Как только за моими преступниками закрылась дверь, я полезла рассматривать коробку. Обычный деревянный ящик, сколочен из фанеры, немного напоминает посылочный, но без печатей почтамта. Крышка приколочена гвоздями. Я прижала к нему ухо и прислушалась. Внутри не тикало, но это еще ни о чем не говорит. Трясти подозрительный контейнер я не рискнула и попыталась отковырять гвозди сначала ногтями, а потом и зубами. Естественно, ни черта не получилось, а на фанерной поверхности остался смазанный след от помады.
Мысленно чертыхаясь я достала влажные салфетки и начала усиленно тереть. Частично это помогло, но было потеряно еще несколько драгоценных секунд. Разумнее всего сейчас было оставить ящик в покое и дождаться следующего перекура, но разумные аргументы на меня уже не действовали. Я обернулась в поисках подручных средств, и мой взгляд упал на антистеплер. То, что надо!
Мы вместе (я и антистеплер) быстро разделались с гвоздями. Затаив дыхание, я откинула крышку ящика…
Внутри лежали кудлатая папаха из овечьей шерсти и круг домашнего сыра.
Вне себя от разочарования, я приподняла папаху – пусто! Только красивая открытка с надписью «С днем рождения» и два листа, исписанных мелким убористым почерком. Читать письмо я не стала. Почему-то пришла полная уверенность, что в нем только пожелания доброго здоровья и обычный бытовой треп, а вовсе не информация о дальнейших терактах.
Если честно, то такой дебилкой я никогда себя не чувствовала. Не просто дебилка – идиотка! Клиническая. Но времени на самоедство не было совсем, требовалось замаскировать следы моего вмешательства.
Я нервно оглянулась. Секунды текли, ребята того и гляди вернутся. Чем можно забить гвозди?
Толстенная «Радиотехника» из шкафа показала себя не лучшим образом. Шляпки гвоздей оставляли на ней вмятины, но в старые гнезда входили неохотно. Я попробовала степлер – тоже мимо: лязгу много, толку мало. Положение спас дырокол. На нем, конечно, остались сколы краски, но, если не приглядываться, не заметно. На всякий случай я засунула его подальше и завалила бумагами.
Более-менее ликвидировав бардак, я села за компьютер. Могла бы и не торопиться. Коля с Дамиром появились только минут через семь. Коллеги вошли, распространяя вокруг себя густой запах табака.
– Не боись, не забуду. Значит, так, передашь письмо. Если откажутся – убьешь девчонку, понял? И не забудь про пластит – он нам еще пригодится, – с невесть откуда взявшимся сильным кавказским акцентом цедил Дамир.
– Взрывать будем? – осторожно поинтересовался Крыс.
– Нет, не так. – Дамир поморщился, акцент куда-то пропал. – Ты боишься, понимаешь? Трусишь. Поддай петуха немного в голосе.
– Взрывать будем? – снова спросил Коля, и голос его сорвался на фальцет.
– Не так сильно.
– Взрывать будем?
– Вот! То, что надо. Эта интонация всю вторую встречу. Ты еще не готов убивать, но выхода у тебя нет.
– Ребят, вы о чем? – жалобно поинтересовалась я.
– Работаем аудиокнигу, – откликнулся Коля. – Мне продюсер сказал немного над интонациями подумать. Смотри: я – слабовольный паренек, который из-за наркотиков стал помогать чеченской мафии. – Он скорчил рожу и продекламировал отчаянным, немного мальчишеским голосом: – Да куда уж не понять-то. Только и ты не забывай – я с тобой тоже не за «спасибо» работаю. Не забудь, что ты мне обещал.
– Вот, хорошо, – одобрил Дамир. – Эй, Алиса, что с тобой?
Я, наверное, покраснела. Или побелела. Или пошла пятнами. Щеки горели так, как будто по ним кто-то только что хлестал с размаху. Ноги внезапно ослабли, и если бы я не сидела, то свалилась бы на пол.
Аудиокнига!
Нет, не так.
АУДИОКНИГА!!!
Надо же было быть такой дурой! Я вполне готова была провалиться под землю или хотя бы просто выбежать прочь, поймать такси и умчаться от стыда в неизвестном направлении.
– Алиса! – Дамир помахал у меня ладонью перед лицом. Я не реагировала. Тогда он выразительно посмотрел на Колю. В его взгляде явственно читалось: «Я давно подозревал, что у этой дамы не все дома».
Я открыла рот, чтобы что-то ответить, но подходящих слов категорически не находилось. Еще два раза я пыталась что-то сказать, потом нужные слова нашлись сами собой:
– Ой, ребята, ничего страшного, – каким-то не своим, очень тоненьким голоском пропищала я. – Просто что-то нехорошо вдруг стало. У меня бывает иногда, давление скачет.
Их лица разгладились.
– Это все от Жужельского, – поставил диагноз Коля. – Только у тебя что-то рановато началось. Дамир вон полгода держался. А Стас и того больше, и хоть бы хны. Таблетку надо какую-нибудь. Дамир, у тебя есть? Нет? У меня тоже.
– Мне бы выпить чего-нибудь, – жалобно пробормотала я. – Алкоголь расширяет сосуды.
Выпить мне действительно было жизненно необходимо.
– Ты же на машине? – удивился Коля.
– Сегодня нет… – Я нашла в себе силы выдавить кривую улыбку.
– О! Пошли на кухню! Я лично прятал в холодильник остатки коньяка после Восьмого марта!
Да! Коньяк – это просто отлично. Коньяк – то, что нужно.
Мы зашли на кухню, Коля полез во второй, неработающий холодильник.
– Что за хрень!
– Чего? – вяло отреагировала я.
– Кто-то прикололся! Ты глянь!
Я глянула, и смех полез из меня совершенно неудержимо. Я хохотала так, что Коля, наверное, подобно Дамиру тоже усомнился в моем душевном здоровье. Хохотала так, что из глаз потекли слезы, а живот заболел.
В пустом холодильнике, трогательно свесив лапки, болтался в петле одноглазый Микки Маус в выцветших красных подштанниках.
– Блин, мышь повесилась! – подвел Коля итоги этого печального дня.
* * *
Забирать машину после коньяка я не поехала, это терпит до завтра. На автомате дошла до метро, загрузилась в вагон. Все, абсолютно все надо начинать сначала! Убийство Лаптева и взрыв заправки, возможно, вообще не связаны. Да и радиостанция, может быть, ни при чем. Мало ли зачем убийца туда звонил. Например, хотел заказать песню…
Я зашла не с того конца. Надо было опросить Сашиных друзей и знакомых, поискать тот самый злополучный пакет, который он так и не передал Леське. Опять всплыло в памяти что-то смутное, но важное, имеющее непосредственное отношение к делу. Что-то, чего я никак не могла вспомнить или понять. Ну когда же мое подсознание разродится нужной информацией?!
Только на «Петровско-Разумовской» до меня дошло, что еду я не к себе домой. Я ехала к Элле.
В общем-то, это разумно. Дома жуткий бардак, и парик надо отдать. Главная опасность в том, что Элла слишком хорошо меня знает и может что-то заподозрить. Не то чтобы я ей не доверяла, наоборот. Элла надежнее швейцарского банка. Но совершенно не хочется впутывать ее в опасную ситуацию без крайней необходимости. Как-то не согласуется такое с моим представлением о дружбе.
Но ехать домой было поздно. Ладно, разберемся как-нибудь.
Если подруга и удивилась моему визиту, то вида не показала. Без вопросов приняла у меня из рук парик и, не слушая путаных объяснений, запульнула его в комнату. Потом принюхалась:
– Эй, ты пила!
Я смутилась:
– Всего рюмку коньяка.
На самом деле три рюмки, но об этом лучше умолчать.
– Сегодня коньяк, вчера водка, третьего дня вино. Спиваешься, старушка.
– Ой, кто бы говорил! Ты меня в дом пустишь?
– И даже чаем напою. Ты как – на ночь?
– А можно? Я без машины, не хочу ехать до дома по темноте. Как-то не подумала…
– Нужно! Раздевайся, я на тебе практиковаться буду.
– В смысле? – с опаской поинтересовалась я. Обещание «практиковаться» могло означать все что угодно, от ваяния моего профиля в мраморе до совместных практических занятий НЛП. – Совсем раздеваться?
Элла хихикнула:
– Нет, до трусов и галстука… Практиковаться в смысле Таро!
– Ты еще не выкинула эту дурь?
– Не дождешься! – Она потащила меня в комнату. На полу уже были разложены карты, рядом высилась гора тематической литературы.
– Знаешь, я, наверное, пас. Очень спать хочется. День был суматошный.
– Ну хоть чая попьешь со мной? – Элла немного приуныла. Ей хотелось поделиться свежеобретенными знаниями.
– О, чай – это отлично! То, что надо на ночь.
– Все-таки зря ты так скептично ко всему относишься, – возобновила она разговор, когда мы уютно устроились за кухонным столом.
– А что значит – «ко всему»? Вовсе не «ко всему»!
– Ну, не «ко всему». Что ты к словам цепляешься? К тому, чему не можешь сразу дать определение, наклеить бирочку и поместить на нужную полочку.
– А может, я просто критически оцениваю происходящее? – вяло попыталась я возразить. После эпического позора с аудиокнигой в собственную способность усваивать и анализировать информацию верилось слабо.
– Вот именно! – Элла зачем-то подняла указательный палец. – Именно, что слишком критически. Ты с ходу отвергаешь все, что не вписывается в твою картину мира. А ты знаешь, например, что такой серьезный ученый, как Юнг, не пренебрегал Таро?
