Ознакомительная версия.
Ворона вспархивает в комнату и цепляется когтями за водопроводный кран.
Фррр! Он стремительно увеличивается в размерах. Черт! Он превращается в змею! Анаконду!
Но в ту секунду, как я это понимаю, змея пропадает, и на ее месте сидит кролик.
— Асмодей! Ты что?!
— Простите, ясновельможный пан! Я перепутал заклинания!
Кролик стремительно начинает раздуваться в размерах!
О боже мой! Он превращается в слона! Он меня раздавит!
— ..! — ору я.
На месте недовыпеченного слона стоит Асмодей, в этой своей поганой хламиде. Двоечник нашелся на мою голову! Домашние задания надо было учить! Что он делал, когда в школе изучали заклинания? Молодым бесовкам под юбки лазил?
— Сними с меня браслеты, — командую я.
— Как?
— Как хочешь! Что, не умеешь снимать браслетов?
Асмодей тупит глазки.
— Когда мы проходили в школе цепи и колодки, — шепчет он, — я болел гриппом… Я не помню заклинаний…
— Тогда принеси ключи! Воровать ты умеешь! Асмодей начинает таять.
— Стой!
Поздно! В дальнем конце коридора слышны шаги. Это по мою душу. То есть по мою душу пришел Асмодей. Те придут по мое тело. Черт! Если они меня прикончат, то и бес будет рядом, чтобы доставить меня по назначению!
— Асмодей! Помоги мне! Что-нибудь ты, сволочь, можешь сделать?
— Превратить вас в ворону, — советует Асмодей.
Гм. Если я стану вороной, то моя лапка сама собой выскользнет из наручников… Однако этот двоечник…
Снаружи скрипит замок.
— Превращай! — кричу. — Е… твою мать! Бах! Трах! Мне показалось, что пол летит ко мне навстречу и сейчас как по мне вмажет! Не вмазало! Я открыл глаза — пол в десяти сантиметрах подо мной, и шея моя такая гибкая-гибкая. Я гляжу вниз — под шеей лапки, такие зелено-серые, поворачиваю голову влево — мама! Там панцирь!
Этот прогульщик превратил меня в черепаху! Дверь в номер распахивается. На пороге стоят Лешка Горбун, красный амбал и еще кое-какое бандитское ассорти.
— Бля! Убежал, скотина, — орет красный амбал.
— Обыщите ванну, — командует Лешка Горбун. Вот псих! Ну спрашивается, зачем ему обыскивать ванну? Куда в этой ванне может спрятаться мужик ростом метр восемьдесят пять? Амбал, оттопырив задницу, лезет под ванну и, конечно, выволакивает меня. То есть он не знает, что это я. Он думает, что выволакивает черепашку. Я от страха — вдруг признает — скрючился и голову сунул под панцирь.
— Гля, — говорит амбал, — зверюшка. Откуда она тут?
И с досады хочет швырнуть об стенку. И в этот момент внизу раздаются шум и торжествующие выкрики:
— Словили голубчика!
Дверь ванной распахивается, и вводят — мать честная! — вводят меня.
Я вытаращил свою черепашью голову из кармана амбала и стал смотреть.
Я — то есть не я, то есть это было одето точно так же, как я, и рожу имело такую же.
Тут я сообразил, что это должен быть Асмодей. Больше некому. Похоже, что им, бесам, так же легко переодеть тело, как людям надеть другой пиджак. Караул! Принял, сволочь, мое обличье, документы прикарманил, меня в черепахи определил, и будет эта гнусь теперь жить в России и подыматься вверх по лестнице чинов и званий. Может, министром станет, а может — президентом. И тут я представил себя — то есть его — в роли президента, и мне показалось так сладко-сладко… Но потом я подумал, что с моей творческой биографией ему президентство не светит. Эта гнида, скорее, какого-нибудь Чубайса в черепаху превратит и на себя его личину напялит. И я буду, таким образом, совсем ни при чем, и рожа не моя, и душа чужая. И тут мне так горько-горько сделалось, что я этакую гниду в мир пустил, что я чуть не крикнул на всю комнату: «Я здесь — а это самозванец!»
А беса — то есть меня — тем временем шварк на пузо перед Горбуном.
— Ты чей такой крутой? — спрашивает Горбун, — тебя кто послал мне праздник портить?
Я-не я — молчу. А чего ему, фраеру позорному, говорить? У него ж последняя информация о нашем мире датирована 1395 годом.
— Простите, — говорит мой бес, — ясновельможный пан, это случайно вышло.
— Случайно только гуси трахаются. Кто тебя послал?
Бес мнется. Он не знает, что отвечать. Вероятно, в 1395-м крутые ребята вели себя иначе.
Горбун вынимает из кармана здоровенный «люгер» и бьет беса рукояткой «люгера» по зубам. Кусочки перламутра с рукоятки и зубы отскакивают в разные стороны.
— Кто тебя послал мне праздник поганить?
— Он сказал — Князь, — подает голос красный амбал.
Я не сказал — Князь! Я сказал, что я из бригады Князя!
— А остальные что говорят? - Бандиты прячут глазки.
— Да нежные они больно, — подает голос один. — Передохли, как пион при заморозке. Е..! Они завалили моих ребят!
— Откуда Князь знал о бабках?
Бес молчит и хлопает ресницами. Черт. Я и не знал, что у меня такие красивые ресницы.
Красный амбал заходит сзади и надевает на голову бесу полиэтиленовый пакет. Пакет крепко скручивают, так, чтобы пациент не мог дышать. Вот сейчас он начнет дергаться и задыхаться…
Бес не дергается и не задыхается. Он сидит и спокойно посматривает на народ сквозь плотный, полупрозрачный пакет.
Проходит минута, другая, третья.
— Сорви пленку, — орет Горбун, — а то он сейчас копыта откинет!
Пакет срывают, и бес сидит под пакетом свежий, как персик из рефрижератора.
У черепашьего зрения, оказывается, есть свои особенности. Во-первых, я вижу мир в черно-белых тонах. Наверное, когда господь творил черепах, инженеры еще не подкинули ему идею цветного кинескопа. Во-вторых, периферическое зрение у черепахи шикарное. Оно классом выше, чем у шестнадцатикамерной системы наблюдения, которую Князь недавно завел на своей дачке. Я вижу все, что происходит впереди меня, все, что сбоку, и немножечко из того, что происходит сзади.
Этим-то своим шестнадцатикамерным зрением я вижу, как один из помощничков Горбуна приносит паяльник и удлинитель.
— Ну что, детка, — ласково спрашивает Горбун, — Князь тебя послал по мою душу или за чемоданчиком?
— Да ничего такого не было, — говорит бес, — а просто один человек попросил меня принести этих бумажек, я поглядел, где их можно достать, и принес.
— Какой-такой человек?
Бес глупо хихикает и изрекает, падла:
— Да вон он, в твоем кармане, — и кивает на мою черепашью физиономию.
— А парень-то уже того, тронулся, — комментирует амбал.
— И думать нечего, — заявляет Горбун, — это работа Князя. — Вечно у него такие придурки в банде. Обиделся, значит, на меня за Полесск. Ладно. Я ему такой Полесск устрою. Я его урою. Я его…
И Горбун в кратком, но исчерпывающем выступлении разъясняет любопытным слушателям, что именно он сделает с Князем. Некоторые его обещания явно не правдоподобны с физиологической точки зрения.
— Бывайте, ребятки, — говорит Горбун и делает ручкой.
— А этого?
Горбун проводит рукой у себя под подбородком.
— В Москву! — кричит Горбун, как три чеховских сестры. — Мне нужен Князь, а не его «шестерка». Слышь, Лось? Кончишь с этим — и в Москву.
Дверь за Горбуном захлопывается.
Лось — то есть амбал — переводит свой «люгер» на автоматический огонь и начинает стрелять. «Люгер» без глушака. Шум стоит обалденный. Отработанные гильзы сыплются на пол, как пшеница из элеватора. Я (то есть бес) становлюсь похожим на дуршлаг. Это очень неприятно, когда тебя расстреливают на твоих же глазах. Если этот бес просто прикинулся мной, это его дело. Но если это и вправду мое тело, то моя душа просто на глазах лишается жилплощади.
Лось опустошает магазин и перестает стрелять.
Бес стоит у стенки и кротко моргает. Из него хлещет, как из простреленного нефтепровода. Затем он встряхивается, шепчет чего-то и стоит целый и невредимый.
— Е… — говорит Лось, — и пуля его не берет! Ну ладно, я пока раздумал стрелять.
Бес берет своей правой рукой левую руку, и левая вдруг отнимается от плеча. У беса, впрочем, тут же отрастает новая, а левая рука превращается в обломок водопроводной трубы.
— Мама! — говорит Лось, от изумления забыв более ядреные выражения. И тут же экс-конечность обрушивается ему на голову. Лось вырубается.
Любитель стирки и глажения бросается к дверям. Правая рука беса растет с непостижимой скоростью, обгоняя бегущего бандита. Пальцы беса смыкаются на его макушке в тот момент, когда он уже возится с дверью, удлиняются, чтобы было удобней держать, и — бац — голова бандита с приличным даже для СУ-27 ускорением сталкивается с дверной фанерой. Обе пришедшие в столкновение стороны несут тяжелые и невосполнимые потери. Дверь раскалывается. Бандит падает затылком о пол. Он вот-вот отдаст душу… гм, я теперь сомневаюсь, что он отдаст душу Богу.
Бес шепчет заклинание, и я опять превращаюсь в человека.
— Ну что, пошли, — говорит Асмодей.
Ознакомительная версия.
