— Да нет, — сердито ответила старуха дочери, — не заходила, не заходила сегодня почтальонша!
— Тьфу, совсем старая оглохла!
— Не знаю, ведьма там или не ведьма, — баба Катя понизила голос, — а только вот что я сама видела. Витька, сосед ее, пьянь последняя и нестоящий мужик, сильно кота этого невзлюбил. Ну, иду я как-то мимо Софьиного дома, гляжу, а Витька за котом гонится, и полено в руке. Кот шустрый, проскочил между кустами, Витька в него поленом и запусти… Так что ты думаешь, полено об яблоню ударилось, обратно отскочило и Витьке в самое лицо-то и попало, неделю после того с большущим синяком ходил…
— Ну мама, чего ты только не наговоришь… Витька, почитай, всегда с синяками ходит — то свалится где по пьяному делу, то мужики его за сволочной характер побьют… Ну при чем тут баба Соня?
— Точно тебе говорю, — убежденно сказала старуха, — через нее это получилось! Правда, Витьке, бескультурнику, так и надо, не будет следующий раз животное обижать!
Дуся неожиданно оживилась, придвинулась ко мне вместе с табуреткой и, понизив голос, в точности как мать, заговорила:
— А и сама-то я помню, тоже случай был. Сестра-хозяйка была в нашей больнице, Алевтина Васильевна, строгая такая женщина. Шла она раз мимо Сониного дома, а котище бабкин навстречу бежит. Знамо, никто не любит, если черный кот перейдет дорогу, так Алевтина Васильевна палку подняла и в котяру этого бросила. За палкой-то нагнулась, а выпрямиться уже не может — радикулит ее тут же разбил. Так что, пожалуй, и правда — ведьма была баба Соня, и кот у нее не простой, заговоренный, что ли…
— Пойду я. — Я поднялась с места, отодвинув стул. — Еще в дом зайти надо, поглядеть, как там и что, и кота, кстати, изловить.
— Насчет кота это правильно Софья тебе велела, — одобрила баба Катя. — Изведет Витька кота-то, хоть он и заговоренный, как есть изведет, он уж и то кричит, что ведьмин кот несчастье приносит. А откуда у него в доме счастью-то взяться, когда пьет, почитай каждый день? И кот Софьин тут ни при чем совсем…
— Я с тобой пойду, — подхватилась тетя Дуня, — нужно Софьино смертное забрать, обряжать завтра ведь…
Я отвернулась, чтобы она не видела, что я недовольна. Уж что-то слишком эта тетя Дуня суетится. В прошлый раз она явно подслушивала, когда Софья Алексеевна говорила мне свою последнюю волю. Бьюсь об заклад, что судьба кота Багратиона ее мало волнует. Неужели она заинтересовалась словами полусумасшедшей старухи о каких-то мифических алмазах? Хотя, конечно, из рассказов бабы Кати можно сделать вывод, что покойная моя прабабушка маразмом не страдала, но кто теперь проверит?
— Слушай, что скажу, — начала тетя Дуня, когда мы бодро шагали по заснеженной улице, — там у Софьи сосед Витька если пьяный, то в дом тебя ни за что не пустит. Он, понимаешь, вбил себе в голову, что, как только Софья помрет, эти полдома его будут. Дескать, родственников у нее никаких нету, ну администрация и отдаст ему ее хоромы, потому что охотников на них не найдется. Так что Витька тебя не больно ласково встретит, может даже топором погрозить.
— Вот как? — удивилась я. — И что же делать?
— К участковому зайдем, к Васильичу, он Витьку усмирить очень просто сумеет, только сначала туда надо… — И тетя Дуня указала на вывеску продовольственного магазина.
В сельмаге, совершенно правильно поняв слова тети Дуни, я купила бутылку недорогого коньяку. Вообще спиртного в этой продуктовой точке было навалом. Вспомнив о коте, я прихватила еще банку шпрот, и мы направились к участковому.
Васильич, немолодой краснорожий дядька, оказался на рабочем месте и встретил нас нелюбезным вопросом:
— Чего надо-то?
Вместо ответа я выставила на стол бутылку.
— Это что еще? — насупился участковый.
— Так Софья померла, Голубева-то, — затараторила тетя Дуня, — нынче ночью и преставилась.
— Помянуть нужно по обычаю, — вставила я.
— Это можно, — оживился участковый, потом поглядел на меня и спросил строже: — А вы кто же будете?
Снова тетя Дуня вылезла вперед и объяснила участковому, кто я такая и какое отношение имею к покойной бабушке Софье. Васильич внимательно прочел завещание, удовлетворенно кивнул и поднялся с места.
Пока мы дошли, свет померк, и небо стало темно-синим. Дом, насколько я могла заметить при беглом осмотре, был очень и очень старым, и совершенно непонятно, для чего сосед Витька так хотел получить его в полную собственность. На мой взгляд, там не было ничего примечательного, и жить в своей половине дома я, разумеется, не собиралась. Участковый зашел во двор и скрылся за углом, сказал, что проверит, как и что.
На скрип калитки залаяла собака у соседей, потом приоткрылась дверь, и выглянула женская фигура.
— Это кто ж такие будете? — пропела женщина.
— А ты будто не видишь, Зинаида, — неприязненно отозвалась тетя Дуня, — что-то ты узнавать меня перестала…
— Евдокия Кондратьевна! — преувеличенно радостно заговорила Зинаида. — А я думаю, кто это к бабе Соне на ночь глядя?
В голосе ее слышалась сладость, но не меда, а патоки.
— Померла Софья-то! — одернула ее тетя Дуня. — И не притворяйся, что не знаешь. Уж если Тамарка из магазина узнала, то и весь поселок, значит, услышит… Вот, внучка Софьина, пришла дом посмотреть…
— Здравствуйте, — выступила я вперед.
— Какая еще внучка? — Из голоса соседки вмиг исчез сахар, вовсе ничего не осталось.
— Законная, и документы имеются, — злорадно сообщила тетя Дуня, — ей по завещанию Софья свои полдома отписала.
— Ой! — Зинаида исчезла за дверью.
Мы поднялись на крыльцо и открыли замок ключами, которые отдал мне доктор вместе с бумагами. В сенях пахло чуть затхло, но не противно. Откуда-то тянуло холодом.
Только тетя Дуня зажгла свет, как дверь распахнулась и на пороге появился здоровенный всклокоченный мужик в распахнутой на груди несвежей рубахе. Несмотря на чувствительный мороз, стоящий на улице, от мужика веяло жаром, как от печки. Еще от него несло сивушным духом, такой запах получается, когда на старые дрожжи накладываются новые и конца этому не предвидится.
— Кто такие?! — гаркнул мужик во всю силу легких. — Какая такая внучка-сучка? Как ходить за больной старухой, так их нету, а как на имущество зариться — так они первые!
Он добавил еще несколько непечатных эпитетов насчет меня и моих родственников, и в это время на пороге показался участковый Васильич. Витька, а я сразу догадалась, что это он, кроме него, кому и быть-то, участкового не заметил, потому с налету попер на меня как танк, но я шарахнулась в угол, и он проскочил прямо в комнату, налетел там в темноте на что-то, злобно выматерился и замолчал.
Участковый одним махом пересек сени и тоже оказался в комнате. Зажегся свет, и мы услышали, как они с Витькой высказались хором:
— Е-мое! Это что ж такое, а?
В комнате был ужасающий беспорядок. Старый шкаф раскрыт, и на полу валялись какие-то тряпки, бывшие, надо полагать, одеждой. Скатерть со стола сорвана, горшок с цветком, стоявший на подоконнике, теперь валялся на полу, земля высыпалась, и цветок погиб. Еще в комнате имелся старинный буфет, дверцы его тоже были открыты, разномастные чашки побиты, крупа вывалена на пол, пакет с мукой прорвался, и все полки были обсыпаны белым.
Следующая комната оказалась старухиной спальней. Там тоже все было вверх дном, матрац с кровати содран, у самой кровати отвинчены железные шары. Даже подоконник был выломан и валялся на полу. В общем, в жилище покойной Софьи Алексеевны царил полный разгром.
— Господи помилуй! — воскликнула тетя Дуня. — Да кто же это так нахулиганил?
— Вот и я хочу спросить, Виктор, — строго начал участковый, — что случилось? Это через кухню залезли, — пояснил он, — то окошко на зады выходит, с улицы не видно.
— Господь с вами, Антон Васильевич! — всплеснула руками неизвестно когда просочившаяся в комнату Зинаида. — Уж вы не на нас ли думаете? Да мы с покойной бабой Соней… десять лет душа в душу… — И она громко и фальшиво заревела.
Уж если я ей не поверила, то участковый тем более. Он строго воззрился на Витьку, требуя объяснений. Тот покрутил головой, потом еще больше распахнул на груди рубаху, отчего стала видна какая-то большая и сложная татуировка, и энергично высказался:
— Да на фига оно мне нужно? Что у старухи брать-то было?
— Значит, не ты сюда залезал? — настойчиво спрашивал участковый.
— Как на духу! — подтвердил Витька.
— Странно как-то, — подозрительно блестя глазами, заговорил Васильич, — тут столько всего наворочено, что за пять минут не управиться. Опять же, посуду били, мебель ломали, а вы ничего не слышали? Милые соседи дружно покачали головами.
— И кобель ваш не лаял? — продолжал настырный участковый.
— Может, и лаял ночью, да мы спали, — буркнул Виктор, — если на каждый лай выходить…
— Так, значит… — помолчав, заявил участковый, — я, Витя, не из простого любопытства спрашиваю, я ведь сейчас на работе нахожусь, как говорится, при исполнении. И про твои художества ой как хорошо все знаю. И про ваши отношения с покойной соседкой тоже в курсе…
