Я подскочила.
— Убить?
Света вытаращила глаза.
— Ужас, да? Я тоже перепугалась, когда это услышала! Ирка ночью встала, пошла на кухню, взяла молоток, которым отбивают мясо, и двинула к девчонке в спальню.
Соловьева приблизилась к кровати дочери и замерла. У нее в голове словно спорили два человека, один кричал:
— Стукни девчонку по темечку и убегай прочь!
Второй протестовал:
— Ира, Ира, никогда!
— Сорви в ванной пластиковую занавеску, заверни труп, стащи его в машину, отвези за город и утопи в реке.
— Ира, Ира, никогда!
— Вымоешь комнату, в гимназии скажешь, что не можешь больше платить и переводишь девчонку в простую школу. Никто ничего не заметит, у тебя нет ни родных, ни подруг. Уйдешь на другую работу, переберешься в другой дом.
— Ира, Ира, никогда! Нельзя убивать! Беги скорей, посмотри в зеркало, где спрятана Андрэ.
Голоса визжали, перебивали друг друга, в конце концов они оглушили Соловьеву, та выронила молоток и больше ничего не помнила. Очнулась Ира на полу, ей на лицо лилась холодная вода, рядом на коленях стояла Катя.
— Мамуля! — закричала она. — Ты очнулась! Я вызвала «Скорую», а она все не едет! Что случилось? Тебе плохо? Я проснулась от стука, гляжу, ты лежишь, рядом молоток.
Ирина села, осмотрелась и разом вспомнила про голоса. Соловьевой стало жутко, неужели она правда хотела убить Катю? А та все приставала к ней с вопросами, никак не замолкала, не видела, что мать лучше сейчас не трогать. Ира поняла, что у нее через секунду начнется истерика, удержаться она не сможет. Но тут, на счастье, в дверь позвонили, наконец-то явились врачи.
Пока Катя впускала их, Ирина слегка успокоилась и озвучила докторам вполне связную историю. Якобы ночью ей послышался шум в кухне. Она пошла посмотреть, кто безобразничает. Никого там не застала, но посторонние звуки раздались снова, Ира испугалась, поняв, что шумят у Кати в спальне, вдруг в квартиру проник преступник? Мать схватила на всякий случай молоток и пошла к дочери. Первый, кого увидела Ирина, был кто-то странный, вроде инопланетянин, марсианин… Дальше темнота.
— Это же Альф! — заорала Катя, показывая рукой на кресло, в котором сидела игрушка, изображающая героя мультфильма. — А шумели в соседней квартире, там часто по ночам гуляют.
Доктор взглянула на медсестру, та живо наполнила шприц и вколола Соловьевой лекарство. Врач села заполнять бумаги, попутно ворча:
— Телевизор, компьютер, сериалы. Наиграются в лабуду, насмотрятся чуши, потом их колбасит. Ирина, сходите к невропатологу, займитесь спортом, попринимайте пустырник, валерьяну, пейте успокаивающий чай. Сидим тут у вас из-за ерунды, а где-то человек от инфаркта умирает.
— Из-за таких у нас процент смертности растет, — вставила свое словечко медсестра.
— Мамочка сознание потеряла, а вы ее ругаете! — наскочила на них Катя. — Я на вас жалобу напишу.
Школьница налетела на баб чуть ли не с кулаками, те быстро исчезли из квартиры. Катюша бросилась обнимать Ирину:
— Мамулечка, я никому не дам тебя в обиду! Хочешь, буду спать с тобой в одной комнате?
Соловьева обняла девочку, ей стало так гадко, что и словами не передать. Катюша очень любит ее, а она?!
Надо было что-то делать, и Ира решила обратиться к психотерапевту.
Светлана навалилась грудью на стол.
— И ничего у нее не получилось. Егор Владимирович ей не понравился, рассказывать про молоток при посторонних она не могла, и заявилась ко мне, в ателье.
— Мда, — протянула я.
— Ходила сюда несколько месяцев, как на работу, — поморщилась Кускова, — скажу честно, она мне надоела. Припрется, сядет и молчит. Ладно бы, разговаривала, жаловалась, плакала! Нет! Угнездится на стуле, глазами шнырь-шнырь. Я не выдержала, спросила:
— Слушай, зачем ты приезжаешь?
А Соловьева в ответ:
— Мы с тобой подруги, пообщаться хочу.
Своеобразно Ирка общение понимала. По ее разумению, дружба так вот и выглядит! Она ко мне на работу в любое время припирается, устраивается надгробием и замирает. Соловьева заранее не звонила, не интересовалась: «Светка, можно, я загляну? У тебя самой какие планы?» Нет. Ей в голову вступило — встречайте. То, что здесь клиенты, сотрудники, я занята — мимо. Плюхнется на стул и молчит. Час, другой, третий. Вроде ничего плохого не делает, просто моргает, а раздражает до бешенства. Я себя как под лупой чувствовала, ее глаза постоянно на своем теле ощущала, то они по спине шарят, то по шее. Брр!
Кускова передернулась.
— И вот что интересно. Ты, если в гости к подруге собралась, с пустыми руками приедешь? Хоть вафельный тортик да прихватишь. Или нет?
— Торт — это святое, — засмеялась я, — ну еще игрушку детям и лакомство для собаки.
— Нормальный подход, — одобрила владелица ателье, — но у Ирки мозги набекрень. Ни разу ничего не приволокла.
Я спросила Кускову:
— И сколько времени длились ваши отношения?
Света легкомысленно махнула рукой.
— В календаре ее визиты я не отмечала, может, месяца четыре или пять. А потом я не выдержала и, глядя ей в психованные глаза, сказала: «Ирина, некогда мне с тобой нянчиться. Клиентов умасливаю. Больше не приходи». Она кивнула и ушла. Все.
— Соловьева не стала задавать вопросы, выяснять отношения, напрашиваться на продолжение странной дружбы? — удивилась я.
— Ни словечка не проронила и более не появлялась, — подтвердила портниха, — как утонула. Хочешь мое мнение? Я, когда к Егору Владимировичу пришла на ознакомительную беседу, считала себя ку-ку. Совсем с потерянной крышей. Спасибо Булгакову, он нам доходчиво объяснил: у каждого своя фишка, не надо хотеть стать, как все. Не можешь над сыном сюсюкать-умиляться? Не сюсюкай и не умиляйся, не заставляй себя никого любить. Но и никого никогда не осуждай, попытайся понять человека, в каждом, если постараться, обнаружишь хорошее.
Я Егора Владимировича уважаю, живу теперь так, как хочу, себя поедом не ем, и с Ромкой у меня все наладилось. И людей я уже ни в чем не обвиняю. Но Ирка! Она реально сумасшедшая, от такой лучше подальше держаться, целее будешь.
Выйдя на улицу, я села в машину и медленно поехала вперед, разыскивая кафе, где можно спокойно выпить кофе. Подходящее обнаружилось через пятьдесят метров. Я устроилась в маленьком зале и попыталась привести в порядок полученные сведения.
Ирина Соловьева стала участницей программы, целью которой было перевоспитать преступников, сделать их нормальными членами общества. Допустим, Константину Грекову удалось вернуть на путь истинный нескольких рецидивистов. Даже могу поверить, что преступников после прохождения годичного курса у психотерапевта освободили. Вероятно, Греков побегал по кабинетам, задействовал свои связи и выбил бывшим подопечным жилье в коммуналках. Он же пристроил их на работу. Ирина очутилась в ресторане «Теленок». До этого момента есть хоть какая-то ясность. Далее начинается туман.
Светлана рассказала о желании Соловьевой иметь ребенка. В истории появляется анонимный донор. Немного странно, что молодая симпатичная женщина, у которой, судя по бурно проведенной юности, не было проблем с кавалерами, решает зачать чадо не тем путем, который предначертан ей природой. Ну, впрочем, всякое бывает. Ира забеременела, родила, значит, ей полагалось взять декретный отпуск и заняться малышкой. Но, судя по документам, которые нарыл Кузя, Ирина безо всякого перерыва работала в «Теленке». Потом она внезапно покидает его и через считаные дни появляется в «Фасоли». Оба заведения примерно одного класса, должность та же, оклады те же. Просто иллюстрация к пословице «Меняем шило на мыло». Зачем уходить из ресторана, чтобы попасть в аналогичный? Возможно такое объяснение: Соловьева не поладила в «Теленке» с начальством, поссорилась с коллективом, или на нее написал жалобу скандальный клиент. Но в это же время управляющая переезжает из скромной комнатушки в квартиру. Где она взяла деньги? Жилплощадь в Москве всегда была запредельно дорогой. Очень сомневаюсь, что у Соловьевой имелись солидные накопления. Ей кто-то помог? Отец Кати! История про анонимного донора — ложь. И самое главное! Катя-то родилась в тот год, когда Иру забрали с зоны! Получается, она участвовала в эксперименте беременной, девочка появилась на свет до того, как мать окончательно освободили. Но в коммуналке Ира была прописана одна.
В сумочке занервничал телефон. Я достала трубку. На дисплее высветилась фамилия «Собачкин».
— Мне в голову пришла светлая мысль, — забыв поздороваться, зачастил Семен, — я проверил свидетельство о рождении Екатерины Соловьевой. Это дубликат, копия, то есть то, что было выдано при регистрации ребенка, утеряно. Ничего особенного в этом случае нет, книги загса содержатся в архиве, там есть соответствующие записи. Родитель, посеявший документ, пишет заявление, сотрудник проверяет соответствующий том, и получите дубликат. Но! Вот тебе фокус! Екатерины Ивановны Соловьевой, появившейся на свет шестого ноября, в Москве не существует. Угадай, что я сделал дальше?
