Прогрессивно настроенная путанка принципиально не верила ни в Бога, ни в черта, ни в Антихриста, ни в сатану. На протяжении всей сознательной жизни ее кумиром был всемогущий и капризный шоу-бизнес, возносящий тех, кто преданно служит ему, на головокружительную вершину успеха — к славе, власти и деньгам.
В отличие от выдуманных человечеством демонов и богов великий идол шоу-бизнеса реально существовал. Его можно было увидеть, услышать, почувствовать, к нему можно было прикоснуться. Принеся ему необходимые жертвы, ты имел шанс получить взамен долгожданную и выстраданную награду. А что толку от молитв придуманным богам?
Разве намалеванный на иконах дядя с бородой дает хлеб голодным, справедливость обиженным, разве молитвы матерей уберегают посланных под чеченские пули солдат? Нет, нет и еще раз нет. Так куда же, спрашивается, смотрит этот Бог? Нету его — это даже ежу понятно, а если он где-то и существует, толку от такого Бога все равно как с козла молока.
Антиклерикально-философские размышления несовершеннолетней путанки неожиданно прервались. В мерцающее на экране телевизора световое пятно под стеной грациозно вступила кошка и замерла, повернув голову и насторожив уши, словно прислушиваясь к чему-то. Звука не было. Лишь с тихим шелестом перематывал пленку спрятанный внутри черной коробки видеомагнитофона механизм.
«Это документальная запись», — сообразила Потебенько, неожиданно для себя замирая в неопределенно-тревожном предчувствии.
Затаив дыхание, она наблюдала, как затянутая в черное трико женская фигура занесла топор над кошачьей головой. Когда женщина на экране движением головы и левой руки откинула назад волосы, Сусанна ахнула и прижала руки к стремительно забившемуся сердцу. Этот жест она знала слишком хорошо. Она часами изучала по записям видеоклипов стремительно-взрывную пластику Лады Воронец, самой скандальной российской звезды, имитируя ее затем перед зеркалом.
Женщина повернула голову, и свет упал на ее лицо. Так и есть! Она не ошиблась. Это действительно была Лада.
Когда Воронец, отковырнув серебряной ложечкой кусочек кошачьего мозга, засунула его себе в рот, Потебенько восторженно присвистнула. Боги, в которых она не верила, решили исполнить ее мечту. С этой пленкой она добьется всего, чего пожелает, а желала она многого.
Сусанна вскочила с постели и заметалась по комнате. Ей повезло, что Женька был фанатом видео. Экономя деньги, он переписывал кассеты у знакомых, а иногда и приторговывал записями, так что у него было несколько видеомагнитофонов. Пару недель назад Женька похвастался ей своим последним приобретением — жутко дорогим японским видиком с функцией скоростной перезаписи, копирующим трехчасовую кассету всего за пятнадцать минут.
Достав из шкафа чистую кассету, Потебенько дрожащими от возбуждения руками проделала все необходимые манипуляции и включила скоростную запись. Интересно, как Женька заполучил эту пленку, и что он собирается с ней делать? На всякий случай ему лучше не знать о том, что у Сусанны есть копия. Они, конечно, друзья, но осторожность никогда не помешает.
Девушка спрятала кассету в свою сумочку за несколько секунд до того, как благоухающий туалетной водой Женька вышел из ванной.
— Прости, но мне срочно надо бежать. Я только что вспомнила об одном очень важном деле, — прощебетала Потебенько и, чмокнув любовника в щеку, выскользнула за дверь.
Вернувшись домой после встречи с генеральской то ли вдовой, то ли бывшей вдовой, Колюня на скорую руку соорудил себе яичницу с сыром и ветчиной, щедро посыпал ее петрушкой и зеленым лучком, быстро проглотил, запил кружкой крепкого чая и улегся на диван, размышляя над тем, что услышал от Оксаны Красномырдиковой.
Некоторые детали были новыми и достаточно любопытными, но, в принципе, ее рассказ о коррупции, воровстве и злоупотреблениях в армии Чупруна ничуть не удивил и не поразил. Он и сам когда-то честно оттрубил два года в десантных войсках, и мог такого порассказать, что журналисты бы со стульев попадали. Только что толку гнать волну? От его слов все равно ничего не переменится, а население уже настолько привыкло к разоблачительным статьям, что почти не обращает на них внимания. Сенсацией могла бы стать, скорее, информация о том, что кто-то, имея возможность воровать, этого не делает, но вряд ли бы народ в такое поверил.
Как ни странно, сотрясающие воздух разоблачительные статьи нисколько не мешали творящим беззаконие военным, политикам и ментам, а наоборот, даже играли им на руку. Подобные публикации помогали спускать пар общественного негодования, снижая тем самым агрессивность возмущенного злоупотреблениями населения. Действительно, зачем идти на баррикады и бить морду прячущимся под погонами или депутатскими мандатами ворам, преступникам и негодяям, если статьями о творимых ими безобразиях и без того заполнены все газеты. Да здравствует демократия! Да здравствует свободная пресса!
Повальное общенародное заблуждение заключалось в ошибочной уверенности, что раз газета напечатала разоблачительную статью, компетентные органы непременно примут соответствующие меры, воздав негодяям по заслугам. Тем не менее шум затихал, а уличенные журналистами нехорошие дяди, выждав положенный срок, снова принимались за свое.
Журналисты-правдоборцы в подавляющем большинстве прекрасно понимали неписаные правила игры, и в разоблачениях своих избегали выходить за некие невидимые, но четко ощутимые рамки. Те же немногие, кто по глупости или нахальству в рамках удерживаться не желали, попадали в тюрьмы по ложным обвинениям, незаметно исчезали, а то и эффектно взлетали на воздух на глазах изумленных и испуганных коллег. К счастью, подобных камикадзе было немного, и, — опять-таки, да здравствует демократия! — среднестатистическая продолжительность жизни журналистов весьма незначительно отличалась от средней продолжительности жизни по стране.
Как в советской, так и в российской армии воровали все, или почти все, кто имел такую возможность: прапорщики, солдаты, писари, офицеры, командиры и генералы. Система повального расхищения в отличие от боеспособности и материального обеспечения войск была отлажена до безупречности часового механизма. Если для подавляющего большинства солдат и офицеров служба в армии, как и свобода, являлась осознанной необходимостью, то воровство было скорее призванием, хобби, отрадой сердца и души.
Прапорщик живет, пока руки носят, — гласила мудрая армейская пословица. Воровство и злоупотребления в армии, как, впрочем, и в правоохранительных структурах, начинались с низов, по ступенчатой системе отчисляющих львиную долю прибылей вышестоящему начальству.
Относительно небольшим, но зато надежным, регулярным и неиссякаемым источником дохода были махинации с сухими пайками. Сухой паек, в который входили сахар, сгущенка, тушенка и хлеб в изголодавшейся армии ценился на вес золота и выдавался лишь отправляющимся на учения и командировочным.
Ежедневно прапорщик роты, насчитывающей около сорока человек, при посредстве писарей штаба, заведующих распределением продовольственных пайков, выписывал и получал на руки, в зависимости от собственной наглости и жадности, от шести до десяти сухпаев. Эти сухие пайки прапорщик тут же сдавал в магазин за приятно похрустывающую милую сердцу наличность.
За вычетом выданного прапору сухого пайка, на роту по разнарядке выдавались продукты уже из расчета на 30–34 человека, опять-таки в зависимости от наглости и жадности прапора. Часть этих продуктов разворовывали повара и работники кухни, а приготовленная из того, что осталось, пища распределялась по тарелкам на 40 человек.
Тут в дело вступали «деды» и отбирали у молодых солдат их порции масла и вообще все, что им понравится.
Отчисления от продажи сухих пайков шли писарям штаба, командирам роты, вышестоящему начальству и так далее, вплоть до самого конца крутой служебной лестницы.
Следующий неиссякаемый ручеек доходов обеспечивали армейскому начальству солдаты, вкалывающие на многочисленных фабриках и стройках нашей необъятной родины.
Захочется, например, армейскому начальству откушать дармовых шоколадных конфет, и оно, договорившись предварительно с дирекцией, отправляет доблестных защитников родины трудиться на конфетную фабрику. Чуть-чуть подкорректировав технологию производства, фабричное руководство, затрачивая ту же сумму на исходные продукты, а заодно используя на всю катушку бесплатный солдатский труд, совершает маленькое чудо, ухитряясь выпускать вдвое больше конфет, чем полагается по плану и указывается в отчете. Половина лишних конфет идет дирекции, вторая половина — армейским генералам.
Оказавшись у благоухающего шоколадом конвейера, изголодавшиеся бойцы чувствовали себя примерно так же, как измученный длительным половым воздержанием мусульманин, попавший в наполненный прекрасными гуриями рай. Не отрываясь от производственного процесса, солдатики нажирались конфетами до тошноты, под завязку, до состояния «здравствуй, диабет», а счастье их было настолько велико, что (медицинский парадокс) после этого они даже не болели.
