— Тем хуже для тебя, — отрезала Ксения. — Не понимаешь, во что вляпалась!..
Ответить что-либо я не успела. Мобильник онемел. Кажется, рефлекторно отключилась. Ненавижу угрозы!
Осторожно поглаживая протянутую вперед загипсованную ногу Мишурика, я тяжело, со всхлипом, вздохнула и печальным голосом сообщила о нависшей над нами опасности. И предложила всем скопом немедленно ехать в прокуратуру.
Первой отозвалась Наташка: «У меня бензин почти на нуле», хотя в этой ситуации ей следовало, по крайней мере, онеметь. Вот что значит вываляться в навозе! Совсем нюх потеряла. Не может понять, куда я клоню.
Вторым напомнил о себе Юрий Алексеевич. Скромно поперхнувшись и покашляв в кулачок, он попросил доставить их обратно к садовому домику, откуда он доберется пешком, и предложил возместить стоимость израсходованного нами в этой поездке бензина. Марина тихо заплакала, а Мишурик скрипнул зубами.
— Зубы надо беречь! — глубокомысленно заметила Наташка. — Кроме костыля, зубов и когтей нам нечем отбиваться от врагов. Господа, я так понимаю, в прокуратуру никто ехать не желает. В милицию, надо полагать, тоже. Молчание — знак согласия.
— Причем недобрый знак! — строго сказала я. — В таком случае, когда мне без моего на то согласия будут обеспечивать внеплановый ремонт квартиры, умелыми руками превращая ее в окончательно и бесповоротно нежилое помещение, хотелось бы знать, за что? Мишурик! Тебе слово. Марины и Юрия Алексеевича стесняться нечего, они спасли тебя от верной гибели. Для истории. Зачем только мы в нее вляпались? Уверена, оба сумеют пожалеть и оправдать тебя, как плод своих совместных профессиональных и нравственных усилий. Я правильно поняла, что Юрий Алексеевич, лечащий врач Мишурика? А кто такая Мариночка?
Марина виновато взглянула на врача. Он пару раз кашлянул и беспокойно завозился в своем углу, усилив общее временное неудобство.
— Я — медсестра того же отделения, — голос Марины немного окреп. — Мы с Юрием Алексеевичем просто не могли поступить иначе. Если вы сообщите об этом в прокуратуру и об этом узнают…
— Вам тоже обеспечат внеплановый ремонт квартир! — догадалась Наташка. — А помимо этого.
— Мишурик! Время пошло! — резко оборвала я ее.
— Пошло, — еле слышно отозвался Мишурик, и его больная нога слегка дернулась. — И оно, к сожалению, работает не на нас. Я бы вернулся, но меня здесь обязательно будут искать и найдут. Очень прошу вас поверить мне на слово, я ничего плохого не совершал. Просто иногда абсолютно справедливые с точки зрения морали действия противоречат требованиям закона. Не за себя боюсь.
— В фирме, где работал настоящий Кочнев, чуть больше недели назад погиб заместитель генерального директора.
При этих словах нога Мишурика дернулась сильнее и он снова скрипнул зубами.
— Сам генеральный таинственным образом исчез до этого печального события. Ты имеешь к этому отношение?
— Тимур погиб? Я ничего не знал о его гибели. — Мишурик явно не врал. На его физиономии появилось выражение крайнего замешательства. Словно ему, обуреваемому жаждой, протянули стакан холодной родниковой воды, но тут же отобрали. И он еще не знает, как к этому относится — как к простому розыгрышу или пытке. — Я его не убивал! Как же он мог погибнуть, если…
Мишурик разволновался не на шутку. Вместе с ним разволновались и Юрий Алексеевич, и Марина: слишком активно он старался выбраться из машины.
— Сидеть! — рявкнула Наташка. Команда, как всегда, подействовала. Пассажиры заднего сидения застыли. Хуже всех пришлось лечащему врачу. Больной полностью закрыл его своим телом, практически высвободив ранее занимаемое собой место. Закаменевшей Марине даже не пришло в голову воспользоваться этим обстоятельством и хоть на короткое время разместиться с удобствами.
«Кажется, „перегнули палку“, — подумала я и ласково сказала:
— Ну что ты, Мишурик. Тебя в убийстве этого Тимура никто и не обвиняет. Ты по техническим причинам просто не мог этого сделать. Только в безумных боевиках герои лупцуют друг друга так, что с каждым новым смертельным ударом у них появляются новые силы для ответного, тоже смертельного. Увы, ты не такой герой. Тебе хватило одного столкновения с простой автомашиной. Впрочем, не будем наступать на начинающие образовываться на месте переломов костные мозоли. В том числе в моей памяти. Все это произошло на моих глазах, потом я долго не могла успокоиться, столько триллеров пропустила без просмотра!
Сеанс психотерапии подействовал. На заднем сиденьи началось оживление. Марина оттаяла и села поудобнее, Мишурик с трудом слез со своего лечащего врача и перебрался к ней на колени. Но тут же извинился и поспешил вернуться на старое место. С ее помощью.
— Ну хватит издеваться над моим вездеходом! — всколыхнулась Наташка. — Ир, вылезай и забирайся назад. Мишурик весь лечащий персонал обсидел и разбередил старые раны. Пусть перебирается на твое место, откатим сиденье назад до упора.
— Упором, надо думать, буду я?
Мне не очень нравилась эта затея. Да и Мишурик невольно застонал от перспективы нового перемещения…
— Ничего. Побудешь «упором». Прижизненная реинкарнация! — отрезала подруга и более мягко добавила: — Вызванная производственной необходимостью. Машина ведь не резиновая. Если психованному больному не обеспечить надлежащие условия транспортировки, она развалится на запчасти. Уложим спинку переднего сиденья тебе на коленки, старайся отслеживать Мишуриковы колебания. Если активизируются, немного придушишь больного. Он и успокоится.
— Вы знаете, как погиб Тимур? — покрехтывая, вернулся на старую стезю Мишурик, когда его аккуратно выволакивали из машины. Отвлекался таким образом от жуткого процесса пересадки.
— Только со слов Майки, — охотно поддержала я тему, тем более что в пересадке больного члена нашей компании не участвовала. Мне поручили держать костыль, с ним я и руководила операцией, корректируя ее ход: «правее, чуть левее, поднимите ногу чуть выше. Все! Бросайте!». — Майка сказала, что примерно неделю назад он поехал на рыбалку и вроде бы утонул.
— Тело нашли?
— Наверное, нашли.
Я сдула с прислоненного к капоту Мишурика сухую травинку.
— Наталья, а зачем нам костыль? Мишурику он только мешает.
— Затем! Без него невозможно запихнуть тебя в машину. Видишь, все посадочные места сзади уже заняты. Кто не успел, тот опоздал. Не дуй на Мишурика. Сдуешь с капота, я его потом одна не загружу. Не буду возражать, если вручишь костыль ему.
— Я не верю! Он сделал это специально! Казалось, Мишурик Наташку не слышал.
— Разумеется. У него не было другого выхода. Когда о самоубийстве очень настоятельно просят, можно сказать, толкают на этот поступок. — Тут я осеклась, пораженная своим мыслям, затем выдала пару невразумительных слов и, завершив их внушительным: «Ни фига себе фига!», влезла в машину, приложившись головой о крышу. Боль заставила охнуть, отбросить костыль на землю. Я с остервенением принялась потирать место ушиба.
— Нет, двое больных на голову — это уже перебор! — услышала позади себя голос подруги, бесцеремонно продвинувшей меня назад коленом, где меня тут же принялся утешать Юрий Алексеевич. Со ссылкой на то, что до свадьбы, неважно чьей, все заживет. Плохое утешение. Вся эта история, собственно говоря, со свадьбы и началась.
С моим водворением на место дальнейшая погрузка прошла быстро и без осложнений. Шурик даже пикнуть не посмел, видя, как бесцеремонно Наталья Николаевна обращается с костылем.
Выехав на шоссе, Наташка притормозила и заявила, что проторенным путем не поедет. Лучше уж через Уральские горы. Юрий Алексеевич не возражал. Просто попросил высадить его где-нибудь в начале пути. Окончательно размякший Мишурик пообещал указать другой, более короткий маршрут. Он и в самом деле оказался таковым, всего на девяносто километров длиннее первоначальной дороги. Но с учетом того, что конечным пунктом прибытия явились наши с Наташкой дачные угодья.
Моя дорогая свекровь, слегка похудевшая, но в то же время и помолодевшая от слишком длительной встречи со своей молодостью, ярким напоминанием о которой являлась обремененная семьей лучшая подруга, нашего прибытия не испугалась. А уяснив, что из общего числа участников заезда наслаждаться подмосковными вечерами останутся только двое — загипсованный Михаил Петрович с «сестрой» Мариной, да и то на Наташкиной даче, немного расстроилась: трудно жить на два дома.
Домой мы с Наташкой отправились только в девятом часу вечера, «закинув» по пути Юрия Алексеевича на станцию. Он уверял, что ему на электричке добираться до дома быстрее, и даже не заметил Наташкиной иронии насчет важности его персоны. Не всякому проложат рельсы прямо к подъезду. Расставались с ним, договорившись, что друг друга знать не знаем и в глаза никогда не видели. Впрочем, как и Марину. Чуть позднее девушка пояснила, что оформила на работе краткосрочный отпуск «по семейным обстоятельствам».
