Ознакомительная версия.
– Ну вот, улыбаешься, и правильно, а то уходила – смех просто! Бледная, трясущаяся, глазки в кучку. Убедилась теперь, что ничего страшного, все под контролем?
– Так-то оно так, но я по-прежнему слабо представляю себе, как кормить привязанных пациентов, – уныло шмыгнула носом я.
– А чего их кормить! – заржал Валерик. – Сами пожрут, а я рядом постою, проконтролирую, чтобы ложки не слопали, ребята ушлые, всякое бывает.
– Так мы с вами их до обеда будем завтраком угощать, – расстроилась я.
– Еще чего! – возмутился санитар. – Через полчаса привезут их пайку, давай, поторапливайся, нам за это время этим… постели сменить надо.
– Посчитала, сколько комплектов надо? – деловито встряла Тома. Я ответила, и медсестра, сходив в кладовую, вынесла мне требуемое количество.
– Бегом марш! – бодро скомандовал Валера, и мы поскакали.
Не так страшен черт, как его малюют. Неожиданно для меня все и на самом деле оказалось довольно простым делом. Все пациенты, очевидно, очень хорошо были знакомы с изысканными манерами Валерика, поэтому не бузил никто. Конечно, приятного мало перестилать обгаженные и смердящие постели, но что сделаешь. Если у тебя диагноз олигофрена, на лучшую работу рассчитывать не приходится. Определенная сноровка у меня уже наработалась, поэтому со сменой белья мы закончили быстро. А тут и завтрак для контингента подвезли. Когда мы вернулись к Томе, прелестница была занята выуживанием из огромной кастрюли с сосисками экземпляров поаппетитней. Валера с энтузиазмом присоединился к ней.
– Вы что, еще не завтракали? – слегка удивилась я.
– Здрасьте на вас! – набитым ртом прошамкала Томуля. – Завтракали, конечно, но это когда было! Уже целый час прошел!
– Точно! – поддержал ее санитар. – Я уже и устать успел, пока этих… перепеленывали. Давай, Уля, присоединяйся! – и он выловил из кастрюли очередную сосиску.
– А в этом отделении что, количество еды не нормировано, как в других? – наивно спросила я. – Наверное, для тяжелых больных усиленное питание положено? – проводила я взглядом двадцатую сосиску, исчезающую в коллективной пасти этих крошек.
– Слышь, Тома, усиленное питание! – толкнул подружку в бок Валера и оглушительно зареготал, другим словом издаваемые им звуки не назовешь. – Ой, не могу я с этой дурочки! – И они радостно захрюкали вместе.
Наконец изможденные малютки насытились, и мы отправились с Валерой кормить остывшим и еще более скудным, чем раньше, завтраком больных. Эта процедура тоже была четко отлажена. Тем, кто не был зафиксирован на кроватях, еду протягивали в окошко, а лежачих Валера отвязывал, и они, как ни странно, справлялись с едой на удивление быстро, боязливо косясь на каменную физиономию санитара. Вскоре мы подошли к комнате, где была та женщина. Сердце мое почему-то заколотилось так, что казалось, сейчас выскочит наружу, разорвав грудную клетку. Я открыла окошко и сразу наткнулась на пристальный, молящий взгляд Ксюши, кажется, так она себя назвала. Даже Валера обратил внимание на этот взгляд, но истолковал его по-своему:
– Ишь, как проголодалась! Эта из новеньких, ее и еще одного мужика к нам недавно перевели. Мужик буянил сильно, пришлось его пока зафиксировать, он в соседней палате лежит. Гордый, на первых порах жрать отказывался, но после принудительного кормления быстро все понял, теперь не буянит, успокоился. Врач сказал, что завтра, может быть, его переведут на самостоятельный режим. Ладно, не мучай ее, дай ей поесть. А она ничего, хорошенькая! – плотоядно заулыбался вдруг Валера. – И как это я раньше не разглядел! Не скучай, я как-нибудь заскочу к тебе, утешу! – От такой перспективы несчастная побледнела и ее взгляд, устремленный на меня, стал еще пронзительнее. Я молча протянула ей еду и захлопнула окошко.
В соседней палате действительно лежал привязанный к кровати худой мужчина аристократичного вида. Почему я решила, что именно аристократичного – не знаю, но тонкие черты лица, пусть и обветренного сейчас, длинные и тонкие кисти рук, огрубевших, но все равно изящных – все вызывало в памяти только это слово – «аристократичный». Когда я в первый раз делала обход, я уже заходила сюда, но тогда я особо не присматривалась к пациентам, меня больше интересовало состояние постелей. У этого пациента все было чисто. Валера отвязал его, мужчина потер затекшие кисти рук и, не глядя на меня, прошел в туалет. К моменту его возвращения я уже поставила на тумбочку его завтрак. Он подошел и сел на кровать, все так же не поднимая на нас глаз. Это почему-то задело Валеру.
– Ишь, нос воротит, интеллигент хренов! Санитары для него не люди, небось, из профессоров, свихнулся от большого ума! – похоже, даже недалекий Валера заметил утонченность мужчины.
– Я не профессор, – тихо сказал мужчина, – я простой садовник.
– Садо-о-о-вник? – удивленно протянул Валера и присвистнул. – Первый раз вижу таких садовников! Это же надо! – захрюкал опять мальчуган. – Обычно местные психи из себя президентов корчат или суперзвездами прикидываются, а этот, глянь ты, садовником себя вообразил! Сдохнуть можно!
– Тебе не все равно? – тихо сказала я. При звуках моего голоса мужчина вдруг резко поднял голову и посмотрел на меня. И вдруг его лицо исказилось так же, как и у Ксюши. Он даже открыл было рот, чтобы что-то сказать, но потом, переведя взгляд на Валеру, передумал и начал быстро есть.
Гремя пустыми кастрюлями, мы вернулись на пост. Там Валера принялся любезничать с Томой, а меня отправил собирать пустую посуду по палатам. Для этого мне сопровождающий нужен не был. С заданием я справилась быстро и с замирающим сердцем подвезла свою бренчащую тележку к палате Ксюши. Но на этот раз она не сказала мне ни слова, только протянула сжатую в кулак руку к окошку. Как загипнотизированная, я протянула ей свою руку. Она быстро схватила ее и вложила мне в ладонь свернутый в трубочку листок бумаги. Оглянувшись по сторонам, я сунула листочек в карман халата. Ксюша все так же умоляюще смотрела на меня, губы ее дрожали. Кивнув ей, я захлопнула окошко и погромыхала дальше. Следующей была палата этого странного мужчины, но его посуду я забрала, когда Валера привязывал его к кровати, поэтому заглядывать к нему я не стала. Но, очевидно, определив по грохоту, что я прохожу мимо его палаты, он негромко окликнул меня:
– Анна, это вы?
Ну вот опять! Это уже странно! Еще один человек сегодня называет меня Анной! Что, у них обоих одинаковый сдвиг? Такого не бывает. Тогда почему они, словно сговорившись, зовут меня Анной? Я не ответила ничего и еще быстрее покатила свою бренчащую тележку дальше.
И завертелся бесконечный, суматошный день. Забот мне и так всегда хватало, а теперь, когда мне подбросили еще и закрытое отделение, у меня не осталось и минуты отдыха, я крутилась как заведенная. Хорошо хоть, что менять постельное белье надо было только по утрам, днем и вечером я только развезла еду под чутким руководством Валеры. На Ксюшу и ее соседа я старалась не смотреть, они меня нервировали, сердце ныло. Записку, которую передала мне Ксюша, я смогла прочитать только вечером, когда вернулась в свою каморку и без сил рухнула на кровать. Интересно, откуда у нее бумага и ручка, ведь, насколько я знаю, все это строго запрещено, особенно ручки, ими же можно пораниться самим больным или они могут поранить окружающих. Но тем не менее факт остается фактом – все это у Ксюши было. На листке, вырванном из блокнота, торопливым, бегущим почерком было написано:
«Анна, прошу вас, помогите! Я вас узнала. Не знаю, как вы сюда попали и почему работаете санитаркой, но это ведь вы, Анна Лощинина. Вы были в гостях у моей хозяйки, вы журналистка, насколько я знаю. Наверное, вы ведете какое-то журналистское расследование и здесь находитесь инкогнито, поэтому и сделали вид, что меня не знаете. Пусть так, я больше не буду вас звать, вы, когда сможете, сами ко мне обратитесь, хорошо? Только прошу вас, помогите! Нас, меня и Павла, садовника, вы тоже его встречали у Жанны, неожиданно, не дав собраться, увезли из дома Кармановых и привезли сначала в какое-то здание, расположенное в лесу. Нас разделили с Павлом, и я не знаю, где он теперь, меня же через несколько дней привезли сюда и теперь никуда не выпускают, я как в тюрьме. Никто ничего мне не говорит, только еду носят да убирают в комнате, раньше это делала неразговорчивая старуха, а потом появились вы! Анечка, прошу вас, помогите! Я слышала, как этот урод санитар говорил про мужчину из соседней палаты, который буянил. Его вроде привезли одновременно со мной. Пожалуйста, посмотрите, может, это Павел? Оставшись совсем одна, я поняла, как мне близок этот человек. Я не смогу без него. Заклинаю вас всем, что вам дорого, помогите!»
Анна Лощинина? Журналистка? Интересно было бы посмотреть на эту Анну, судя по всему, мы с ней очень похожи. Но как же хочется помочь этой славной женщине, она ведь не больная, это сразу было видно, просто обозналась. И мужчина в соседней палате, скорее всего, именно ее Павел, он ведь тоже меня принял за эту Анну. Что же делать? Да еще Валера этот, скунс озабоченный, на Ксюшу, похоже, глаз положил. А деваться ей, бедняжке, некуда. Решено, не знаю, как, но я помогу ребятам. Интересно, кому же они так насолили, что их в психушку запрятали?
Ознакомительная версия.
