она ответит ему? Да ты спятил на старости лет! Всю жизнь ты натаскивал меня на семейные ценности, только что в угол за них не ставил, а теперь что? С катушек слетел?
И давно ли ты меня наставлял, как надо влюбляться и голову не терять? Мол, ты не на то поставила. А ты, папочка, на что поставил?
Тут вдруг совершенно неожиданно для Аркадия Петровича вышел врач, словно материализовался из ниоткуда и оглушительно для его бедной головы произнес, что он может навестить Ларису.
– Только недолго, – теперь с адаптированной громкостью сказал он и, развернувшись, быстро пошел по своим делам, как будто его здесь и не было.
С тяжелым сердцем зашел Аркадий Петрович в палату дочери и почти принудил себя улыбнуться, увидев, как Лариса искренне рада его появлению.
– Ну как ты, дочка? – чуть не плача спросил он.
– Папа, ты что, плачешь? – изумилась она.
– Не выдумывай, – строго сказал ей отец. – Врачи говорят, для этого нет ни малейшего повода.
– Тем более странно, – сказала она. – Для твоей предпринимательской выдержки это нонсенс какой-то.
– Ох, Лариса, доченька, – прерывисто сказал он. – Не все в нашей жизни поддается анализу…
– Хм… – улыбнулась Лариса. – Значит, я из числа этих исключений?
– Похоже на то, – теперь улыбнулся и он.
– Ну что ж, – взяв его за руку и прижав ее к своей щеке, сказала она. – Значит, и я сделаю сама для себя исключение. Я не буду мстить этой убогой девице. Пусть у нее все будет хорошо. Потому что твои слова того стоят…
С самого утра Петр с нетерпением поджидал Олега Олеговича на прежнем месте. А тот все не шел, и не шел.
Петр уже было подумал, что он с утра надрался, чего ни в коем случае нельзя было исключать, но, к счастью, в этот самый момент его бомжеватый друг появился в поле зрения.
– Физкульт-привет, – радостно обратился он к Петру, когда подошел ближе.
– А ты с пробежки? – язвительно ответил ему Петр вопросом на вопрос.
– Типа того, – сказал Олег Олегович и добавил. – А ты не бегаешь по утрам?
– Я по утрам тебя жду, – безрадостно ответил Петр. – И вот еще что. Ты давай не расслабляйся, придется тебе и дальше бежать.
Олег Олегович удивленно вскинул брови, а Петр пояснил:
– Сначала расскажи, чем твоя встреча с Алексеем закончилась в последний раз, а потом я тебе новое задание выдам.
– Ну, чем закончилась? – повторил он за Петром. – Выпивали, потом… Опять выпивали… Все…
– Ты же сказал, что что-то узнал, дубина! – возмутился Петр. – Я сутки, можно сказать, не спал, все думал: что ты мне скажешь. А ты все профукал!
– Спасибо, хоть уродом не обозвал, – с горечью сказал Олег Олегович. – А то теперь это обычное дело…
– Ладно, действительно, давай о деле, – сосредоточился Петр. – Сейчас, как хочешь, зайди к Алексею и сделай слепок с его ключа. Потом закажи и принеси мне уже готовый ключ. Понял?
– Понял, – недовольно сказал Олег Олегович. – Это, вообще-то в мои планы не входило…
– А ты представь, как это приятно – возвращаться к прежней жизни, – тонко намекнул ему Петр, – и планы тут же появятся.
– Хорошо, сделаю, – неохотно согласился Олег Олегович. – А ты тут без меня не заскучаешь?
– Я буду мечтать о новой встрече с тобой, – пошутил Петр, – и время пролетит незаметно.
Петр вручил ему коробочку с пластилином, найденную у Даши, и Олег Олегович потихоньку отправился к Алешеньке. И когда он почти скрылся из глаз, Петр прокричал ему вдогонку:
– И, смотри мне, чтоб как стеклышко!
Олег Олегович, не оборачиваясь, видимо в знак согласия, махнул ему рукой и поплелся дальше, как шел, по тропинке.
Оставшись один, Петр признал, что Бубнов в чем-то был прав: делать ему, и правда, было нечего.
Он нашел валявшуюся здесь же газету за число от начала века и стал читать. Да так этим увлекся, что действительно не заметил, как прошел целый час.
На горизонте замаячил Олег Олегович, и Петр обеспокоился, что он больно быстро вернулся. Уж не пролетел ли он, как фанера над Парижем.
Но друг его бомж шел веселый, крутя на пальце явно кольцо от ключа, и Петр тоже успокоился.
– На! – подкинув и поймав на лету заветную вещицу, самодовольно выпалил он.
– Что, получилось? – спросил Петр и, радостно покачав головой, добавил. – Хвалю!
– Будешь мне должен, – без тени сомнения ответил тот.
– Рассчитаюсь, придет время, не сомневайся, – назидательно сказал Петр и приказал. – На сегодня все, здесь не торчи, иди по своим делам. А завтра, как обычно. Жду тебя здесь…
– Есть, – прокричал Олег Олегович да так, что у Петра заложило уши, но его это совсем не смутило, и он как был, так и продолжал лыбиться.
– Чему ты так радуешься, – озадаченно спросил его Петр. – У тебя крыша поехала, что ли? Все, до завтра. Пока…
Олег Олегович в ответ на замечание только опять рассмеялся, но уходить даже не подумал.
Информацию в клювике ему никто не принесет. Самому надо добывать. А раз надо – значит, надо.
Значит, надо сидеть, наблюдать и, может быть, что-то ценное и появится. И потом, не зря же он один экземпляр ключа и для себя заказал? От такой своей ретивости и настроение поднялось, и самооценка повысилась. Нет, он посидит, посмотрит и, глядишь, что-нибудь да высмотрит.
А Петр наметил себе навестить Алексея поздно ночью, используя фактор неожиданности. И пусть он его воспримет за приведение, это даже лучше. Ну а если и догадается, так кто ему поверит?
Окольными путями, приглядываясь и озираясь, добрался Петр до Дашиной квартиры и решил там до ночи отдохнуть. А как настало время, что ни зги не видать, засобирался обратно.
Алешенькин дом давно и беспробудно спал, и Петру не составило особого труда войти в подъезд и подойти к его квартире.
Ключ в замке сначала немного покочевряжился, но потом все же повернулся и открыл дверь.
Петр вошел внутрь.
В окна светили уличные фонари, так что беспорядок здешнего жилища был отчетливо и безусловно виден. Стол в центре комнаты с пустыми бутылками и остатками закуски, поваленные на бок стулья, смятые занавески, неизвестно чем помешавшие жильцу, и мелкие сросшиеся друг с другом бычки, еще совсем недавно бывшие папиросами.
В углу на диване спал ничего не подозревающий Алешенька, и его бархатистые похрапывания разносились по всей квартире. Пару раз он затихал, но через короткое время все повторялось вновь.
Петр осмотрелся по сторонам, изучил содержимое пепельницы, мусорного ведра и, ничего особенного
