Иоанна Хмелевская - Большой кусок мира

— Слушай! — крикнула она подруге. — Похоже, я их таки выдрессировала. Стоит мне только оказаться у берега, как они тут же приплывают целыми косяками. Некоторых я уже в лицо узнаю. Если их кормить, они вырастут быстрее, ты как думаешь?

Тереска не отозвалась. Подняв голову, Шпулька взглянула на озеро. Белый парус, слегка накренясь, приближался с озера, подгоняемый боковым ветерком. Позабыв о мальках и сковородке, Шпулька вскочила на ноги и заорала не своим голосом:

— Тереска!!!

— Не вопи, я здесь, — отозвалась подруга, выплывая из-за стены тростников. Оказывается, она была совсем рядом. — Давно уже его заметила. Считаю, самое время появиться. И если он не причалит к нашему берегу, в жизни ему не прощу!

Парус белел довольно далеко, но у Терески не было сомнений, что это Робин. Поняла сразу же, по той удивительной перемене, что мгновенно произошла в ее измученной душе. Ошибки быть не могло. Девушка ясно чувствовала: присутствие Робина наполняет все ее существо какой-то благотворной, живительной силой независимо от... независимо от... независимо ни от чего!

Оставив в покое утку, Тереска выбралась на берег.

Причалив рядом с байдаркой, Робин взглянул на девчонок и покачал головой.

— Не знаю, стоит ли мне высаживаться на берег, — неуверенно произнес он. — Вы выглядите как-то так... подозрительно. Должно быть, так людоеды караулят свой обед.

Подруги и в самом деле, стоя рядышком на берегу, поджидали молодого человека с откровенной жадностью и нетерпением, даже не пытаясь скрыть свои чувства.

— Я бы на его месте не стала уточнять, кто здесь подозрительный, — проворчала Шпулька.

А Тереска произнесла, очень неудачно стараясь казаться любезной:

— Мы приглашаем тебя в гости. У нас есть всякие вкусности, например, копченые угри и оладьи с брусникой. Это мы тебя пытаемся подкупить, а если добровольно не согласишься, тогда убьем!

— У меня есть кофе! — в тон ей подхватил Робин. — Может, и вы позволите себя подкупить и откажетесь от мысли об убийстве?

— Все зависит от тебя...

— Не смей выкручиваться, чтобы больше не возникло никаких недоразумений, — зловеще предупредила Шпулька спустя полчаса, когда все принялись за парадный обед. — И для начала будь любезен объяснить, откуда милиция знала, что мы видели этого вырожденца, залезающего в окно? Ведь мы-то отлично помним, что говорили об этом тебе одному!

— А я и не думаю выкручиваться, хотя, возможно, и надо бы... Я же просил оставить этого типа в покое. Он очень опасен и запросто мог вас обеих пристрелить.

— Так ты и это знаешь?

— Конечно.

Тереска недоверчиво поинтересовалась:

— Ты что, в милиции работаешь?

— Совсем нет. Работаю ассистентом на химическом факультете Политехнического института. Иногда еще кое-чем занимаюсь, но к милиции это прямого отношения не имеет. Зато есть у меня жуткое хобби: во все вмешиваться.

— А нам не разрешаешь...

— Я могу себе это позволить, а вы — нет. Да чего уж там, расскажу вам все честно, иначе ведь не отстанете. Еще одну оладью можно?

— Кончай подлизываться! Хоть все бери, только начинай рассказывать.

— Ну хорошо, — начал Робин не торопясь, тщательно подбирая слова. — В конце войны, когда немцы драпали с награбленным добром, нашлось трое молодчиков, решивших воспользоваться ситуацией. Дело свое они знали хорошо и нападали с умом — только на тех офицеров, у кого было что взять. Засады организовывали тщательно, действовали наверняка. Ну и разжились добром. Воспользоваться им собирались после войны, пока же надо было хорошенько припрятать свою добычу. И спрятать так, чтобы все осталось в тайне, желательно, сразу же после нападения. Вот они и прятали...

Робин перевел дыхание. Девчонки слушали как зачарованные, не сводя с него глаз.

— Здесь спрятали? — почему-то шепотом спросила Шпулька.

— Да, в этих краях. Под теми же каменными пирамидками. Им казалось — очень подходящее место, о мелините же они ничего не знали. Ясное дело, друг другу эти типы не доверяли, и поэтому каждый раз после удачного налета делили награбленное на три части, не обязательно поровну, и каждый прятал свою долю в только ему одному известном месте. Сущест-

вовала такая старая партизанская карта, на которой были обозначены тайники партизан. В них они хранили взрывчатку, оружие, снаряжение, боеприпасы. И мелинит в том числе. Бандиты раздобыли эту карту и пользовались ею, отмечая на ней свои тайники собственными знаками. Шифром, так сказать. Карта была так потрепана, на ней было столько всевозможных условных обозначений и непонятных значков, что постороннему человеку прочитать ее просто не представлялось возможным. И все-таки позднее, когда военные занялись разминированием территории, она очень пригодилась. Слушавшая с огромным вниманием Тереска вдруг беспокойно зашевелилась:

— Что-то слишком много ты пропускаешь. Как именно пригодилась? И у кого она все-таки была: у военных или у тех бандюг?

— Сначала у бандюг. Но один из них в самом конце войны погиб, и при нем нашли ту самую карту. То есть, если в хронологическом порядке: сначала карта, естественно, была у партизан, потом, очень недолго — у этих... военных грабителей, а потом ее заполучила наша армия. Вся эта грабительская эпопея разыгралась под самый конец войны, длилась всего несколько недель во время панического отступления немцев и в жуткой неразберихе, вот никто ничего толком и не знал. Из троицы разбойничков один, как я уже сказал, погиб, второй угодил в тюрьму за разбой вскоре после войны и умер в заключении. А третий, самый молодой, пропал.

— Как это пропал?

— Точно неизвестно. Может, удрал за границу, может, сменил фамилию, во всяком случае, никто не знает, что с ним сталось.

— Вряд ли это наш, — вмешалась Тереска. — Слишком молод.

— Да, ваш уже четвертый. Он как-то пронюхал о закопанном добре, узнал, так сказать, из вторых рук. История довольно запутанная, но по всей вероятности, дело обстояло таким образом. Кое-что удалось восстановить. Тот грабитель, что умер в тюремной больнице, перед смертью открыл свою тайну соседу по койке. Соседом оказался старый опытный вор со сломанной ногой. Сломал он ее, удирая от погони после очередной кражи, был схвачен и угодил прямиком в тюремную больницу. Вышел на волю только через несколько лет, мечтал, конечно, завладеть сокровищами, но оказалось это не так-то просто. Во-первых, умирающий не мог точно назвать места, где зарыл награбленное, ну, во-вторых, мешал возраст и негнущаяся нога. Годы прошли, пока этот вор смог найти подходящего человека. Ведь не всякому же можно довериться? Доверился, значит, и сразу умер...

— Своей смертью? — тут же подозрительно спросила Шпулька.

— Как нельзя более. Было ему уже за семьдесят, и здоровье никуда не годилось. А достойным доверия как раз оказался этот ваш тип. Очень достойный преемник, несколько раз уже сидел в тюрьме, в том числе и за разбойное нападение. Выйдя последний раз на свободу, немного переждал и приступил к раскапыванию камней. Результаты его деятельности вам известны. Вот и вся история с начала и до самого конца.

Тереска со Шпулькой долго молчали. Подумав, Тереска категорически заявила:

— И вовсе не вся. Ты и половины не объяснил. Вот этот... участник разбойного нападения. У него же был сообщник. Где он? Какова его роль в этом деле?..

— А ты откуда знаешь, что был сообщник? — прервал ее Робин.

— Как же, ведь тогда на озере разговаривали двое.

— С чего ты взяла, что разговаривали именно они? Могли быть совсем посторонние люди.

Тереска не стала с пеной у рта доказывать свою правоту.

Ведь допустили же они со Шпулькой ошибку, считая сообщником аристократа. Могли и снова ошибиться...

— А кто тут шуровал в наших кастрюлях? — воинственно вскричала Шпулька. — Вчера, у палатки. Дух усопшего вора?

— Вот именно! — оживилась Тереска. — Кто?

— Ох и настырные же вы! — пробормотал Робин, слегка смутившись. — Ладно уж, так и быть, скажу. Вашими кастрюлями занялся я сам. И вовсе там не шуровал, просто бросил камень. Надо же было как-то отвлечь вас от этой ямы хоть на минутку.

Тереска смертельно обиделась.

— Ну, знаешь...

Шпулька тоже осуждающе посмотрела на Робина. По ее мнению, он выглядел до неприличия довольным. И совсем не похоже, что раскаивается в своих поступках.

— За содеянное надо расплачиваться, — вынесла она приговор. — Тереска права, слишком многое тут непонятно. Откуда у аристократа карта? Кстати, она — та самая?

— Та самая.

— Где же он ее взял?

Казалось, Роберт смущался все больше по мере допроса.

— У моего отца, — вынужден был он признаться. — Я вам уже говорил, мой отец сражался в этих краях. А военные пользовались этой картой после войны. После разминирования она уже была не нужна, вот и отдали ее отцу на память... К нему обратились уже потом, когда всплыло дело о сокровищах. Ведь он отлично знал эти края и был тут во время войны, и вскоре после нее. Ну, а отец как бы делегировал меня, ведь мне здешние места знакомы не хуже. С самого детства мы вместе с ним часто здесь бывали и изучили каждый клочок берега, без малого каждый камень, дерево, каждую лужу...