Гурский тяжело вздохнул.
– Пока нет. Мейер ван Вейн по служебной надобности разъезжает по всей Европе, но инспектор Рейкееваген бдит и отловит его, как только тот вернется.
– Нельзя предоставлять ему свободу действий. Неужели вы, специалист своего дела, не знаете, что иногда подозрительного субъекта следует посадить под арест, пусть временно, чтобы тот не успел скрыть следы своего преступления?
– И это говорит особа, которая сама же оправдала его? Объявить его сейчас в розыск недолго, но это может впоследствии дорого обойтись полиции, учитывая, что дело касается такого крючкотвора, как адвокат ван Вейн. Но раз уж пани со своими приятельницами вовсю обсуждают действия следственных органов, может, поделитесь выводами, к которым вы пришли? Или новыми открытиями?
И я поделилась предположениями, о которых недавно говорила Мартусе. На открытия они, конечно, не тянули, но лучше уж о моих гипотезах беседовать, чем о сигнализации.
Выслушав меня, Гурский задумался, устремив взгляд на пустой чайник. Я поспешила заварить свежий чай.
– Вы, разумеется, отдаете себе отчет в том, что я не имею права знакомить вас с деталями следствия, но я это делаю. И делаю исключительно потому, что вас иногда посещают удивительные озарения. Вот и сегодня…
Затаив дыхание, ждала я окончания фразы. Но Гурский, вместо того чтобы сообщить, что же такого гениального я выдала сегодня, вдруг резко сменил тему:
– А знаете, специалист никогда не сделает такой глупости, какую профан отколет запросто. И наоборот. Вот мы с Рейкеевагеном убеждены, что наш убийца – отличный специалист сразу в трех областях: в компьютерах, финансах и юриспруденции. Но по части убийства он дилетант и действует соответственно. У него есть поддельные документы, он мастерски меняет свой облик. Тут к нему претензий нет. Но в убийствах он явный любитель, и пока его спасает удивительное везение. Не повезло ему только раз – когда на стоянке наткнулся на пани. Он позволил вам увидеть его истинное лицо. Но почему он тогда был не загримирован? Ведь он ехал с места убийства, и резонно предположить, что такой мастер маскировки должен был позаботиться об этой стороне дела. Так, возможно, жертва знала его как раз в настоящем его обличье?.. Но в любом случае, с пани ему не повезло в первый и пока последний раз. Посудите сами – он случайно узнает, что был второй свидетель. Так же случайно узнает о планах этого свидетеля отправиться в уединенное место, следует за ним и убивает!
Тут я перебила Гурского, боясь упустить мелькнувшую мысль:
– Погодите минутку, пан, я ведь думаю глазами, а не тем веществом, которое якобы содержится в моей голове. И вот что я увидела: убийце вовсе не обязательно было самому слышать разговор в автосервисе. Услышать мог кто-то из ожидавших своей очереди на обслуживание или сидевший в нужнике. А потом этот человек опоздал на какую-нибудь встречу и, чтобы реабилитироваться, рассказал забавную историю. Так что убийца мог ее услышать уже в пересказе. В общем, как и с машиной Эвы Томпкинс.
Гурский внимательно выслушал меня и невесело рассмеялся.
– Ох, не завидую я инспектору Рейкеевагену. У него и без того голова идет кругом, а пани еще подбросила работку. Однако это отнюдь не избавляет пани от необходимости всегда, слышите – всегда! – включать сигнализацию! И плевать, что она так ужасно воет!
***
Соме Унгер, на время превратившись в агента-риелтора, наконец-то узнал, где же на самом деле проживает эта хитрая мегера.
Местечко оказалось совсем недурным. И как удачно, что выбрал роль риелтора! Просто знак свыше! В этом районе новостро?.: нет более банальной фигуры, чем агент по торговле недвижимостью. Можно целыми днями околачиваться там, беседовать с застройщиками, выспрашивая подробности о планировке нужного дома.
Соме выследил-таки племянницу карги, но под самый конец все же потерял в надвигающихся сумерках. Так что пришлось не один день потратить, разыскивая дом проклятой бабы. Спрашивать Соме не хотел, поскольку ее смерть должна была выглядеть несчастным случаем. Незачем, чтобы кто-то запомнил, как он интересовался домом Хмелевской. Сам найдет. Или с помощью Малгожаты Конопацкой – должно же ему повезти. И повезло! Собственными глазами видел, как проклятая каракатица прощалась с племянницей, а потом долго стояла на крыльце и махала вслед машине.
С этого момента Соме Унгер активно заинтересовался строящимися апартаментами по другую сторону улочки.
В качестве несчастного случая идеален был бы взрыв бытового газа, но, увы, фокус с газом не проходил – она, видите ли, пользовалась исключительно электричеством. Ладно, пусть тогда свалится с лестницы – тоже неплохо, хоть одна лестница должна же иметься в ее доме. Но для того, чтобы инсценировать несчастный случай в доме, надо как минимум в этот дом попасть. А сначала как следует разглядеть обстановку. Но с этим возникли трудности. В доме старой перечницы было столько окон, что его непременно заметят, если он станет методично заглядывать в каждое из них. Разве что изучить окна с тылу, со стороны сада, где никого нет.
Дождавшись, когда каракатица выползла из дома и куда-то укатила, Соме перелез через забор, быстро юркнул за дом и заглянул в первое окно. Вот вам, пожалуйста, и лестница! Он переместился к другому окну. А вот и камин! Очень хорошо, можно организовать пожар. Хотя нет, пол перед камином покрыт железным листом, а занавески и шторы далековато.
Внезапно со стороны калитки донесся какой-то шум. Соме осторожно выглянул за угол. Какие-то люди втаскивали на участок два тяжелых ящика. Да они направляются в сад, как раз в его сторону! Пришлось спешно ретироваться.
Он продолжал обдумывать несчастный случай. Карга курит. А что, если она наглоталась снотворного и заснула в постели с сигаретой? Она водит машину. Устроить небольшую автокатастрофу, это он сумеет. Тормоза подпортить или рулевое управление… Но тогда нужно, чтобы машина вышла из строя, например, на трамвайных рельсах перед несущимся трамваем. В противном случае что ей стоит всего-навсего покалечиться.
Конечно, проще всего было бы застрелить эту обузу – когда она вечерами кормит свою кошачью свору. Но тогда какой же это несчастный случай?
Когда Соме в очередной раз приехал к дому, ведьма исчезла. Там теперь проживала Малгожата Конопацкая.
Что ж, похоже, надо переходить к решительным действиям.
***
Инспектору Рейкеевагену удалось поймать Мейера ван Вейна, когда тот вернулся наконец из своих служебных поездок. Он вызвал… нет, пригласил адвоката для дачи показаний.
Начал с того, что очень вежливо поинтересовался, знает ли он Наталью Штернер из Штутгарта. На что подозреваемый ответил не сразу. Помолчал, вздохнул и заговорил:
– Что ж, у каждого из нас найдется что скрывать. Знакомство с этой дамой никоим образом не связано с преступлением, это мое сугубо личное дело, и я счел себя вправе умолчать о нем. Вижу, однако, что для вас, инспектор, этот момент моей биографии представляет какую-то ценность. И хотя меня он компрометирует, скрывать я ничего не стану. Да, мы знакомы.
Инспектор не стал спрашивать, почему ван Вейн не внес эту даму в список своих знакомых. Причина была яснее ясного.
– В таком случае прошу вас сообщить следствию, кто такой Герхард Торн, гражданин Швеции, – еще вежливей поинтересовался инспектор.
Ван Вейн вздохнул и с обезоруживающей искренностью признался:
– Понятия не имею. Полагаю, живет на свете такой человек, поскольку мне как-то довелось мельком видеть его визитную карточку. И имя застряло в памяти. Инспектор, неужели я в самом деле вынужден исповедаться полиции в маленьких тайнах своей личной жизни? Но меньше всего мне хотелось бы, чтобы моя исповедь записывалась на магнитофон.
– Вы вправе позвонить своему адвокату.
– У меня нет ни малейшего желания еще и его приобщать к сугубо приватным вопросам. Не вижу необходимости. Я вправе отказаться отвечать вам, но мне хватает ума предвидеть последствия такого отказа… Позвольте подумать.
Следователь позволил, но совсем недолго, и после паузы напомнил, что расследует убийство. Что же касается личной жизни свидетелей, то не в привычках полиции разглашать ее, если она никак не связана с расследованием.
И ван Вейн поведал, что обладает очень странной чертой характера. А именно? Тяжело признаваться, но он… боится женщин. Не всех, нет, а таких… темпераментных, агрессивных, нахальных, которые присваивают тебя целиком, с потрохами, и распоряжаются тобой, как собственностью. Вот и познакомившись с Натальей, он почувствовал такую агрессивность, а потому представился чужим именем. Хотя как женщина она ему нравилась, и какое-то время они были близки. Какое время? Ну, несколько лет. И даже потом подружились, да-да, любовные отношения постепенно сменились чисто дружескими. Для Натальи Штернер он так и остался шведом Герхардом Торном. И он умоляет полицию не выводить его на чистую воду, иначе пострадает его доброе имя. Он ведь известный адвокат…
