держаться освещенных участков. То есть идет именно туда, куда я и хотел его направить. Как только Йонас добирается до нужного мне места, я подаю Эсе сигнал. Эса нажимает три кнопки одновременно, и игровой павильон буквально взрывается слепящим светом. В зале включаются все лампы, и мы на наших мониторах видим все. Внезапная вспышка производит на несчастного Йонаса ошеломляющее воздействие, и он поступает именно так, как я и предполагал, — пытается спрятаться. Но, поскольку он не может расстаться с коробкой, то оглядывается в поисках достаточно просторного укрытия. И он его находит.
Йонас с коробкой в руках ныряет внутрь «Банана», а я прошу Эсу дистанционно заблокировать выход из аттракциона. Щелкает замок, и этот звук слышен даже в диспетчерской.
Аттракцион «Банан» давно не используется в парке, но это удобное место для хранения всякой всячины вроде запчастей и инструментов, которые должны быть под рукой. Кроме того, благодаря своему ярко-желтому цвету и красивым плавным изгибам гладкого пластика «Банан» служит важным элементом интерьера игрового павильона. И если раньше я недоумевал, зачем Эса настоял на установке дорогостоящего дистанционного замка для «Банана», то теперь все вопросы у меня отпали.
Мы подходим к «Банану» с осторожностью. Не уверен, честно говоря, что нам следует чего-то опасаться. Даже если бы у Йонаса оказалась при себе бомба, сомневаюсь, что он решился бы ее взорвать и разрушить столь изящный пластиковый фрукт, а в придачу и самого себя. Конечно, ничего нельзя исключать, но мой предыдущий опыт общения с Йонасом и его вечная нерешительность подсказывают, что он вряд ли пойдет на такой шаг. Мы тихонько подходим к «Банану» и какое-то время прислушиваемся. В павильоне — полная тишина, как и внутри «Банана». Я стучу по пластиковой стенке.
— Йонас, — спрашиваю я, — а что у тебя в коробке?
Тишина. Я снова стучу по «Банану» и повторяю вопрос.
— Кто там? — раздается голос из «Банана».
Я называю себя и напоминаю, что мы уже встречались. Добавляю, что со мной директор по безопасности, который проходил подготовку по задержанию правонарушителей в секретной израильской спецслужбе. Последнее — прямое требование Эсы, которое он выдвинул, пока мы шли к «Банану»; я не стал с ним пререкаться и просить подтверждения, не располагая для того временем.
— Муравьи, — говорит Йонас. — Муравейник. У меня при себе миллион муравьев. Если вы отопрете дверь, я их выпущу.
Ответ неожиданный, но по-своему логичный. Налицо классическая попытка провокации.
— Если ты выпустишь миллион муравьев, — говорю я, — то тебе нескучно будет сидеть в «Банане».
— Мы можем загерметизировать «Банан», — подсказывает Эса. — У меня на складе есть кое-что из арсенала румынского спецназа. Так его замуруем — муха не пролетит!
Я смотрю на Эсу и думаю, что либо он один из самых запасливых на Земле людей, готовый к любым ситуациям, либо тут дело в чем-то другом. Я снова поворачиваюсь к «Банану» и вспоминаю свои расчеты и собранную информацию, включая результаты наблюдений. Знаю, что иду на риск, но, как мне кажется, он оправдан и опирается на высокую степень вероятности.
— Йонас, я знаю, кто тебя сюда послал, — говорю я.
Молчание. Я собираюсь задать следующий вопрос, когда вмешивается Эса.
— Мы можем открыть коробку с муравьями и отсюда, — кричит он. — Применим специальный метод нагрева, разработанный НАСА, и коробка развалится по швам. Тебе, парень, предстоит ночь в сауне с миллионом муравьев.
— Спасибо, Эса, — говорю я как можно спокойнее, поскольку вижу, что он завелся. — Предлагаю вернуться к методам дипломатии…
— Это правда? — доносится из чрева «Банана».
Смотрю на Эсу. Вывод напрашивается сам собой.
— Полагаю, что это более чем вероятно. Предлагаю перейти, собственно, к делу.
Я понимаю, что иду ва-банк.
— Мне и так известно, что тебя подослали Ластумяки и Салми, но я хочу знать, зачем и почему. Прямо сейчас.
Тишина. Затем раздается удар по стенке «Банана».
— Если я скажу, — в голосе слышится панический ужас, — то где гарантии, что вы меня выпустите и не разломаете коробку с муравьями?
Очевидно, Йонас не знаком с теорией игр и уж тем более не знает ее достаточно глубоко. Хотя даже поверхностное представление об этой концепции подсказало бы ему, что у него, как говорится, нет на руках козырей.
— А какие у тебя варианты? — спрашиваю я.
В «Банане» повисает тишина. Надолго.
— Мне ничего не надо, — наконец говорит он. — Я ненавижу парки приключений. Вообще все парки приключений. Они меня просто бесят. И какого хрена я торчу в этом дерьмовом «Банане» в полной темноте? Что ты хочешь знать?
Разумеется, я не специалист по части допросов и прочих следственных действий, но меня не покидает ощущение, что Йонас на удивление легко и быстро раскололся. Еще раз повторяю свой вопрос.
— Они торопятся. Ластумяки и Салми говорят, что время поджимает. Они откуда-то раздобыли эту чертову коробку, всучили ее мне и заставили притащить сюда сегодня вечером. Ну или хотя бы попробовать… Типа устроить тут переполох, ужас-ужас, перепугать сопляков, чтобы, значит, родители боялись отпускать сюда свою мелюзгу, потому что, мол, гребаные муравьи пожирают детей заживо или что-то в этом роде.
Откровения Йонаса истеричны и скорее кратки. Вдобавок, они содержат весьма сомнительные предположения — трудно себе представить, чтобы муравьи заживо пожирали наших посетителей в «Клубничном лабиринте» или где-нибудь еще. С другой стороны, это открывает новый взгляд на ситуацию.
— Ластумяки и Салми сказали тебе, — спрашиваю я, — почему это нужно сделать именно сегодня?
И снова тишина.
— Откуда, черт возьми, мне знать? — почти кричит Йонас. — Весь этот идиотский бизнес — сплошной дурдом! Хяюринен получает по полной рожком мороженого, Нико — чем-то еще, недоноски-полицейские вымогают деньги, а теперь вы тут угрожаете расплавить меня в этом гребаном «Банане»... Засунь себе этот дьявольский парк…
— Хорошо, — прерываю я вопли Йонаса. — Давай вернемся немного назад. Когда Ластумяки и Салми явились в «Сальто-мортале» после убийства Хяюринена и…
— После чего?
— После убийства Хяюринена…
— Как это — после убийства? Они там еще до этого были.
— До убийства? — уточняю я, ощущая, как холодок пробегает у меня по спине, причем это ощущение столь явственно, что я даже поворачиваюсь к Эсе, чтобы убедиться, что он не ткнул в меня каким-нибудь холодным металлическим предметом.
— Ну! — орет из «Банана» Йонас. — До, разумеется, до, черт подери! Они там с самого начала крутятся.
Я рисую в
