Мгновенно спрыгнув с кушетки, я нашла глазами следователя – он находился рядом с медсестрой, и они что-то обсуждали, видать, мое плачевное в плане головы состояние, – и тут же с места в карьер задала настолько мучивший меня вопрос:
– Как вас зовут?
Оба уставились на меня ну просто сумасшедшими глазами. Их можно было понять: то я лежала, извините, как бревно, а тут вдруг ни с того ни с сего вскочила, глаза выпучила и давай дурацкие вопросы задавать.
– Вы видите? – испуганным голосом обратился следователь к сестре. – У нее уже амнезия! Что же делать?
Его голос так дрожал, что я, испугавшись того, что он сейчас разрыдается как младенец или же последует моему примеру и грохнется на пол без чувств, скорее попыталась его успокоить:
– Нет-нет! Я все помню! Вы следователь Акунинский, к тому же в два раза старше меня…
– Что же вы притворяетесь? – грозно рыкнул он.
– Я не притворяюсь. Вы же так и не представились!
– Борис Николаевич к вашим услугам, гражданка Образцова, – с намеком на сарказм ответил-таки товарищ следователь. – А теперь попрошу не тратить больше понапрасну мое время и вернуться в кабинет. Или, если вы плохо себя чувствуете, приходите завтра.
– Нет-нет! Я уже готова отвечать на все ваши вопросы!
И мы с другом следователем вернулись в его комнату. Там он сел за видавший виды стол и сверился с часами.
– Долго же я с вами провозился. Ко мне должен человек прийти для дачи свидетельских показаний. – Борис Николаевич прочистил горло. – Итак, вы остановились на том, как завалились в кусты.
– Ах да! – неимоверно обрадовалась я, вспоминая тот случай. – Ну вот, я, значит, пощупала его…
– Кого вы пощупали?
– Я ж говорила, труп я пощупала.
– Зачем?!
– Как это – зачем? Чтобы проверить, что это труп, конечно. Ну там, за руку, за ногу. Потом заорала, следом – завыл волк и пролетела ведьма.
– Стоп! Стоп! Сто-оп! Какая нога? Какой такой волк?! Какая ведьма?!
В общем, выгнали меня с позором, перед тем отругав и велев передать какому-то Хрякину, чтобы зашел. Кто этот Хрякин и куда конкретно его нужно послать, уточнить я не рискнула.
Сразу за кабинетом на одиноком стульчике примостился мужчина лет тридцати или чуть меньше.
– Вы – Хрякин?
Мужчина обратил ко мне свой задумчивый взор и показался мне при этом очень знакомым. Где я его могла видеть?
– Да, я.
– Пройдите к следователю.
И голос знакомый. Ну да бог с ним.
Стрелки часов показывали полдвенадцатого. Сердце радостно заколотилось – наконец-то я на свободе! Меньше всего хотелось идти домой, и я направилась к Катьке.
Дверь мне открыли с девятнадцатого звонка: подруга, конечно же, спала.
– Ну, Юлена! Едрит твое коромысло! Знаешь ли ты, во сколько я прибыла домой? В шесть! Думаешь, утра? Ага, вечера следующего, то бишь вчерашнего дня. Пока то, пока се… Короче, спать легли поздно. Ой, башка болит! – Подруга держалась за виски и выглядела при этом весьма плачевно. Впрочем, сама виновата: я вот не пью и ощущаю себя бодрым огурцом.
– Пить надо меньше, – парировала я и прошла в комнату.
– Ты из дома?
– Не-а, от Бориса Николаевича! – гордо возвестила я и посвятила ее в сегодняшнее приключение.
Посидели мы с ней с час, потрепались, в основном про гулянку. Оказалось, я пропустила много занятного. Моя Катька подралась с однокурсником Женькой, парнем нехрупким, спортивным, имеющим даже, по-моему, какой-то пояс по карате. Женька, кстати, лучший друг Паши Самойлова.
– Ненавижу этого придурка! – раскраснелась Екатерина, вспоминая момент ссоры. – Жалею, что ваза пролетела мимо его головы! Я ведь так тщательно целилась!
Да-да, знаем. Эти двое настолько ненавидят друг друга, что все остальные, включая и меня, считают это офигительной любовью. Короче, от Катьки я ушла в полной уверенности, что гулять нам скоро на их свадьбе. А вот я не влюблялась в своей никчемной жизни еще ни разу, и, видимо, мне не суждено уже познать все прелести этого неземного чувства.
С этими пессимистичными мыслями я и подошла опять к прокуратуре – путь от Катиного дома к моему лежит мимо нее, родимой. Тут я обратила внимание на фигуру, вышедшую из дверей. Это был, несомненно, тот самый Хрякин, что сидел тогда в коридоре. Выйдя из злополучного здания, он направился к потрясному черному «БМВ». Я подходила все ближе и настигла парня, когда он открывал переднюю дверцу автомобиля. Вот тут-то я и узнала его по-настоящему.
Хрякин наконец заметил меня.
– Привет! А я тебя сразу узнал. Это ведь ты ночью в той деревушке на дороге околачивалась?
– Я. Тебя я тоже сразу узнала. – Зачем я соврала? Странно, раньше за мной такого не водилось. Просто хотелось показать ему, что у меня хорошая память на лица. А какая разница, что он подумает обо мне?
Что ж, приходится констатировать, что парень мне понравился. Да и как он может не понравиться? Высокий, широкоплечий, стильно одетый и хорошо причесанный брюнет! Да, совсем некстати я сетовала на то, что никогда не влюблялась.
Так, Юлька, я – твой мозг, слушай мою команду. Наскоро прощайся и отползай восвояси. Темная он личность.
– Тебя подвезти на этот раз? – Он улыбнулся, но глаза оставались грустными.
«Нет!»
– Да, если нетрудно.
«Что-о? Офонарела совсем?»
Он забежал вперед, галантно открыл передо мной дверцу, когда я села, захлопнул ее и, резво перескочив через бампер своей машины, плюхнулся на водительское сиденье.
– Куда едем? – повернулся он ко мне, и от его взгляда обожгло щеку.
Еле ворочая языком, я назвала адрес, и мы поехали.
Когда я стала костерить себя на все лады за то, что не додумалась назвать какой-нибудь более дальний адрес, Хрякин спохватился и протянул мне свою руку.
– Николай, можно просто Коля.
– Юля. – «Можно просто дура», – чуть не добавила я.
По дороге он бодро рассказывал про свою работу. Вроде в банке каком-то главенствует. Не знаю, я не слушала. Что я делала, спросите вы? Разумеется, разглядывала своего нового знакомого. Тогда ночью я жестоко ошиблась насчет приятной внешности – Николай был чертовски красив. Жгучие черные волосы, чарующие зеленые глаза, пленительные, хорошо очерченные губы… Тьфу, как пошло я выражаюсь! Прям как в непристойном бульварном романе, честное слово.
Внезапно он посмотрел на меня, и губы его расплылись в сумасводящей голливудской улыбке, обнажая ряд ослепительно-белых зубов. Я готова была повторно за сегодняшний день свалиться в обморок, но до меня вдруг дошло, что мой сказочный принц задал мне вопрос.
– Что, прости?
– Я говорю, что же могло привести такую очаровательную девушку в прокуратуру?
– Ах, это… Ну, это… для свидетельских показаний. Это ведь я нашла его.
Улыбка с его лица тут же пропала, уступив место печали и затаенной обиде на судьбу.
– Так это ты обнаружила Саню?
– Кого? А, Крюкова – да, я. Так ты был знаком с трупом? Ой, прости, с убитым.
Немного помолчав, он ответил:
– Да. Саня был моим лучшим другом. Мы дружили с детства. – «БМВ» плавно сворачивал в мой двор. Только сейчас я заметила, что к дому мы ехали почему-то в объезд, но спросить об этом не решилась. – Это для меня большая утрата, – произнес он с горечью в голосе.
– Я тебя понимаю. У меня тоже есть подруга детства, мы и дня друг без друга не можем прожить, – поддержала я беседу, всем сердцем жалея мужчину своей мечты.
Он остановил автомобиль прямо у подъезда. У моего. Не мистика ли это? Номер подъезда я не называла.
Стоило моим ногам коснуться земли, я не удержалась и вновь на него посмотрела. Коля одарил меня своей коронной ослепительной улыбкой (хоть стой, хоть падай) и подмигнул. Я почувствовала, как уголки моего рта стали приближаться к ушам, а рот, безо всякого моего на то желания, взял да и открылся.
«Не дури!» – одернула я сама себя и закрыла его.
Мы тепло попрощались, и он уехал. Уехал. А я осталась.
От одной мысли, что я его больше никогда не увижу, в горле встал ком, на глаза навернулись слезы. Тут колени подогнулись, и последнее, о чем я подумала, было: «Идиотка, хоть бы номер запомнила!» – имея в виду «БМВ».
Спокойно умереть мне не дала противная соседка, изловчившаяся выйти погулять со своим пуделем как раз в момент моего приседания. Перебирая всех святых и нагоняя чертей на «ментов окаянных», которые измучили бедного ребенка – то бишь меня, – доведя до голодного бессилия, несчастная старушка умудрилась дотащить меня до второго этажа, то есть не то чтобы дотащить – скорее, проводить, потому что шла я сама, но сильно на нее облокачивалась. В оправдание скажу, что мне было очень стыдно прибегать к ее помощи, но после поездки с Хрякиным мои ноги действительно ослабли.
Прибытия моего никто не заметил – родители были заняты спором. Папа перелил из трехлитровой банки остатки варенья в пол-литровую, не заметив нахождения в последней гордо прячущихся от посторонних глаз пятисот рублей, из-за чего мать ругала его уже битый час, возрождая из недр своей необъятной памяти все старые обиды.