Так как шампанское мы прикончили довольно быстро, Нинон сбегала в дом и притащила бутылку клюквенной настойки, на которую мы налегли с не меньшим энтузиазмом. В результате к концу застолья я была готова настолько, что едва ворочала языком, в то время как Нинон оставалась вполне себе бодрой. Я уже дремала с открытыми глазами, когда она, поморщившись, обернулась, посмотрела вдаль и заметила:
— Надо же, Остроглазовы пожаловали. Чего это они среди недели?
Я тоже встрепенулась и бросила взгляд в сторону соседнего дачного участка, у ограды которого остановилась светлая иномарка, а из нее выскочила высокая худощавая особа женского пола и нервно застучала каблучками по дорожке, выложенной плиткой. Лица ее я не рассмотрела, но, что называется, шкурой уловила исходящие от нее флюиды молчаливого раздражения. Женщина уже скрылась за обильными зелеными насаждениями, когда из иномарки вывалился высокий крепыш в джинсовом костюме. Наверное, это был банкир, угнетенный семейными скандалами. Он распахнул ворота, снова нырнул в машину, загнал ее во двор, после чего тоже пропал из виду.
Нинон недоуменно пожала плечами:
— Странно, с чего бы им приезжать? Обычно они здесь бывают только в выходные.
В ответ я бессильно уронила голову на стол.
— Ой, Женька, — прозрела Нинон, — да ты же совсем спишь, надо же, какая ты слабачка.
— Это меня от свежего воздуха развезло, — виновато прогнусавила я. В действительности меня развезло от клюквенной настойки и того обстоятельства, что предыдущую ночь я почти не спала, все оплакивала порушенную любовь.
— Иди-ка ты отдыхай, — по-дружески посоветовала мне Нинон и проводила меня наверх в мою комнату-шкатулку, где я сразу же рухнула на софу и забылась крепким сном.
* * *
— …Ах ты, старый козел! — заорал кто-то буквально над моим ухом. Потом что-то громко хлопнуло.
Я подняла голову с подушки и огляделась, вернее, попыталась оглядеться, потому что вокруг была полная темнота. Потерла раскалившийся лоб, ощутила сухость во рту и с запозданием сообразила, где я нахожусь: у Нинон на даче. Но кто кричал таким противным голосом? Ни за что не поверю, чтобы он мне приснился.
Я слезла с софы и подошла к окну, за которым шуршала листва. Взглянула вниз, увидела банкирский двор, освещенный дом, светлую иномарку под окнами. Душераздирающих криков больше не было, но успокоиться я уже не могла. А если прибавить к этому, что меня мучила жесточайшая похмельная жажда… В общем, я вышла из своей светелки и жалобно позвала:
— Нинон! Нинон!
Та отозвалась не вдруг. Сначала за ее дверью протяжно скрипнула кровать, потом раздался недовольный вздох, и наконец Нинон в белой ночной сорочке высунулась на лестницу:
— Чего тебе?
Я сконфуженно откашлялась:
— Ты разве не слышала, кто-то кричал?
— Кричал? — невозмутимо отозвалась она. — Значит, опять Остроглазовы ругаются, спи!
— Мне пить охота, — призналась я.
— Ах вот в чем дело. Ладно, пошли вместе, а то еще грохнешься с лестницы. — Сама Нинон, несмотря на темноту, неплохо ориентировалась в пространстве, впрочем, неудивительно, все-таки она находилась в собственном доме, а не в гостях.
Мы спустились вниз, Нинон прошла на кухню и, не зажигая света, открыла дверцу холодильника. Через минуту она вернулась в гостиную с бутылкой минералки и двумя стаканами. Поставила минеральную воду и стаканы на стол, включила настольную лампу… В этот момент неподалеку что-то громко звякнуло. Нинон насторожилась и подошла к окну.
— Ну вот, я так и знала, — констатировала она с раздражением, — сейчас сюда явится банкирша… Хотя нет… Куда это она потащилась, интересно?
Я встала с кресла и тоже приблизилась к окну, прильнула к стеклу, но толком ничего не разглядела, только распахнутую калитку соседнего дачного участка.
Потом мы выпили минералки, минут пять потратили на обсуждение семейных проблем банкира Остроглазова и разошлись по своим комнатам. А еще через пять минут кто-то требовательно постучал в дверь.
— Так я и знала, — в сердцах сказала Нинон, возясь со своими многочисленными замками, достойными швейцарского банка, — раз уж они сюда приехали, к тому же среди недели, добром это не кончится! — Она приоткрыла дверь, взятую на цепочку, и бросила в образовавшуюся щель уже поприветливее:
— Что случилось, Виталий?
Кто-то невидимый обреченно спросил хрипловатым баском:
— Ирка у вас?
— Да нет ее, — отозвалась Нинон, переступая босыми ногами по полу. Я тоже поежилась, потому что в приоткрытую дверь потянуло сырой прохладой. Не иначе к перемене погоды. Впрочем, чему тут удивляться, жара в Подмосковье явление недолговечное.
— Как это нет? — опешил басок. Нинон фыркнула:
— Очень просто, нет, и все. Не приходила она ко мне.
Басок за дверью затосковал не на шутку:
— Куда она могла подеваться?
А Нинон возьми да брякни:
— Да она же в сторону платформы пошла.
За дверью возникло короткое замешательство, оборвавшееся удивленным:
— К платформе? Зачем? Ведь электрички уже не ходят. Первая будет в пять двадцать, а сейчас только полтретьего!
— Ну этого я не знаю, зачем она туда пошла, просто видела в окно. — Нинон обернулась ко мне, сделала круглые глаза и красноречиво провела ребром ладони по шее, показывая, до какой степени ее достали семейные проблемы банкирской четы.
А банкир за дверью чуть не хныкал:
— Ночью идти через лес, да она с ума сошла!
— Вот и догоняйте ее быстрей! — посоветовала Нинон.
— Да-да, — пробормотал за дверью обеспокоенный супружник и вдруг осекся. — Только… Ниночка, помогите в последний раз, умоляю, поедемте со мной…
— Это еще зачем? — Такое предложение Нинон совсем не понравилось. Впрочем, в подобной реакции нет ничего странного, кому понравится, когда тебя будят среди ночи и просят куда-то ехать.
Банкир за дверью взмолился:
— Ну пожалуйста, я вас умоляю, сейчас на колени стану. Вы же знаете ее, Ирку: когда она упрется рогом, ее не переубедить. Будет там торчать всю ночь до первой электрички, а домой не пойдет. А вас она послушает, обязательно послушает, к тому же стыдно ей будет перед посторонними сцены устраивать.
— Перед посторонними, — прошипела Нинон сквозь зубы, обращаясь исключительно ко мне, — да я уже столько этих сцен насмотрелась, что стала почти родная.
Они еще немного попрепирались, после чего Нинон таки сдалась, согласившись составить компанию банкиру в поисках его истеричной супружницы. Она побежала наверх одеваться, Остроглазов отправился выгонять за ворота машину, а я осталась одна, как дура с помытой шеей.
— Эй! — позвала я Нинон. — Вы что, хотите меня бросить здесь? Ну нет, я тоже с вами.
Нинон не стала возражать, только крикнула сверху:
— С нами так с нами, только тогда одевайся. Не поедешь же ты в пижаме.
Я бросилась в свою светелку-шкатулку, быстро вытряхнула из сумки джинсы и свитер, прихваченные на случай прохладной погоды, натянула все это на себя, и уже через минуту присоединилась к Нинон, орудующей замками. А еще через минуту мы уже сидели в светлой банкирской иномарке, по-моему, «Тойоте»: я сзади, а Нинон впереди, рядом с Остроглазовым.
— Это моя подружка, — сухо отрекомендовала меня Нинон. — Надеюсь, она не помешает?
— Не помешает, — буркнул банкир, включив дальний свет фар, — даже, наоборот, будет кстати.
Бывают же любители устраивать из внутрисемейных разборок массовые шоу, помнится, подумала я тогда.
«Тойота» ехала медленно, просто ползла, потому что банкир и Нинон крутили головами и смотрели по сторонам, пытаясь разглядеть безвестно сгинувшую банкирскую жену-истеричку. Мысленно чертыхаясь и борясь с очередным приступом похмельной жажды, я последовала их примеру, тем более что выбора у меня так или иначе не было. Как я ни напрягала зрение, так и не увидела ничего похожего на долговязую дылду, которая буквально пулей просвистела через соседний участок, когда мы с Нинон еще сумерничали на террасе. Свет фар выхватывал только кусты, растущие по обочинам грунтовой дороги, да еще однажды в поле моего зрения попала бездомная кошка с ошалелыми желтыми глазами. Неподалеку от железнодорожной платформы грунтовка, по которой мы едва тащились, пересекалась с полоской старого разбитого асфальта, и именно здесь мы заметили человеческое существо, бредущее вдоль кустов.
Банкир сразу нажал на тормоз, однако существо никак не могло быть пропавшей женой Иркой, поскольку имело все признаки диаметрально противоположного пола, как-то: двухметровый рост, косую сажень в плечах, пузырящиеся на коленках штаны, а кроме того, от него разило сивухой за пять метров.
— Да это же шабашник с недостроенной дачи! — сказала Нинон, когда машина снова тронулась с места, и, обернувшись, долгим взглядом посмотрела вслед удаляющемуся верзиле. Кажется, я его тоже узнала: именно он, позевывая, вывалился из строительного вагончика, когда мы с Нинон шли через поселок утром.
