Успокойся, женщина, я не собираюсь применять физическое насилие, скоро твоя дочь сама будет бегать за мной, словно собачонка.
Собачонка, говоришь? Эх, мою бы сюда крохотульку, Май быстро разобрался бы, что к чему. Опыт общения с подобной мразью у пса имеется, одного маньяка-людоеда он уже загрыз. Но увы, мой защитник остался в Москве и ничем помочь не может. А ведь пес не хотел нас отпускать, особенно Нику. Зверь чувствовал приближение другого зверя, двуногого.
И незачем так орать, я не оглохла, я просто отвлеклась на девичьи грезы. Вы, любезнейший, прервали меня на самом интересном месте – Май, брезгливо сморщившись, с отвращением выплевывает ваше только что откушенное мужество.
Последовал довольно увесистый тычок в спину – джентльмен напоминал даме, что пора нести свою… хм, следовать, короче, за джентльменом. Точнее, впереди него, словно перед нами было минное поле. Или чтобы не пришлось бедняге Паскалю снова тратить драгоценное время на поиски глупой курицы, наивно пытающейся спасти своего цыпленка.
Дом словно вымер. Или просто затаил дыхание, опасаясь, что его вырвет содержимым. Ведь его строили для счастливой жизни, для радости, для звонкого детского смеха. А вместо этого в доме поселились ужас, боль, кровь…
И снова здравствуй, крысиное логово. Не стану врать, что я тебе рада. Но одно позитивное изменение все же отметила: змеи на алтаре больше не было.
Зато появился стул возле входа, на который мне и было указано:
– Садись сюда. А дочь твоя пусть идет ко мне. Сама.
Я прижала Нику еще сильнее и отрицательно помотала головой. Мерзье снисходительно усмехнулся:
– Неужели ты так и не поняла – МНЕ сопротивляться бесполезно.
Он подошел к одной из настенных полок, взял оттуда плетеную бутыль и вернулся к нам.
Дочка, съежившись улиточкой, по-прежнему прятала лицо на маминой груди. Дюбуа наклонился, оценил плотность прижимания, удовлетворенно кивнул и вытащил из тыквы щепотку какого-то порошка. Который и выдул мне практически в нос.
Он что, думал, я из-за сокрушительного чиха ослаблю руки и отпущу дочку? Нет уж, не дождетесь, я помню слова Франсуа.
Странно, но пока я сотрясалась от разрывающего голову чиханья, колдун не предпринял ни единой попытки забрать у меня малышку. Он возился со своими банками и склянками, перебирал пучки трав, шарил по шкафчикам, совершенно не обращая на нас внимания.
Зуд и свербение в носу постепенно стихали, глаза почти перестали слезиться, я начинала приходить в норму.
А пришла в тупик. Обнаружилось, что я не могу пошевелиться. Вообще. Попытка протереть слезящиеся глаза вяло соскользнула на пол. Колдун заметил это, удовлетворенно хмыкнул и подошел к стулу, на котором громоздилась куча тряпья с девочкой. Беседовать с кучей колдун счел ниже своего достоинства, бесцеремонно вытащил из нее вскрикнувшую малышку и понес девочку к алтарю.
А я… «Не оставляйте наедине, не позволяйте смотреть девочке в глаза»! Почему я решила, что легко справлюсь с поручениями?
Да потому, что я не привыкла, знаете, иметь дело с колдунами. Разные отбросы рода человеческого встречались на моем пути, но все они были обыкновенным человеческим дерьмом, во всех смыслах этого слова, понятным, так сказать. Никакой мистики, никакого колдовства. И даже временное пребывание вне тела не внушило мне должного уважения к мощи колдуна. Мне казалось, что сила материнской любви уравновесит мрак. Но я совершенно забыла, что мерзье владеет еще и черным ведовством. А против грибочков, травок, змеек, паучков и прочей ядовитой гадости бессильны любые чувства.
Сижу вот теперь парализованная, могу шевелить только веками. И на том спасибо, будь и веки неподвижными, глаза бы пересохли к колдуновой матери.
И все же, все же – не бессильны чувства перед ядом, я ошиблась. Да, пусть я застыла восковой куклой, хоть иголки в меня втыкай (не дай бог, конечно), я не в состоянии двинуться с места, даже мизинцем пошевелить не могу, но ведь у меня уже есть опыт бестелесного общения с дочерью. Сила духа, оказывается, вовсе не пустой звук.
А очень даже наполненный. Всем, что есть в душе. В моем случае это – любовь, нежность, надежда и, конечно же, вера. Иначе – никак.
Немедленно сосредоточься, не смей растекаться киселем! Без твоей помощи дочери будет совсем плохо.
Но ей уже плохо!
Поначалу, едва колдун усадил Нику на алтарь, девочка попыталась соскочить с него и убежать. Но Дюбуа, одной рукой удерживая малышку на месте, другой приподнял ее подбородок и заглянул в глаза…
И ребенок замер, словно птенец перед гадюкой. Зрачки снова заплыли чернотой, голова запрокинулась, упрямое выражение постепенно сменилось неподвижной маской безразличия.
И тогда колдун заговорил. Низкий, какой-то утробный голос заполнил пространство, он давил, прижимал, размазывал. Слов я не понимала вообще, это не было похоже ни на один из европейских языков. Что-то очень древнее, очень злое, очень жестокое говорило сейчас голосом Дюбуа.
И почти зримо обволакивало тело моей дочери, проникало внутрь, отравляло душу.
И оттенок Никиных глаз начал меняться. На смену пушистому бархату южной ночи наползал ледяной мрак бездны.
Солнышко мое, лапеныш родной, держись, сопротивляйся, не сдавайся! Мама здесь, рядом, возьми все, что есть у меня, до последней капельки! Я укрою тебя, спрячу, защищу! Возьми мою жизнь, возьми мой свет!
ВОЗЬМИ МОЙ СВЕТ!!!
Не могу сказать, что рекомендовала бы всем и каждому хоть раз в жизни пережить разделение души и тела. Опасная это все-таки штука и весьма неприятная. Зато последствия могут быть самыми неожиданными. В моем случае это ощутимый рывок в развитии ментальных способностей, я научилась управлять силой духа.
Потому что у меня все получилось.
Сначала тоненький, робкий, но разраставшийся с каждым мгновением, от меня потянулся луч света. Он вовсе не походил на солнечный, к примеру, все было на уровне ощущений. Если вокруг колдуна и Ники клубился сгусток черной энергии, то от меня струился радужный, сплетенный из бесконечной любви, нежности и веры поток. Занятый своим камланием Дюбуа сначала не обратил на него внимания, поток был слишком слабым. Но он рос, крепчал, начинал бурлить и переливаться.
Пока не обрушился всей мощью на кокон зла. И сгусток взорвался, разметав в пространстве обрывки гнилых мыслей и жестоких намерений.
Колдун хрипло вскрикнул и схватился за голову, а Ника… Моя малышка тряпичной куклой упала на алтарь, глаза закатились, все тело сотрясалось в конвульсиях.
Пыталась просочиться ренегатская мыслишка: «Что же ты наделала?» Но на рефлексию не хватало сил, я и так едва держалась. Спасительное забытье уже нетерпеливо топталось за спиной, сжимая мою голову пуховыми ладошками. Рано, рано, рано!
И ничего я не наделала! Да, знаю, малышке сейчас невыносимо плохо, но это очистительные судороги, так выходит просочившийся мрак. Я чувствую это. И из последних сил наполняю своего ребенка светом материнской любви.
– Ты!!! – прорычал колдун, поворачиваясь ко мне. – Что ты наделала?! Ты чуть не убила свою дочь!!!
Заткнись. И не мешай. Я и так едва держусь, а тут еще ты со своей бабской истерикой.
Давай, солнышко, давай, помогай маме. Гони прочь липкую гадость, закрывайся от зла. Тебе больно, родная, я знаю, я ведь тоже чувствую это. И забираю боль себе, сколько могу. Мы справимся, вот увидишь. Свет сильнее мрака, так было, есть и будет всегда.
Поток становился все прозрачнее, пока не растаял совсем.
И вместе с ним почти растаяло мое сознание. Последнее, что я увидела, прежде чем отключиться, была перекошенная дикой злобой физиономия колдуна.
А знаете, на этот раз мне в отключке очень даже понравилось – Ника, Лешка, я и даже Май бултыхались в бассейне. Судя по природе, это происходило дома, в Подмосковье. И пусть все вокруг было незнакомым: и коттедж, и деревья, и участок, но я чувствовала – это и есть НАШ дом. Ощущение бесконечного, пузырящегося счастья заполняло все пространство вокруг. Радостный смех дочи, играющей с повизгивающим от избытка чувств псом, нежный взгляд моей половинки – я не хочу уходить отсюда, не хочу! Реальность, поджидающая меня за гранью сна, тошнотворна. Господи, молю тебя, пусть именно она окажется сном! Ведь то, что происходит сейчас, и на самом деле мало похоже на привычную и объяснимую реальность. Это ведь просто очередной ночной кошмар, да? Пусть и немного затянувшийся. А то, что я сейчас вижу, и есть моя нынешняя жизнь. Да? Да? Да?..
Нет.
Об этом мне услужливо сообщил запах. Вернее, омерзительная вонь, буквально выбившая меня из радужного мира. Пробкой от шампанского вылетела я оттуда и, как и положено пробке, со всей дури врезалась в реальность, обрушившую на меня вслед за вонью боль.
Мне бы рассопливиться от горя, а я валяюсь и тупо радуюсь вони и боли. Почему? Да ведь я – по-прежнему я, целая и повредимая. Очень даже повредимая. Осатаневший от ярости колдун вполне мог вышибить из меня дух во всех смыслах слова. И сидела бы я опять в бутылке, словно микстура от поноса.
Ознакомительная версия.
