— Елена! — в трубке зарокотал суровый голос майора Михрякова. — Ты знаешь, я журналисту друг, товарищ и брат…
— И волк, — пробормотала я, не в силах простить полковнику испорченного удовольствия.
— Что-что?
— Ничего-ничего, — поторопилась исправиться я. — Это я так, чихнула…
— Вот и я говорю: вашему брату-писаке начхать на закон! — повысил голос начальник пресс-службы УВД края. — Вечно встреваете в истории, спасай вас потом!
— А я что? Я ничего, — я тщетно пыталась сообразить, что именно известно суровому майору о моих последних приключениях, но его следующая фраза меня удивила:
— Ты, Елена, знаешь, что чистосердечное признание смягчает вину? Знаешь, умница. Значит, давай договоримся по-хорошему: сейчас ты прибежишь ко мне в ГУВД, все, как на духу, расскажешь, и я постараюсь тебе помочь не попасть за решетку!
— Куда?! — искренне изумилась я. — За какую еще решетку? За что?!
— Леночка, — майор конспиративно понизил голос. — Лучше не запирайся. Тут у нас есть информация о том, что ты занимаешься в высшей степени незаконной деятельностью.
— Какой именно? — невольно заинтересовалась я.
Может, кто-то видел, как я «голосую» на обочине большой дороги, и решил, будто я кормлюсь сразу от двух древнейших занятий? От журналистики и от торговли собственным телом?
— Ну, ты нахалка! — рявкнул Михряков. — «Какой именно»! Слово «зелень» тебе что-нибудь говорит?
Точно, я угадала, похоже, меня записали в валютные проститутки!
— Товарищ майор, на меня наговаривают! — возмутилась я. — Я самая что ни на есть честная и порядочная женщина! Да я в глаза не вижу никакой валюты, кроме разве что украинской гривны — эту гадость муж вечно забывает из карманов вытряхнуть, когда из Киева едет!
— Не морочь мне голову, — усталым голосом сказал майор. — У меня на столе лежит телеграмма, пришедшая на твое имя на адрес телекомпании из города Темрюка. Хочешь, зачитаю текст?
— Еще бы не хотеть! — язвительно ответила я. — Это ведь мне телеграмма, а не вам! Интересно, почему ее передали не по адресу? И кто, собственно, это сделал?
Бабулина, про себя подумала я. Это она, точно, больше некому! Старая стукачка, зловредная старушонка!
— Значит, я озвучиваю.
В трубке послышался кашель, а потом майор с выражением прочитал:
— «На «траву» большой спрос. Сообщи, возможна ли поставка оптовой партии? Таможня от «зелени» в восторге. Люба». — Майор повысил голос: — Ты во что вляпалась, Елена?! «Траву», значит, гонишь в портовый город? Да еще оптовыми партиями! И таможню «зеленью» зарядила, чтобы не мешала?!
— Мама родная! — ахнула я, начиная неудержимо хохотать. — Это же Любка телеграфирует мне про эйхорнию!
— Не выражаться! — рявкнул майор.
Судя по звуку в трубке, он даже треснул кулаком по столу.
— Товарищ майор, вы не сердитесь, — с трудом поборов смех, попросила я. — Сейчас вам все по порядку расскажу, вы сами хохотать будете, такое недоразумение получилось…
И я со всеми подробностями описала бдительному майору, как с легкой руки хамовитого Васятки темрюкские таможенники стали обладателями разливанного моря фекалий и как чудесная трава эйхорния спасла родную кубанскую землю от экологической катастрофы.
Под конец моей эмоциональной речи майор уже весело похохатывал, так что закончили мы телефонный разговор на самой дружественной ноте. Про валюту майор больше ничего не говорил, но я мысленно поставила против этой темы галочку. С подложными баксами надо будет разобраться…
Обмотавшись большим махровым полотенцем — что, собственно, было абсолютно лишним, потому как за время беседы с полковником успела просохнуть, я подхватила с пола небрежно брошенный маскхалат, перебросила его через плечо и порысила в спальню. Сейчас залезу под теплое одеялко, и будет мне счастье…
Хотела перед сном позвонить в Киев мужу — он рассказал бы мне о проделках Масяньки, на душе полегчало бы… Но не смогла найти сотовый. Хотела для душевного успокоения потискать уютного кота, но и он куда-то запропастился! Пришлось укладываться спать, так и не завершив прерванный звонком Михрякова курс релаксации.
И Тоха, и телефон нашлись глубокой ночью: оказалось, что шиншиллистый кот, не отличимый в потемках от сброшенного мной прямо на пол серебристого шелкового комбинезона, уютно устроился на ночлег в складках этого одеяния. Мобильник же мирно лежал в кармашке под котом, так что телефонный звонок, раздавшийся в третьем часу ночи, разбудил Тоху даже раньше, чем меня. Очевидно, я сунула сотовый в «маскхалат», а потом притащила его из ванной. Поддержав заливистую трель звонка недовольным мявом, кот прыгнул мне на грудь.
— Брысь, — смахнув нахала на пол, я с трудом разлепила ресницы, по моргающему зеленому огоньку определила местоположение сотового. Свесилась с кровати и вытащила мобильник из кармашка «маскхалата». — Слушаю!
— Ты бы лучше смотрела, идиотка несчастная! — тут же обругал меня хриплый мужской голос.
— Куда смотрела? — Я ничего не понимала.
— В ванную, кретинка! Небось кран закрыть забыла, у нас вода по потолку течет!
Ага, значит, это звонят соседи снизу, сообразила я. Не знаю, кто там у них с таким голосом, вроде одинокая пенсионерка живет, очень милая женщина, впрочем, я с соседями по подъезду знакомство не вожу, знаю кое-кого в лицо, да и только.
— Сейчас посмотрю, — пообещала я, спуская ноги с дивана.
И только поставив ступни на холодный паркет, пришла в себя и сообразила, что нахожусь не у себя дома, а у Ирки.
Ой-ой-ой! Если у меня потек кран или, не приведи господь, прорвало трубу, то за те полчаса, которые понадобятся мне, чтобы долететь до дома хоть на Иркиных «Жигулях», хоть на ковре-самолете, квартира этажом ниже превратится в аквариум!
— Я мигом! — выкрикнула я в трубку.
Буквально на бегу натянула комбинезон и поскакала в гараж. Не буду терять время на то, чтобы ввести в курс дела мирно спящую Ирку или испросить у нее разрешения воспользоваться ее автомобилем. Запасные ключи от «шестерки» висят в гараже, на гвоздике за дверью, водить машину я худо-бедно умею, справлюсь и без помощи подруги.
Но как бы не так!
— Стой! Куда?! — страшным голосом заорала Ирка, едва я завела мотор и выкатилась на подъездную дорожку.
На террасу над гаражом она вылетела в неглиже, так что обитателям соседнего дома, в свою очередь, адекватно отреагировавшим на ее крик, было на что посмотреть.
— Запахнись, эксгибиционистка, — нервно отозвалась я, вынужденная притормозить. — Мне нужно срочно съездить к себе домой, там какая-то авария, я соседей заливаю!
— Ты мне-то не заливай! Авария у нее! Будет тебе авария, даже катострофа будет, с жертвами, если не прекратишь самодеятельность! Ни с места! Жди меня, я сейчас! — Ирка скрылась в комнате и спустя всего несколько секунд выбежала во двор.
Терять время на переодевание она не стала, так и плюхнулась в машину в пеньюаре и комнатных тапках с загнутыми носками.
— Спала бы ты себе, Шехерезада, — проворчала я, переползая на пассажирское сиденье.
Ничего не ответив, Ирка придавила резко педаль газа шлепанцем, который по всем статьям был бы впору Маленькому Муку, кабы не его размер — редкий, промежуточный между сорок первым и сорок вторым. Меня вдавило в сиденье, я зажмурилась, и мы полетели по ночным улицам, как две ночные ведьмы на одном моторизованном помеле.
— Ты все запомнил? Сигналом будет выключенный свет, — инструктировал Мелюзгаврик уходящего на мокрое дело Бармалютку.
— Как замочу ее — так сразу щелкну светом, — продолжая вещать шекспировским стихом, повторил тот.
С точки зрения Морозова, предстоящая сцена убийства высокий пафос классической трагедии вполне оправдывала.
— Бить иль не бить? Вот в чем вопрос! — с легким завыванием продекламировал он, картинно простирая руку к специально приготовленной дубинке с живописно обломанным концом.
— Бить, бить! — торопливо произнес Мелюзгаврик, вручая орудие смертоубийства сосредоточенному Бармалютке.
Угрюмо шмыгнув носом, киллер вышел из тени накренившегося тополя, пересек улицу и скрылся за углом дома.
Прижавшись щеками к шершавой коре по разные стороны древесного ствола, неразличимые во мраке бурной ночи Мелюзгаврик и Морозов всматривались в дальний конец улицы, ожидая скорого появления ни о чем не подозревающей жертвы.
Влетев передними колесами на клумбу перед домом, «шестерка» встала на дыбы, как сказочный Сивка-Бурка, заглохла и глубоко нырнула мордой в отцветший жасминовый куст.
— Хорошо хоть, у нас тут кактусы не растут! — проворчала я, вываливаясь из открытой дверцы прямо на зеленые ветки.
— Чай, не Америка, — резонно заметила Ирка, зябко запахивая на себе шелковую разлетайку.
С минимальными потерями выбравшись из жасминовых джунглей, слегка помятая и поцарапанная, я побежала к подъезду. В воображении я уже живо видела незнакомого мне соседа снизу, плавающего по своей квартире на надувной резиновой лодке и на манер деда Мазая снимающего со столов и шкафов чад и домочадцев.
