Ознакомительная версия.
— Сосредоточься, сосредоточься, — умоляла Роза. — Представь, что ты выходишь из салона, прикрыла за собой дверь…
— Дверь за мной прикрыл охранник.
— Вспомнила! Вот видишь, вспомнила! — восторженно запищала Роза и захлопала в ладоши.
— Ни фига не вспомнила, — разочаровала я ее. — Просто знаю: охранник всегда передо мной дверь открывает, он же и закрывает эту дверь.
— Ладно, не отвлекайся, — рассердилась Роза. — Сосредоточься, представь себя у входа в салон и вызови прежние мысли, а я их прочитаю.
Я сосредоточилась. Роза напряглась, засверлила меня глазами, приговаривая:
— Ну! Ну!
И в моей голове опять появились шляпки. Точнее, шляпа, одна. Почему-то мужская.
— Опять шляпа! — Роза без сил упала на диван.
— Ну ты, старушка, даешь! — восхитилась Маруся. — Как же ты живешь, если у тебя вместо мозгов одни шляпы?
— Так было не всегда, — с трудом сдерживая слезы, пожаловалась я. — Так случилось после карниза.
— Вряд ли, я и раньше за тобой такое замечала, — усмехнулась Маруся.
— Отстань от нее, — неожиданно вступилась за меня Роза. — Это стресс. Пускай немного от него отойдет, и завтра продолжим.
— Лучше бы ее свести к Коровину, — принялась за свое Маруся.
— Зачем к Коровину, — рассердилась Роза. — У меня уже получается. Завтра с утреца на свежие мозги опыты и продолжим.
И мы продолжили на следующий день с раннего утра — так захотела Роза. Продолжили с тем же эффектом. Я не унывала, Роза тоже. Маруся рвалась к Коровину.
И на другой день было то же самое. Роза с утра до вечера читала мои мысли, я же думала лишь о какой-то мужской шляпе. Маруся стояла над моей душой и время от времени вскрикивала:
— Пора ее к Коровину.
В конце концов сдалась и Роза.
— Все, — сказала она. — Я пас. Ведем ее к Коровину. Пускай пообщается с духами.
«Ну, с духами не с духами, — подумала я, — а посмотреть на это чудо спиритизма — Коровина будет полезно со всех сторон: и для будущей книги, и для общего развития, и для поднятия тонуса, и для улучшения настроения. Разве это не смешно, когда взрослый солидный мужчина на полном серьезе ведет беседу то с Распутиным, то с Наполеоном? С другой стороны, Коровин в большой моде. Салон Кольки Косого против салона Коровина просто колхоз. Просто срам, что я еще ни разу не была у Коровина».
О своем психическом здоровье я уже почти не беспокоилась. Забвение — это то, что позволяет человеку существовать в нашем злокозненном мире. Если бы не забвение, жизнь утратила бы смысл. Поскольку меня больше на карниз не тянуло, я забыла о нем, расслабилась и решила, что тот инцидент произошел в связи с секундным помутнением рассудка на почве ссоры с соседями.
«Вряд ли это повторится», — подумала я и дала Розе и Марусе согласие отправиться к Коровину.
Лишь из любопытства.
Мне снился сон.
Страшный сон.
Даже ужасный.
Ужасный по нескольким причинам. Во-первых, он был очень длинный — длиной в жизнь. А во-вторых, во сне я была мужчиной, да ладно бы еще красивым, бодрым и молодым, а то совсем наоборот — я была пожилым низкорослым мужчиной и обладала всеми атрибутами старости: лысиной, вставными зубами, подагрой, животом и одышкой. И почему-то всем этим я очень гордилась.
Впрочем, известно почему: у меня были деньги, много денег. Утром после душа я подходила к зеркалу и, с огромной симпатией глядя на свое неприглядное отражение, нежно оглаживала раздутый обжорством живот, щелкала вставными зубами, проводила рукой по плешивому темечку (по привычке приглаживая то, чего давно уже нет) и удовлетворенно себе говорила:
— Хорош, чертяка!
Видимо, я ждала чего-то еще более безобразного и, не найдя, приходила в восторг. После этого я выпячивала впалую грудь и героически пыталась подобрать дряблые мышцы живота; живот от этого в объеме не уменьшался, а лишь покрывался жировой рябью и становился похож на корку гигантского апельсина, но я была очень собой довольна и с улыбкой вещала:
— Рано пока на диету, рано. Еще сойдет.
И не ошибалась, потому что действительно сходило. Все сходило за первый сорт: и впалая грудь, и безобразный живот, и плешь, и вставные зубы. Да еще как сходило! Под дверью ванной с полотенцем в руках меня ожидало существо, которое своими прелестями с лихвой возмещало все мои недостатки.
Существо порхало ко мне на своих длинных стройных ногах, в искреннем порыве нежности своими сочными губками чмокало меня прямо в плешь и с материнской любовью обтирало полотенцем мой отвратительный жирный живот. При этом существо не играло, нет-нет, оно действительно боготворило меня, потому что ждало от меня много, очень много…
Старый, плешивый и пузатый, я был не просто я — старый, пузатый и плешивый. Существо видело во мне уверенного в себе хозяина жизни, всем известного и всем нужного, с которым нет никаких проблем, а есть одни лишь радости. И именно этот источник радостей любило во мне существо, охотно прощая и плешь, и вставные зубы. Прекрасное существо даже не замечало этих мелких недостатков, поскольку было счастливо и понимало: счастье это случайно и рядом с плешью и животом могли оказаться любые другие длинные и стройные ноги. Красивых ног в стране много, а богатых и знаменитых животов мало и на всех не хватает.
Прекрасное существо было неглупо, все понимало и обожало меня и каждодневно радовалось, что я у него имеюсь и в роли мужа ограничиваюсь им одним, этим прекрасным существом, в то время как великое множество красивейших ног, губ и глаз только и думают, как отобрать у него мои живот, плешь и прочее…
В общем, это была любовь, большая, прекрасная любовь, замешанная…
Хотя любая любовь замешана на чем-нибудь прозаическом, так что эта от других не сильно отличалась, но дело не в том. Сон закончился примерно так же, как заканчивается любая жизнь: трагично. В конце концов я, старый дурак, попала в неприятность: неожиданно начала задыхаться прямо посреди счастливейшей жизни. Как и при каких обстоятельствах это случилось со мной — не помню, но ощущения я испытала ужасные. Помню лишь, что была кромешная тьма — то ли подвал, то ли чулан — и это меня почему-то страшно пугало. Глаза лезли на лоб от нехватки воздуха, страшные спазмы сковывали грудь и горло, руки судорожно пытались сорвать с шеи карденовский галстук, мысли путались…
Боялась, не знаю чего, тряслась всем своим жиром… В голове был один страх, жуткий страх, просто животный ужас. Впрочем, были и две-три мысли о прекрасном существе, мол, погибаю, и как-то оно теперь выживет без меня? Без средств, без друзей останется — глупое да наивное, — оберут до нитки и по миру пустят…
На этом жутком месте я и проснулась, разбуженная телефонным звонком Маруси. Как всегда она беспардонно врывалась в мою жизнь, но на этот раз я была ей благодарна, честное слово.
— Старушка! Епэрэсэтэ! — изумилась Маруся. — Ты прямо вся еще спишь? Как не стыдно, старушка, я прямо вся давно уже на ногах!
— Добро бы просто сплю, — пожаловалась я, — а то такую дрянь смотрю. Одни кошмары, жуть!
Хотелось, конечно же, сразу, входя в мельчайшие подробности, рассказать сон, но сильные впечатления вытеснили из памяти весь словарный запас. Пришлось ограничиться лишь этим жалким лепетом. Маруся же и слушать меня не собиралась.
— Еду к тебе, будь готова, — сообщила она и бросила трубку.
«К чему это я должна быть готова?» — подумала я, тупо глядя на себя в висящее напротив кровати зеркало и безмерно радуясь тому, что нет еще у меня плеши и вставной челюсти, а, напротив, есть белые натуральные зубы и роскошные длинные волосы, которые я ни за что не доверю стилисту, как бы моден он ни был.
Должна сказать, что последнее сообщение Маруси меня насторожило, как любое ее сообщение. Жутко хотелось знать, к чему я должна быть готова. После страшного сна я уже не ждала радостей от жизни, поскольку все естественное всегда ценила выше любого богатства и никогда терпеть не могла примеси денег в отношениях, а тут сразу столько неприятных впечатлений…
Но нет худа без добра, в ванной меня ждал сюрприз. Когда после душа я подошла к зеркалу и не обнаружила у себя отвислого живота, то едва на радостях не потеряла сознание. К счастью, явилась Маруся и отвлекла меня, пришлось бежать открывать ей дверь, откладывая обморок.
Дверь я открыла, в умилении приговаривая: «Боже, как я хороша! Как хороша!»
— Ты что, старушка?! — изумилась Маруся. — С чего ты это взяла? Хоть бы в зеркало на себя посмотрела. Прямо вся помятая и опухшая. Тьфу!
— Это ты меня раньше не видела, — торжествуя, сообщила я. — Плешь, жир, подагра…
Я махнула рукой, мол, всего и не перечислишь. Маруся остолбенела. Ей еще с детства сильно хотелось все это у меня увидеть (особенно плешь), но как это сделать, она не знала, а потому спросила:
— Ты о чем, старушка?
Я тут же рассказала свой сон, заключив повествование словами:
Ознакомительная версия.
