— И с генералом — хрен. Достали все!..
История повторялась вновь. В первый раз гражданина Иванова Ивана Ивановича за попытку рассказать правду, похожую на фарс, смертным боем била братва. А теперь... А теперь черт знает кто. Но все равно до смерти...
— Похоже, они убили его, — доложил боец, проводивший слуховую пеленгацию.
— Как так убили?
— Так и убили! Насмерть.
— Ну-ка дай сюда свою бандуру.
Майор Проскурин потащил из рук бойца «пушку» — длинный, как ствол винтовки, и даже с откидным прикладом и мушкой микрофон, снимавший микроколебания со вздрагивающего от человеческих голосов оконного стекла.
— ...Ну что?
— Ничего. Совсем ничего.
— Но пульс-то есть?
— Вроде есть... А вроде и нет... Не пойму. Крепко ты его... Бубнили в наушниках чужие, не догадывающиеся, что их прослушивают, голоса.
— И что будем делать дальше?
— Не знаю. Надо генералу доложить. И рассредоточиваться отсюда, пока не поздно.
— Ас этим что делать?
— Если все-таки сдох — зароем где-нибудь по дороге. В лесопосадках. Там его ни одна живая душа сто лет не на дет. Туда ему и дорога. В лесопосадки.
— А генерал?
— Что генерал? Генералу самому впору рассредоточиваться.
— Он же приказывал, чтобы до него ничего...
— Скажем, что по своей инициативе помер. Что сердце выдержало.
— Ну разве что сам...
— Тогда так. Слушай мое приказание. Этого, живой он или мертвый, заворачивай в какие-нибудь тряпки, шторы или там ковер и тащи к выходу. В доме все подчисти. И передай личному составу, чтобы были готовы к эвакуации через сорок минут. Приказ ясен?
— Так точно!
— Ну тогда действуй...
Майор досадливо сбросил с ушей наушники.
— Что там? — спросил подхвативший микрофон боец.
— Хреново там. Линять они собираются.
— Куда?
— На все четыре стороны! А ты слушай, слушай. Тебя здесь слушать поставили!
Боец надел наушники. Майор вытащил из внутреннего кармана пиджака мобильный телефон и, отойдя в сторону, набрал номер генерала Трофимова.
— Товарищ... Иван Михайлович.
— Ты где?
— Все там же. Я на даче.
— Понял. Что у тебя? На даче.
— Боюсь, наша помощь запоздала.
— То есть?
— У нашего приятеля, того, что заболел, резко ухудшилось состояние.
— Насколько серьезно?
— Очень серьезно. Боюсь, что больной не выживет.
— А его друзья?
— Друзья с дачи хотят уйти. И его прихватить.
— Когда?
— Минут через сорок.
— Черт! Сколько друзей возле больного?
— Как и прежде, пять. Пять друзей.
— Вы способны оказать помощь... больному своими силами?
— Будет зависеть от обстоятельств. Но дополнительные силы нам бы не помешали.
— Тебя понял. Помощь прибудет. Если успеет. На всякий случай будь готов к самостоятельным действиям. Как там у тебя с медицинским обеспечением?
— С обеспечением более-менее нормально. Расходных материалов маловато. Ну там одноразовых шприцов, бинтов, йода... Если операция затянется, боюсь, их может не хватить.
— Понял тебя. Расходные материалы захвачу. Вплоть до хирургического инструмента и наркоза. Так что жди меня минут через 30-35. Сам в дело не ввязывайся. Если опоздаю — действуй по обстановке...
— Вы сами тоже будете?
— Буду! Жди!
Майор убрал телефон и вызвал «замка».
— Товарищ майор, заместитель командира капитан Свиридов по вашему приказанию...
— Вот что, капитан. Я тут генералу звонил. В общем, готовься к операции. Прикинь, как бы можно было половчее выдернуть тех ребят с дачи. По возможности, без стрельбы и лишних свидетелей. Кстати, как там с соседями?
— С соседями все в порядке. В ближайших, с окнами, выходящими на дачу, домах никого нет. С автострады дача не просматривается. Дорожку, по которой местные ходят в магазин, мы взяли под контроль. Так что вероятность утечки информации сведена к минимуму.
— Все равно желательно без шума.
— Если без шума, то лучше внутри. В доме.
— Ну, значит, в доме. Осмотри подходы, определи пути проникновения, организуй страховку... Ну, в общем, ты лучше меня знаешь, что делать. Справишься?
Капитан в ответ неопределенно пожал плечами.
— Каким временем я располагаю?
— Никаким не располагаешь. О готовности доложишь через пятнадцать минут.
— Но... товарищ майор... Пятнадцать минут...
— Что такое? Что ты там мямлишь?
— Товарищ майор! За пятнадцать минут поставленную задачу выполнить невозможно. Пятнадцать минут мало, — доложил капитан. — На выполнение данной задачи в полном объеме требуются несколько часов и втрое больше личного состава. Данная задача...
— Пятнадцать! И ни секунды больше! Потому что через тридцать пять минут они уходят. А нам еще на исходные выходить. Все! Повторите приказание.
— Есть доложить через пятнадцать минут!
— Ну вот так-то лучше будет.
— Разрешите идти?
— Иди, иди. Слышь, что у тебя нового? — обратился майор к «слухачу». — Что там у них происходит?
— Судя по шумам, какие-то передвижения на втором этаже.
— Какие передвижения?
— Точно сказать не могу. Шорох шагов, шуршание ткани...
— Какой ткани? Каких шагов? Где те шаги ходят?
— Не знаю.
— Ну так узнай! На хрена мне «слухачи», которые ни черта не слышат! Старухи в коммуналке больше слышат. Причем без всяких там «пушек»! Ты мне доложи, кто из них куда перемещается! И где они останавливаются. Скажи, сколько их, в каком помещении располагаются. Если не хочешь, чтобы я тебе голову вместе с наушниками отвинтил! Понял?
— Так точно! Понял.
— Ну так действуй. Личному составу через полчаса на штурм идти, а я не знаю местоположение противника! Я так пол-отделения не за хрен собачий положу! Слушай, «слухач». Слушай. В каждое окно, в каждую щель своими ушами влезь! На тебя теперь вся надежда. Только ты теперь можешь нас от лишних потерь уберечь! Слушай, «слухач»! Слушай...
Иван Иванович очнулся. И снова в темноте. На этот раз темнота пахла пылью и шерстью. И еще эта темнота была очень тесной. Такой, что рукой не пошевелить.
— Подняли! — скомандовал голос. Темнота качнулась, поднялась, оторвала Ивана Ивановича от пола и вознесла его вверх.
— Понесли.
Двое бойцов, вскинув на плечи объемный, плотно скатанный рулон коврового покрытия, двинулись по лестнице вниз.
— Направо.
— Еще направо.
Рулон крутили в узком проеме лестницы, тычась его концами в стены и в перила.
— Опускай.
Рулон уронили и откатили к стене.
— Тяжелый гад.
Лестница была лишь малой частью пути, который предстояло преодолеть на чужих плечах ковровому покрытию.
— Что там на улице? — спросил капитан Борец наблюдателя.
— Все чисто.
— Уверен?
— Так точно. Отсмотрел местность по всем направлениям. Никакого шевеления. Ни машин, ни людей. Вообще никого. Даже собак не видно...
* * *
— Собак нейтрализовали? — спросил майор Проскурин.
— Нейтрализовали.
— Всех?
— Со стороны подходов всех. До одной.
— Трупы собак собрали?
— Да, практически полностью.
— Что значит практически?
— Одна собака лежит вне нашей досягаемости. На хорошо просматриваемом со всех сторон месте. Если мы пойдем за ней сейчас, нас может обнаружить противник. Мы уберем ее после, сразу после завершения операции.
— А остальные?
— Остальные здесь, — боец кивнул куда-то в сторону. Собаки были свалены в небольшую, наспех вырытую яму и прикрыты свежесрубленными ветками. Всех их настигли пули, выпущенные из одной и той же снайперской винтовки с глушителем. Собак надо было убрать. Иначе они в самый неподходящий момент, заметив посторонних людей, могли поднять лай и тем указать противнику направление угрозы. Выдать присутствие выходящих на исходные позиции бойцов. Жизнь собак не перевешивала жизни людей, что и предрешило их участь.
— Только не забудьте убрать трупы, — напомнил майор.
— Уберем. Потом. Когда все закончится.
— Не надо, когда закончится. Надо сейчас. Пока есть время и возможность. Что будет «потом», ни вы, ни я не знаем. А лишний след оставлять негоже. Вам ясно?
— Так точно!
— Шохов. Ко мне.
— По вашему приказанию...
— Возьми мешки, сложи туда собак и отнеси в машину. И кровь землей засыпь.
— Есть.
— Да, не забудь проследить, чтобы потом убрали ту, соседскую, которую не достать. Лично отвечаешь.
— Так точно!
Оставлять собак с похожими друг на друга огнестрельными ранениями и с одинаковыми пулями в телах было опасно. Собак надлежало вывезти в укромное место, пули из тел вырезать, а выпотрошенные тела сжечь.
