— Мне Андрей Витальевич звонил, знакомый ваш, тот, что раньше невропатологом в Скворцова–Степанова работал. Просил, правда, завтра, подъехать, осмотреть пациента. Но завтра я не смогу, мне проще сейчас. Так, где больной, граждане?
В этом месте Тамара, как умная женщина, задает последний вопрос:
— А, простите, кем сейчас Андрей Витальевич работает?
— Как кем, вы не знаете? Начальником налоговой полиции вашего района. Давеча сильно ругался на какого–то Аркадия Петровича, обещал мозги ему вправить кардинально. Так где больной?
…Что удивительно, Андрей Витальевич нашего шефа вернул на следующий день, причем с явно исправленным мозжечком и прочими внутренностями. И всю последующую неделю мы всей конторой не вылезали из офиса, закрывая квартальный отчет и разрисовывая разные справки для налоговой.
А телефон и тем более факс мы на это время отключили — чтоб не мешали работать.
Пронин только потом уволился, когда все бумаги в налоговую вовремя сдали. Я его не осуждаю — знакомых, конечно, не выбирают — но головой тоже думать надо. У меня вот тоже друг, телемастер по образованию, патологоанатомом сейчас работает — я ж его ни к кому не приглашаю.
БИЗНЕС, КОТОРЫЙ ВСЕГДА С ТОБОЙ
Чужую машину, костюм от Володарского или хотя бы жену, каждый норовит обругать — там стучит, здесь морщит, а это вообще неизвестно как вылупилось и, главное, само не знает, зачем. Народ пошел не просто злой, а даже, прямо скажем, необъективный. Заврался народ окончательно, а в некоторых окрестностях нашего глобуса и вовсе окосел.
Когда Гера купил себе файковую кепку за четвертак зелеными, каждый прямоходящий в окрестностях сарая под громким названием отель «Москва», норовил прямо подойти и обхаять чужую собственность. Многие так прямо и говорили: «Дрянь кепка, я б за такую и рубля бы не дал».
Гера, бывало, посмотрит так пронзительно на охальника, да и пойдет себе дальше. В лабаз, например, в смысле — интуристовский магазин при отеле. На работу.
Гера у нас был труженик тыла — пока остальные мажоры фарцевали и боялись на стоянке перед сараем, Гера обслуживал интуриста натурально в инвалютном магазине — деньги там поменять по–быстрому, пока продавцы в потолок пялятся, или матрешку всучить цельнодолбанную, зато задешево и сердито. Нормальный турист вроде оставался доволен, а всяких склочников и в Америке хватает.
А Гера поправлял свою кепку, закупленную на сверхдоходы, кстати, в этом же магазине самообслуживания, да и топал себе до хаты — баксы да слаксы пересчитывать, дебит на кредит переписывать.
И вот таким макаром трудился Гера чуть не полгода, пока однажды хозяин заведения, господин Хулио Андерсен, колумбийский мафиози шведского вероисповедания, в девичестве — ирландский подданный, грубо не нарушил правила игры. Андерсен подкараулил Геру на выходе и, гнусно ухмыляясь, съездил честному фарцовщику аккурат в левый глаз, а потом добавил в ухо, и еще, и дальше бы совал свои вонючие бразильские ручонкой, но навалились прямоходящие и Геру натурально спасли.
Гера укоризненно взглянул уцелевшим глазом на рехнувшегося бизнесмена, поправил кепочку и молча продолжил путешествие к выходу.
А колумбийский мафиози, нервно дергаясь в цепких руках озабоченной общественности, орал во всю мочь на родном бурундийском наречии: «Кара мура дура са!», что в переводе означало: «Граждане! Эта сука, этот нехороший человек, шестой месяц заходит в мой магазин без кепки, которая стоит двадцать пять долларов. А выходит эта сволочь в кепке, которую толкает потом на стоянке за пятнадцать долларов США, чем сбивает мне торговлю и душит мой предпринимательский пыл. Каждый день я терял десять кепок, то бишь двести пятьдесят гринов, а эта зараза получала сто пятьдесят, и только сегодня я понял, куда деваются эти чертовы кепки. Мой склад пуст! Отпустите меня, я хочу натянуть ему эту последнюю кепку на задницу!»
Но никто не понял Хулио Андерсена. Ему поднесли на выбор воды и стаканчик водки и пока он обреченно прихлебывал и то и другое, уже не пытаясь выбраться из цепких рук мировой общественности, Гера медленно и торжественно покидал негостеприимное заведение. Он немного хмурился, мысленно матеря себя не хуже Андерсена, — ведь по его расчетам, кепки глупого колумбийца должны были закончиться лишь к сентябрю.
А на дворе стоял август и веселое солнышко припекало почти по–нашему, по–бразильски.
Но у Геры была надежная защита — кепка.
ПИСЬМО ЗАНЗИБАРСКОГО ШПИОНА
Генеральному директору Занзибарского Его Императорского Величества Разведывательного Управления имени Джонсона энд Джонсона Господин директор!
Простите за такой не занзибарский дизайн упаковки и запашок, который Вы, возможно, приняли за фосген Его Императорского Величества Химических войск. Это не рвотное, а местное национальное лакомство, которым, к сожалению, вынужден лакомиться и Ваш покорный слуга в силу чудовищных обстоятельств и ужасных нравов, царящих здесь.
Извините, если можете, и за способ связи, использованный мною, но вот уже год, как ездовые животные, породу которых я не рискну определить, но которых здесь ласково именуют «gazonchik», не получают никакой еды, а потому почтовые дилижансы движутся исключительно с помощью мускульной тяги аборигенов и крайне редко добираются до адресатов. Факсы, к сожалению, здесь используют только для подделки векселей и нашей занзибарской валюты. Что касается телефонной связи, то хотя я своевременно оплачиваю все без исключения счета, поговорить удалось только раз — с местной телефонной станцией, сотрудница которой сообщила об отключении телефона за неуплату переговоров с деревней Gadukino.
Впоследствии я много раз пытался найти этот населенный пункт в местных справочниках и картах, но мне подсказали, что его давно смыло и я просто оплатил счет. Телефон, однако, так и не включили, и теперь я догадываюсь» почему — вокруг дома, где я арендую квартиру, проводятся геологические изыскания и, судя по глубине траншей, геологи приближаются к докембрийской эпохе. Если они все–таки найдут нефть, мне, вероятно, придется съехать, но я сообщу Вам новый адрес.
Теперь о ситуации в стране. По Вашему совету я удачно поместил капитал в наиболее доходные предприятия и теперь контролирую примерно половину местной промышленности и даже значительную часть занзибарской. Правда, некоторые руководители этих предприятий находятся в тюрьмах, но меня убедили, что это здесь обычное дело и нисколько не мешает успешному руководству. Через некоторое время одних руководителей выпускают и на их место помещают следующих, по графику, имеющемуся в правительстве и силовых структурах.
Дивидендов я еще не получал, но это, видимо, связано с неразвитостью связи, о которой было сказано выше. Впрочем, деньги у меня есть — несколько месяцев назад я продал тысячу тонн жемчуга в сертификатах местного банка Вашему другу из Долбонезии, кстати, где он, давно я его не видел. Золото я пока попридержу, поскольку опасаюсь падения мировых цен и паники на бирже в случае продажи ста тысяч тонн одновременно.
Экономика этой страны весьма своеобразна, а способы ведения хозяйства заслуживают пристального внимания со стороны наших экономистов и психиатров. Несмотря на Ваше прямое указание, я так и не смог выяснить, каким образом местные бизнесмены выплачивают налог с прибыли, превышающий саму прибыль. Вразумительного ответа мне не дали ни налоговые чиновники, ни бизнесмены, и у меня сложилось впечатление, что мои вопросы не совсем приличны. Некоторые из моих собеседников называли меня идиотом и мне показалось, что они были искренни. Поразили меня и взаимоотношения между работодателями и наемными рабочими, зарплату которым здесь не принято платить вовсе. В крайнем случае, ее выплачивают несколько лет спустя и только после специального постановления правительства. Но самый удивительный обычай связан здесь с праздником принятия национального бюджета — бюджет на текущий год аборигены принимают только после того, как этот год заканчивается. Некоторые эксперты утверждают, что виноваты дураки и дороги, но я полагаю, что дело в другом — к концу года становится ясно, сколько денег уже украдено, а сколько украсть не смогли и оставили народному хозяйству.
Что касается политической обстановки, то я бы рекомендовал Вам не слишком доверяться безответственным публикациям в занзибарской прессе. За последние три года здесь произошло всего два путча, один переворот и четыре референдума. Конституцию здесь очень уважают, особенно нашу, занзибарскую, а свою нарушают только в исключительных случаях, по понедельникам, поскольку здесь это очень тяжелый день. Что касается парламента, то он действительно существует, но в силу своей молодости и некоторой, так сказать, необстрелянности, еще не совсем понимает, что от него требуется.
