— Во как! — выразительно крякнул Малахай, и глаза его радостно загорелись. — Сразу видно хорошего человека!
— Излагай свое дело! — подобревшим голосом сказала Халява Панкратьевна.
— Виктор Михайлович, вам переадресовывают звонок из комитета по внешним связям! — проворковала в трубке секретарша Анциферова Алина Леонардовна.
Анциферов приосанился, машинально поправил волосы, хотя знал, что его никто не увидит. К зарубежным контактам он по старой памяти относился с повышенным вниманием.
— Анциферов! — проговорил он с чувством собственного достоинства.
— С вами будет говорить премьер-министр Индии Индира Ганди!
Анциферов удивленно заморгал.
Во-первых, как бы ни гордился он занимаемым постом, он все же понимал, что премьер-министр огромной страны — это не его уровень.
Во-вторых, он владел английским языком в пределах школьного курса, то есть никак, не говоря уже о других иностранных языках, так что беседа с индийским премьером вряд ли получилась бы достаточно плодотворной.
И в-третьих, он вспомнил, что Индира Ганди уже давно не является премьер-министром Индии по причине безвременной кончины.
Все эти мысли промелькнули в голове чиновника в доли секунды, но он не успел ничего сказать или сделать, как в трубке прозвучал хорошо поставленный мужской голос, который объявил, как ведущий классического концерта:
— Ария индийского гостя! Исполняется впервые!
— Индира Ганди умерла… — машинально проговорил Анциферов.
Но ведущего уже сменил хриплый, полузадушенный, но все же хорошо знакомый женский голос:
— Умерла, говоришь? Ну и что? Я тоже умерла! Но это не значит, что меня можно забыть! Не слишком ли много ты о себе возомнил? Не забыл ли ты, кому обязан своим положением?
— Кто это говорит? — испуганно выдохнул Анциферов. — Это хулиганство! Прекратите немедленно!
— Ты всем обязан моему мужу! Если бы не вмешательство Геннадия — тебе не видать нынешнего поста как своих ушей!
— Пре… прекратите! — В голосе чиновника звучал самый настоящий ужас. Он помнил эти слова и этот голос… только в тот раз он не был придушенным — наоборот, он был резким, истеричным, раздраженным… — Кто это? — повторил Анциферов, не надеясь на ответ.
— Ты еще спрашиваешь? — хрипло прокашляла его собеседница. — За что, за что ты меня задушил? Что я тебе сделала?..
Ее голос затих, словно растаял в пространстве, и вместо него в трубке зазвучал оперный тенор:
— Не счесть алмазов в каменных пещерах, не счесть жемчужин в море полуденном…
Анциферов швырнул трубку, переключил переговорник на секретаршу, заорал:
— С кем вы меня соединили?
Алина Леонардовна, не привыкшая к такому обращению, на мгновение опешила, но быстро взяла себя в руки и тоном оскорбленного достоинства проговорила:
— Я же сказала вам — с комитетом по внешним связям…
— Звонок был по внутренней линии? — уточнил Анциферов, стараясь сдержаться.
— Разумеется, — холодно подтвердила секретарша. — Кстати, хочу вам напомнить, что через час состоится встреча с прессой и представителями общественности в Шуваловском парке.
Алина Леонардовна была дама со связями и на своем посту пережила уже трех председателей комитета. Именно это она постаралась передать шефу своим холодным профессиональным тоном.
— Спасибо, — сдержанно ответил Анциферов и отключился.
Внутренняя линия… Значит, кассета попала в руки к кому-то из сослуживцев. Это не плохо — это просто ужасно.
Он молча сидел, барабаня пальцами по столу.
Но ведь на кассете голос был не совсем такой. Да и слова в конце разговора отличались… Что же это значит?
Неожиданно в гулкой тишине кабинета раздались начальные такты сороковой симфонии Моцарта. Это зазвонил личный мобильник Анциферова.
— Слушаю, — отозвался он, поднеся трубку к уху.
— Зря ты меня задушил, — жалобным, трагическим тоном проговорила женщина. Это был другой голос… голос Маргариты!
Не может быть! Ведь ее тоже давно нет…
— Думаешь, никто не знает? — продолжила покойница. — Ошибаешься! Тайное всегда становится явным! Покайся — тебе снисхождение будет!
Анциферов отшвырнул мобильник.
Телефон с жалобным звоном ударился об пол, от него отлетела крышка, выпали аккумулятор, сим-карта.
— Виктор Михайлович, машина подана! — проговорила в динамике Алина Леонардовна.
Анциферов был не в настроении, но работа есть работа.
Он надел плащ, дрожащими пальцами застегнул пуговицы, вышел в приемную.
— Извините, у вас пуговицы неправильно застегнуты! — проговорила Алина.
— Что? — переспросил Анциферов.
Алина молча встала, подошла к нему, расстегнула пуговицы плаща, снова застегнула — на этот раз правильно.
— Текст вашего выступления! — Она подала ему тонкую кожаную папку с вложенными в нее листками.
Анциферов кивнул, вышел в коридор, спустился на лифте на первый этаж. В его ушах все еще звучали голоса задушенных женщин.
Перед подъездом его уже ждала машина.
Охранник выскочил навстречу, предупредительно распахнул дверцу перед Анциферовым, сам сел рядом с водителем.
Машина тронулась.
Встречные гаишники вытягивались в струнку при виде правительственных номеров, обеспечивали зеленую улицу. Через пятнадцать минут машина Анциферова уже выехала за пределы города, промчалась по широкой подъездной аллее Шуваловского парка, остановилась неподалеку от площадки, где уже толпились участники и гости торжественной церемонии.
Охранник вышел первым, огляделся, открыл дверцу шефу.
К Анциферову тут же кинулись представители радиостанций, телеканалов и прочих средств массовой информации.
— Что вы можете сказать нашим слушателям… нашим зрителям… нашим читателям…
— Обождите, — Анциферов старался сохранять приветливое выражение лица, — сейчас я выступлю с короткой речью, вы сможете все записать…
Охранник вежливо, но твердо отодвигал журналистов, освобождая чиновнику дорогу.
Вдруг из толпы людей с камерами и микрофонами вывернулся тщедушный мужичонка в зимней шапке, надетой ухом вперед, и заверещал тонким оглушительным голосом:
— Куда ты дел тела задушенных тобою женщин? Признавайся, убивец!
— Это что такое? — зашипел Анциферов. — Убрать!
Охранник бросился к бомжу, но того и след простыл. Кто-то из телевизионных операторов торопливо снимал необычную сцену.
Пока охранник бегал за первым бомжем, из кустов выскочил второй — крупный, пузатый, с длинными нечесаными волосами и с тяжелым медным крестом на груди. Бросившись наперерез Анциферову, он загудел могучим басом:
— Покайся, и прощение обрящешь! Покайся, пока не поздно! Ибо сказано — не убий без должной надобности, а ты, поганец, собственноручно задушил двух женщин…
Теперь уже все снимали происходящее. Стрекотали камеры, щелкали вспышки фотоаппаратов.
— Прекратить! — рявкнул чиновник.
Охранник бежал к новому противнику, махал руками группе милиционеров, которые переговаривались возле импровизированной трибуны. Те бросились на помощь, но бомж уже сам отступил и юркнул в кусты.
Анциферов, затравленно оглядываясь, проследовал к трибуне.
— Сейчас перед нами выступит представитель городского правительства, председатель комитета по землепользованию… — бодрым голосом вещала в микрофон ведущая мероприятие моложавая женщина из районной администрации…
— Подождите, — вполголоса буркнул Анциферов, — дайте отдышаться!
— Сейчас перед нами выступит представитель благодарной общественности, — мгновенно перестроилась ведущая, справилась с записью и закончила: — Заместитель Общества рыболовов-любителей!
На трибуну поднялась какая-то женщина.
Анциферов медленно дышал, стараясь успокоиться, перебирал листочки с текстом своей речи и поэтому не сразу почувствовал возникшее в толпе настороженное внимание. Только после первых слов «представителя благодарной общественности» он поднял голову и посмотрел в сторону трибуны.
И в ужасе попятился.
На трибуне стояла Маргарита Окунь.
— Как же так, Виктор Михайлович? — замогильным голосом вещала Маргарита, повернувшись к Анциферову. — Мы, члены Общества рыболовов-любителей, конечно, благодарны вам за вклад в дело возрождения Шуваловского парка, но не одобряем того вопиющего факта, что вы, Виктор Михайлович, взяли за правило регулярно душить женщин! Я согласна, некоторые женщины способны кого угодно довести до белого каления, но это еще не значит, что их можно прямо так, собственноручно… поручили бы кому-то, в конце концов!
— Прекратить! — закричал Анциферов, двинувшись к трибуне. — Кто позволил? Кто разрешил? Покойникам выступать не разрешается!