пусть никто не прикасается! – распорядился он. – Этот таз завтра спозаранку отвезёшь в райцентр. Знаешь, где в Кипарово ветлаборатория? На Некрасова семнадцать. К восьми часам чтобы этот ливер был у них. Таз отдашь, а потом сразу же поедешь в районную поликлинику. Попросишь талон к инфекционисту. Понял?
Березинцев быстро написал сопроводительную бумажку, и с Русланом поехал к себе домой. Выйдя из машины у своего двора, он ещё раз напомнил:
– Ливер завтра к восьми утра – в ветлабораторию! Не подведёшь? А то, может, мне с тобой поехать, чтобы не заблудился?
– Нет, нет, Андрей Васильевич! Всё сделаю в точности! – клятвенно заверил Хахарнов. – Где ветлаборатория я знаю.
– На ночь выпей таблетки четыре тетрациклина и сделай на руки водочный компрес – обмотай их бинтами, намочи водкой и поверх надень полиэтиленовые пакеты, – направляясь к калитке, на ходу посоветовал Березинцев. Но в этот момент со стороны дороги его кто-то окликнул.
«Господи, этот день хоть когда-нибудь закончится или нет? Кого там опять принесло?» – оглянувшись, подумал он. В свете фар отъезжающей машины он увидел сельского библиотекаря Геннадия Поддавалова. Тот спешил в его сторону, помахивая скрученной в трубку газетой. Судя по всему, Геннадий шёл откуда-то из гостей. Стоило бы отметить, что Поддавалов в Даниловке личностью был весьма примечательной. Имея восемь классов образования, он был чрезвычайно начитанным и, можно даже сказать, всесторонне эрудированным человеком. Несколько лет назад по состоянию здоровья Геннадий уволился из колхоза, где немало лет «отбарабанил» механизатором и, неожиданно для всех, устроился библиотекарем вместо вышедшей замуж и уехавшей из села прежней библиотекарши.
В принципе, человек он был неплохой, но уж очень политически и общественно активный. Поддавалов выписывал кучу газет, и, начитавшись всяких и разных статей, кидался просвещать всех подряд, абы кто под руку подвернулся. Даже такое минутное дело, как визит в продуктовый магазин за хлебом или солью, для него оборачивался двух-трёхчасовой дискуссией с другими покупателями на предмет внутрироссийской и международной политики.
С неохотой остановившись, Березинцев воззрился на приближающегося к нему библиотекаря, в душе очень надеясь на то, что у Поддавалова прихворнула корова или занемог поросёнок. Но его надежды не оправдались и в самой малой степени. Геннадий, подойдя к нему, гневно вздохнул и риторически вопросил:
– Андрей Васильевич, ты слышал? Это, вот, что же творится-то, а?!! Ты представляешь, наши охламоны из правительства перестали финансировать космонавтику! Да! На станции «Мир» не работает куча систем жизнеобеспечения. Такие деньжищи вбухали в её создание, а теперь её, вроде бы даже, собираются затопить! О, как!
– Геннадий Станиславович, – мученически вздохнул Березинцев, – какая станция? Какой, к чёрту, «Мир»?!! Зарплату отдавали бы нам вовремя, а то, как бы, ноги не протянуть…
– Всё верно! Точно! – запальчиво подхватил библиотекарь. – С зарплатами – вообще, полное безобразие! Вон, в Москве шахтёры уже который день стучат касками на Горбатом мосту. Слушай, а может и нам, всем колхозом, вот так же, как и они, потребовать свои кровные? А то, вон, тоже задержки по месяцу и больше начались!
– Хорошо, я согласен. – Андрей обречённо кивнул. – Сейчас возьму свою мотоциклетную каску, мы с тобой пойдём к конторе, и будем там по очереди стучать… Только мне сначала надо бы зайти домой поужинать, а то сегодня я ещё и не обедал. Ну, а уж потом – да, пойдём, постучи-и-и-м…
– Ой, извини, Андрей Васильевич! – засмущавшись, спохватился Поддавалов. – Говоришь, ещё даже не обедал? Но… Понимаешь… Душа-то кипит! Ой, что творится, что творится… – скорбно повторил он, уходя в густые сумерки.
Когда Березинцев вошёл в дом, ему навстречу из залы вышла Ольга. Она окинула мужа сердитым взглядом и иронично поинтересовалась:
– Что, уже в третий раз разогревать?
– Если не затруднит… – устало ответил Андрей, протирая руки ватным тампоном с дезраствором.
– У Хахарнова, и в самом деле, что-то серьёзное? – зажигая конфорку газовой плиты и, принюхиваясь к едковатому запаху спиртово-альдегидной фракции, спросила Ольга.
– Похоже на то… – Березинцев пожал плечами. – По некоторым признакам – как бы, даже, сибирка. Случай, вообще, непонятный. Ну, я на всякий случай наказал Хахарнову, чтобы ливер он отвёз в лабораторию – мало ли чего?
– Ой, Андрюха, наживёшь ты себе беды с этой своей дурацкой работой! – в голосе жены звучала нешуточная тревога. – Не дай бог, посадят. Кстати, два раза тебя уже пытались отправить на нары. Как бы в третий раз не сбылось! И что я тогда одна буду делать? Трое детей, да мои старики – тоже, как дети малые… На что жить-то будем? На мои копейки, да на их «министерскую» пенсию?
– Не посадят… Всё будет нормально! – заверил Березинцев, мысленно поймав себя на том, что внутренне в этом вдруг и сам засомневался.
* * *
Опаснее всего те злые, что не совсем лишены доброты
(Франсуа де Ларошфуко)
Утро следующего дня началось вполне позитивно. Прибежав часу в шестом на колхозную ферму (Андрей числился на полставки ещё и и.о. главветврача ТОО «Даниловское»), он закончил свои дела меньше чем за час. На дойке новых коров-маститчиц не выявилось ни одной, а те, что болели ранее, явив свой коровий энтузиазм, уверенно шли на поправку. Среди молодняка, тоже, всё было благополучно. Претензий не предъявляла даже привередливо-занудливая передовая телятница Зинаида Силаева, которой вечно казалось, будто Березинцев самые лучшие и надёжные лекарства тратит исключительно на другие группы, а вот её «телятишечкам» достаётся только то, что «ни в одно место, ни в Красну армию».
Уже направляясь домой, Андрей столкнулся в воротах коровника с зав МТФ Фёдором Зазнобиным, с которым был, пусть и не в дружеских, но во вполне приятельских отношениях. Тот лет шесть назад работал механиком закрывшегося в Даниловке филиала районной РТССТ (ремонтно-технической станции сельскохозяйственной техники) и, по совместительству, штатным бабником своей конторы. Теперь же, став завфермой, свои донжуанские таланты он являл здесь. В принципе, мужик он был не из худших. Самое главное, преду на фермовских, даже с кем и не ладил, слишком уж рьяно не «стучал».
К тому же у Зазнобина было одно очень ценное достоинство: он знал всё (ну, или почти всё) обо всех, кого знал. Можно было бы не сомневаться: на фоне его осведомлённости многопрославленная английская разведка завистливо кусала локти. По каким-то загадочным (почти мистическим!) причинам именно к нему стекалась вся деревенская (причём, даже самая конфиденциальная!) информация. Совершенно невероятным образом Фёдор первым узнавал о том, кто и сколько «стыбзил» дроблёнки с фермы минувшим вечером, чей именно первач
