– Но ведь у игрушки должен быть цвет… – нерешительно перебил Курочкина менеджер. Он больше не теснил Дмитрия Олеговича к двери, а, наоборот, стал отступать.
– Правильно! – с энтузиазмом сказал Курочкин, двигаясь вслед за Лицом При Исполнении. Дискуссия приобретала интересный поворот, Курочкин даже временно позабыл о прицепившемся, как репей, дипломате. – Правильно! Однако вы забыли, что есть прекрасные пищевые красители… Кармин, алканнин, сахарный колер, в конце концов.
– Помилуйте, да мы ведь не сами выпускаем эти игрушки! – очкастый менеджер заметно встревожился. – Мы получаем их с Можайской фабрики, по договору на реализацию…
Дмитрий Олегович поскучнел: разговоры о производстве уводили дискуссию в сторону.
– Вот и отправьте их обратно в Можайск, – отмахнулся он. – Пусть попробуют энокрасители. Знаете, из выжимок ягод бузины. В них, правда, содержатся катехины, но при прочих равных условиях…
– Отправим, непременно отправим, – суетливо поддакнул менеджер. – И про бузину скажем, и про дядьку… Только давайте акт не будем составлять… – Как-то незаметно человек в синем халате с биркой предпринял вежливую попытку поднести его дипломат.
– Не надо, спасибо, – отклонил этот знак вежливости Курочкин, стараясь, чтобы крепкая привязанность дипломата к правому рукаву его пиджака не бросалась в глаза. Странные слова о составлении акта Дмитрий Олегович вообще не понял: не хочет менеджер – пусть и не составляет, ему-то что?
В сопровождении суетливого Лица При Исполнении Дмитрий Олегович миновал пыльное подсобное помещение, пересек коридор и вступил в торговый зал, где было не слишком многолюдно. Стайка долговязых акселераток громким шепотом обсуждала у витрины преимущества куклы Синди перед куклой Барби, а три продавщицы терпеливо обучали толстого противного мальчишку правилам общения с огромным радиоуправляемым танком. Толстяк-папа, обладатель мощного загривка и нескольких перстней на толстых пальцах, с умилением взирал на свое чадо. Чадо же высокомерно выслушивало инструкции, с видом наследного принца ожидая, когда ему будет вручен пульт управления.
– Может, чайку с нами?… – неуверенно предложил Курочкину менеджер, глядя на Дмитрия Олеговича снизу вверх. Наверное, глубина познаний Курочкина в пищевых красителях сыграла решающую роль.
– В другой раз, – вежливо отказался от чая Дмитрий Олегович. – Спасибо.
– Ага-ага, – заморгал менеджер. – К следующему разу мы все сделаем… Можете быть покойны…
Слова его были прерваны мелодичным звоном: толстый мальчик, заполучив в руки пульт, немедленно протаранил игрушечным орудием танка стеклянный прилавок. Менеджер заахал, кинулся на звон. Лучшей возможности уйти по-английски Курочкину бы и не представилось. Он вышел из дверей магазина, на зеленый свет перешел улицу, и уже там, на другой стороне, услыхал приближающиеся звуки сирены. Два новеньких милицейских «Форда» с фиолетовыми мигалками, взвизгнув тормозами, остановились у подворотни рядом с «Буратино». Захлопали дверцы.
Дмитрий Олегович отлично видел, как полдюжины спецназовцев в шлемах и с автоматами наперевес ринулись в подворотню и исчезли там. Курочкин почувствовал слабость в коленях, представив, что было бы, промедли он в том дворе хоть одну лишнюю минуту…
Собственно говоря, и сейчас медлить было нельзя. Кто-нибудь непременно догадается заглянуть в «Буратино» через подсобку. Служебных собак эти спецназовцы, к счастью, захватить не догадались, но и без собак будет совсем нетрудно взять след беглого типа с чужим дипломатом – особенно если он так и будет торчать на месте, уставившись на милицейские машины, как баран на соответствующие ворота.
Не мешкая, Курочкин двинулся по противоположной стороне улицы прочь от «Буратино», стараясь, чтобы его передвижение со стороны выглядело бы не паническим бегством, а этакой деловой трусцой озабоченного мелкого бизнесмена. По крайней мере Дмитрий Олегович полагал, что бизнесмены обязаны перемещаться именно так: им ведь некогда – надо успеть и к брокерам, и к дилерам, и с фьючерсами разобраться. Мир бизнеса всегда был для Курочкина неким средоточием загадочных иностранных слов, мягких кожаных кресел, сотовых телефонов и глянцевых рекламных журналов, предлагающих покупать невероятно красивые и абсолютно бесполезные вещи. Где-то на границе этого мира располагалась Валентина со своей бухгалтерией и с ее уверенностью, будто бы цент доллар бережет и семейный режим экономии – самый короткий путь к процветанию и подлинному достатку. Месяц назад, например, Валентина объявила, что единый проездной билет есть недопустимая финансовая роскошь для безлошадного фармацевта Курочкина, – в то время как пешая ходьба позволяет сохранить тонус и не выглядеть к пятидесяти годам старой развалиной.
Курочкин послушно отказался от проездного и стал ходить на работу тремя проходными дворами. Вечером ходить по ним было страшновато, разок Дмитрий Олегович едва не сломал ногу в одном из закоулков, но зато он выигрывал здесь в расстоянии и тратил меньше времени: тоже экономия, если угодно.
Как раз в полуквартале от магазина «Буратино» и злополучной подворотни располагался один такой экономный проход, ведущий сразу на соседнюю улицу. Ага, вот и он! Курочкин юркнул в неширокую щель между домами, сменил деловую трусцу на бодрый галоп и через пару минут был уже в другом месте. Тут милицейские сирены уже не были слышны, но Курочкин на всякий случай повторил свой проходной маневр и через подъезд жилого дома между булочной и ломбардом братьев Агаповых выскочил в уютный скверик неподалеку от Дербеневской улицы.
Только здесь Дмитрий Олегович смог, наконец, отдышаться после своего поспешного марш-броска. Из десятка скамеек в сквере занята была всего одна, на которой столетнего вида дедуля с «Правдой» на коленках мирно досматривал сладкие сны о светлом прошлом. Больше никого. Курочкин опустился на ближайшую скамейку и принялся освобождаться от зловредного гвоздика на дипломате. Операция на рукаве, сделанная без наркоза, прошла удовлетворительно. Дипломат отделен был от пиджачного рукава, а тот снялся с гвоздя с минимальными потерями – дырочкой столь незначительного размера, что Валентина могла бы ее просто не заметить.
Оставалось решить, как поступить с этим плоским чемоданчиком из подворотни, уже натворившим немало бед. Самым правильным поступком было бы оставить дипломат где-нибудь в пустынном месте; если там все-таки бомба, то, по крайней мере, пострадавших не будет. Ученый-экспериментатор внутри Курочкина вновь начал подзуживать Дмитрия Олеговича прежде ознакомиться с содержимым. Так, интереса ради. Ну уж нет! – благоразумно возразил себе Курочкин, сразу вспомнив о последствиях одного сегодняшнего любопытства. – Брошу! Где тут пустырь? В тот момент, когда Дмитрий Олегович уже определенно склонился к первому, самому здравому, варианту, Фортуна выкинула очередное коленце.
К тени Курочкина на асфальте незаметно присоединилась посторонняя тень, и чей-то наглый голос лениво спросил:
– Это чего тут у тебя, а, дядя?…
3
Голос был именно наглый – другого слова не подберешь. Он был по природе своей не приспособлен для нормальных выражений, типа «Который час?» или «Большое вам спасибо!», как не приспособлен мясницкий тесак для тонких хирургических операций. Когда Дмитрий Олегович случайно слышал в толпе такой победно-хамский тон, то предпочитал обойти опасное место, чреватое уголовщиной.
Курочкин медленно поднялся с места и обернулся. Внешность соответствовала голосу, даже с переизбытком.
Прямо на него в упор глядел приземистый, широкоплечий и длиннорукий человек лет сорока, как будто специально предназначенный для плаката «Их разыскивает милиция». Если бы Природе какой-нибудь доброжелатель вовремя шепнул, что венцом ее миллионнолетних стараний окажется такой вот тип с тяжелой челюстью и низким лбом, то Природа наверняка поставила бы крест на млекопитающих и вплотную занялась бы эволюцией кактусов. Как более перспективного вида.
– Ты че, оглох? – произнес венец творения. – Чего, говорю, у тебя?
С этими словами длиннорукий и низколобый млекопитающий сплюнул окурок на асфальт. Во рту тускло блеснули золотые коронки, которые во времена курочкинской молодости в народе называли фиксами. К фиксе непременно прилагалась финка.
– Это портфель-дипломат, – покорно ответил Дмитрий Олегович, ожидая появления финки. Он был уверен, что нож обязательно где-то в кармане приземистого типа.
– Вижу, что не велосипед, – пошутил фиксатый, вновь блеснув коронкой. – Ну-ка, покажь, чего там внутри…
Еще пару минут назад Курочкин почти убедил себя, что лучший выход из его положения – немедленно расстаться с опасной находкой. Но стоило длиннорукому выказать свой интерес к дипломату, как Дмитрию Олеговичу тут же расхотелось сбывать с рук плоский чемоданчик с неизвестным содержимым. И тем более – отдавать его в такие загребущие руки.
