Я затормошила парня за плечо, привлекая его внимание. Господи, как же трудно жить, не имея возможности общаться! Как задавать нужные вопросы, как составлять план действий, как? Если не можешь ни спросить, ни написать?
Остается последний шанс – попытаться связаться мысленно. Да, знаю, одно дело – с ребенком-индиго, обладающим сверхспособностями, и совсем другое – с обычным человеком.
Франсуа повернулся, и я приблизила ладонями его лицо вплотную. Широко распахнутые темно-карие глаза заполнили все обозримое пространство. Я, не отрываясь, смотрела в них, мысленно повторяя одно и то же: «Кто – мы? Какой у вас был план?»
Похоже, имела место очередная экстремальная ситуация. Впрочем, по большому счету, это была не очередная, а одна гигантская экстремальная ситуация, свалившаяся на наши головы в момент встречи Лешки и Дюбуа. И ситуация эта теперь имела и место, и нас.
Короче, у меня получилось. Недоумение в глазах Франсуа сменилось умением. И пониманием.
– Теперь я знаю, как ты смогла помешать бокору. У тебя нет силы твоей дочери, но есть мудрая и сильная душа. Прости, что я на «ты», – парень смущенно улыбнулся, – но мне так легче. Я все сделаю ради тебя и твоей дочери. Мы сделаем. Мы – приверженцы светлого Вуду, несколько унганов и мамбо. Это колдуны и колдуньи в белом Вуду. Понимаю, от студента Сорбонны слышать о колдунах довольно странно, но – Вуду существует, и его жрецы тоже. Мы давно пытаемся справиться с Папой Калфу, но без твоей дочери ничего не получается. И пусть бокор опередил нас и забрал Нику, но мы были готовы и к такому развитию ситуации. Рядом с Папой Калфу оказался я, а соседнюю виллу арендовала Мама Жаклин. Это одна из сильнейших мамбо, именно Мама Жаклин встретила год назад в аэропорту Берлина твою дочь. – Вспомнила! Красивая мулатка, пристально разглядывавшая тогда Никуську. – Вместе с ней сейчас там находятся еще три унгана, среди них и мой отец. Вступить в схватку с бокором можно только лицом к лицу, воздействовать на расстоянии бессмысленно. Мы даже пробовать не стали, ведь если Папа Калфу узнает, что по соседству собрались приверженцы светлого Вуду, он заберет Нику и исчезнет. Да, я постараюсь быть с ними рядом, но время будет упущено. В общем, наш план был таким: дождаться, когда девочка восстановится, проникнуть на территорию этой виллы и нанести удар по бокору, используя силу твоей дочери. Она в данном случае стала бы ментальным донором. Да, это очень опасно, но по-другому с Папой Калфу не справиться. А победить его надо, ты не представляешь реальной степени угрозы, которую несет в себе этот бокор. Уже льется кровь, уже появились спрятанные в глуши фермы и небольшие фабрички, на которых работают зомби. И все это происходит не в дебрях Африки, а практически в центре цивилизованной Европы! – Франсуа почти кричал, я прикрыла ладонью его губы. – Извини. Просто это действительно жутко. Папа Калфу уже вышел на достаточно весомых представителей власти, он имеет связи повсюду, а представляешь, что начнется, когда он выйдет на военных? Предупредить об угрозе людей, обратиться в газеты? Да кто нам поверит? Ни одно солидное издание с нами и говорить не станет, а желтая пресса нам не нужна. Вуду, колдуны, жертвоприношения, зомби – ты бы поверила, не коснись это тебя лично? – Я покачала головой. – В общем, приходится справляться с порождением черного Вуду самостоятельно. Но как быть сейчас? Тебя завтра увозят!
Я пожала плечами: «Ну и что? Зачем я вам?»
– Ты нужна Нике. Без тебя девочка может не пережить схватки с бокором. Материнская любовь, особенно такая сильная, как твоя, сможет помочь удержать девочку, не отпустить ее душу. Но сегодня мы еще не готовы! – Франсуа с силой стукнулся затылком о стену. – Для проникновения на виллу необходимо нейтрализовать одновременно всю охрану, для этого унганы готовят порошок забвения. Но основной его ингредиент Мама Жаклин привезет только завтра к полудню. А тебя увезут!
Я едва успела предотвратить очередную попытку разбить голову, ухватив парня за дреды.
И опять – глаза в глаза, и снова до шума в ушах: «Спрячь меня! Следы – к забору, я здесь!»
На этот раз понадобилось больше времени, голова к концу пульсировала дикой болью, заставившей заткнуться жалких дилетантов в ноге, губах и ребрах. Но главное – Франсуа меня опять понял! До чего же говорящие у парнишки глаза!
Отчаяние сменилось удивлением, затем пониманием, притащившим за руку задумчивость. Франсуа уперся локтями в колени, обхватил голову и забормотал, покачиваясь:
– Спрятать, спрятать, спрятать… Но где? Он ведь обшарит весь дом. Хотя если сделать так, как предлагаешь ты, и направить поиски по ложному следу… И как это сделать? Мимо охраны и мышь не проскочит, бокор не поверит… Стоп! Знаю!
Он вскочил, возбужденно обежал газонокосилку и вернулся ко мне:
– Поднимайся, давай помогу. Нам следует поспешить. И еще – нужен обрывок твоей одежды.
Да пожалуйста! Рвать – не шить, ломать – не строить. Р-р-раз, и рукав рубашки превратился в тряпку.
– Отлично. – Парнишка отправил потрясенный человеческой подлостью рукав в карман и помог мне встать. – Иди к двери, а я сейчас.
Он сбегал в угол сарая, притащил не замеченный мной ломик и, стараясь создавать меньше шума, раздолбал им замок на двери. Бросил железяку у входа и повернулся ко мне:
– Вот так ты и сбежала. А потом затаилась в кустах и дождалась, пока какая-нибудь машина не соберется ехать к воротам. Забралась в багажник – и па-рам! Ты на свободе. Не волнуйся, подходящая машина будет, доктора, вызванного к Нике, надо ведь отвезти обратно, верно?
Умница, мальчик! Не смотри на меня так жалостливо, я и так бегу изо всех сил.
– Извини, Анна, так мы недалеко с тобой уйдем. Ты только не мешай мне, ладно?
И Франсуа неожиданно легко подхватил меня на руки и вынес из сарая. Брыкаться и возмущаться я не стала, сейчас сие выглядело бы полным идиотизмом. Тащиться гордой и независимой черепахой, рискуя при этом завалить все дело? Нет уж, неси меня, соломинка, неси меня.
А на Сан-Тропе нежным покрывалом опустился июльский вечер. Вау, романтично-то как – легкий ветерок раздувает слипшиеся от крови волосы, в кустах захлебываются цикады и подозрительно громко шебуршат коты, фонари дают довольно причудливое освещение, в ухо тяжело сопит галантный кавалер, а я повисла мешком на его не очень сильных руках. Сейчас бы кактус в волосы и серенаду в исполнении Дюбуа.
Франсуа знал, что делал, – в это время никого из прислуги на территории участка не было, только от ворот доносились голоса охранников. Но наглеть мой тушконосец не стал и направился не к хорошо освещенной аллее перед главным входом, а куда-то за дом.
Там, насколько я помню планировку «нашей» виллы, с обратной стороны дома есть еще два входа. Один – для обслуживающего персонала, он прилепился к восточной стороне дома, но его мы благополучно миновали. Франсуа, похоже, направлялся к двери, расположенной практически напротив главного входа. Этот вход предназначался для хозяев и их гостей, когда те захотят пойти на пляж. К нему вела обрамленная туями аллея.
Вот и она, манит запахом близкого моря. А вот и вход в дом.
Франсуа вернул меня в вертикальное положение и с минуту постоял, нагнувшись и уперев ладони в колени. Отдышавшись, он собрался было снова взвалить на себя тяжкий груз, но я прекратила это издевательство. Теперь справлюсь сама. Куда идти-то?
– Ты только не пугайся, – зашептал Франсуа, наклонившись ко мне, – но тебе лучше всего укрыться в перистиле бокора.
Мои брови, опередив желание хозяйки, подпрыгнули вверх: «Где?!»
– Ох, прости, все время забываю, – смутился парнишка. – Перистиль – это храм в религии Вуду, его можно обустроить в любом месте. Папа Калфу…
Я нетерпеливо остановила его: «Знаю».
– А, ну да, ты же там была. Так вот, если даже бокор и будет искать тебя в доме, то уж в перистиль он вряд ли заглянет. Все обитатели этого дома жутко боятся заходить туда без ведома хозяина. И в основном из-за домашнего любимца Папы Калфу. Ты ведь видела эту гадину?
Я кивнула и невольно поежилась.
– Понимаю, у меня самого от нее мороз по коже. Но не волнуйся, на ночь бокор корзину с тварью в свою комнату забирает, она его охраняет. Надеюсь, черепов и чучел ты не боишься?
Бояться – не боюсь, но особого восторга от их компании не испытываю. Но это неважно сейчас, меня не надо уговаривать переночевать там, где мается душа моего Лешки.
Я вцепилась в ладонь Франсуа и потянула его ко входу. Да, было жутко больно, нога мстительно взрывалась огнем, а ребра мешали дышать, но все это не смертельно. Я вдоволь наплакалась и навылась там, в сарае, а теперь – надо идти, значит, пойду. Тем более что в доме скорость передвижения вторична, здесь нужна осторожность.
Франсуа, повозившись, отпер дверь ключом из огромной связки и бесшумно проскользнул внутрь. Через секунду выглянул и сделал знак следовать за ним. Я последовала, причем довольно быстро.
