– Ты что, спятил? – вскричала она, вырываясь. – Езус-Мария! Там человека убили! Помочь надо, почему мы сбежали? Ведь мы же очевидцы, виноват тот кретин, что внезапно выскочил на мостовую!
– Вот именно! – согласился Казик и несколько снизил темп. – Именно что очевидцы. Самые что ни на есть очевидные, весь спектакль разыгрался у нас под носом. Ну ладно, тут нас уже не поймают.
И он ослабил железную хватку, позволив Элюне перевести дыхание.
– Не понимаю, что ты говоришь. Мы должны вернуться туда.
– Чего уж тут не понять? Тебе очень хочется выступить свидетелем в суде? Делать больше нечего? Да ты хотя бы представляешь, что это такое?
– Может, и не представляю, но нельзя же так! Убили человека, а мы сбежали как... как не знаю кто! А невинный человек погиб!
Казик решительно потянул за собой Элюню, по дороге терпеливо растолковывая, как маленькой:
– Пойми же, невиновных там не было! Один балбес, не глядя, выехал на мостовую задом, второй мчался с превышением, а третий выскочил неожиданно, как заяц из межи. А следовало бы оглядеться, раз уж на мостовую шагаешь. И как раз этому третьему уже никакая помощь не потребуется, голова вдребезги, картина весьма неэстетичная. А те двое пусть сами в судах разбираются, не твое дело. И немедленно перестань быть такой сознательной! Не волнуйся, там уже вся улица сбежалась, найдется кому выступать в суде.
Разгневанная Элюня собралась было разразиться возмущенной речью, как вдруг прикусила язык. Ей представилось ее будущее выступление в суде и, разумеется, окаменение в самый нужный момент. Мало того, что никакой пользы от ее показаний, еще оштрафуют, как пить дать, за неуважение к суду или еще за что. Сама из себя сделает посмешище... Наверняка молчание перед судьями карается законом.
И, перестав сопротивляться, Элюня вынуждена была согласиться:
– Возможно, ты и прав. Но ведь нечестно же так поступать! А если бы мы стали свидетелями настоящего преступления, тоже нужно бежать куда подальше?
– Над преступлениями еще следует подумать... Хотя мой тебе совет: лучше не быть свидетелем преступления.
– В случае чего задом повернуться?
– И глаза закрыть. Ведь могло же тебе что-то в глаз попасть...
– Слушай, но ведь то, о чем ты говоришь, – ужасно!
– Уверяю тебя, суд еще ужаснее. Там тебя вообще человеком не считают, так, скотина ты бессловесная, причем для этого вовсе не обязательно быть преступником. Им плевать и на твое достоинство, и на время, которое ты тратишь, являясь в суд по несколько раз и околачиваясь часами в ожидании. Нет, послушай меня и держись от суда подальше, как от чумы!
И такая непреклонная уверенность в своей правоте прозвучала в голосе парня, что Элюня поверила ему. И сразу вспомнила, что у нее срочное дело, по которому как раз звонила, когда судьба столкнула ее с Казиком, и что бы случилось, не утащи он ее силой с места происшествия. Не дозвонилась бы до заказчика, не договорилась бы о работе, а фирма капризная, требует пунктуальности, а она, возможно, сейчас все ждала бы и ждала приезда полиции...
Молодец Казик, быстро среагировал. И все-таки, с чего он так ополчился на суды, не иначе как лично от них претерпел? Не мучаясь в догадках, Элюня поинтересовалась:
– А ты чего так о судах нехорошо думаешь? Приходилось иметь с ними дело?
– А то нет! – мрачно отвечал Казик, устремив невидящий взгляд куда-то в пространство. – Поимел в жизни такое счастье, два раза, и поклялся себе – больше никогда! И в подобных случаях всегда беру ноги в руки, пусть полгорода друг дружку поубивают – мне нет ни до чего дела. А все из-за того... Слушай, вот и Хожая, тут у тебя встреча?
Удивленная Элюня огляделась – ив самом деле, не заметила, как пришли. И кажется, совсем почти не опоздала.
– Да, спасибо, мне вон туда.
– Так я с тобой прощаюсь. Жаль, но что поделаешь! И учти, непременно позвоню.
Они распрощались,.и, оставшись одна, Элюня продолжала размышлять сразу о двух вещах. Первая – где она оставила машину и как теперь ее сюда пригнать. Вторая – о Казике. Наверняка его нежелание выступать свидетелем в суде объяснялось какими-то неординарными причинами, иначе не приобрело бы такого размера. Ведь девушка знала: Казик – парень добрый и отзывчивый, и, раз уж так остервенился, его до этого довели. Инстинкт подсказывал Элюне, что это неспроста.
Инстинкт оказался прав.
* * *
Переехать в свою новую квартиру Элюня успела еще до начала бракоразводного процесса. Без сожаления рассталась с центром и переехала на Служевец. Новый район обладал большими преимуществами: там и воздух лучше, и под боком ипподром, к которому у девушки постепенно зарождался интерес.
Новая квартира Элюни выглядела весьма необычно. Дело в том, что Элюня приобрела ее в полуфабрикатном состоянии и до нормального успела довести перед самой катастрофой с макаронами. Уже была проведена электропроводка со всеми розетками и выключателями, установлена сантехника со всеми кранами, а также нормальная газовая плита в кухне. Даже люстры висели. И это все. Мебели не было никакой, если не считать встроенных шкафов. Больше ничего Элюня сделать не успела, да и деньги все вышли. Подсобравшись с силами, призаняв, девушка купила диван-кровать – ведь надо же спать на чем-то, и кухонную табуретку – ведь надо же на чем-то сидеть, когда ешь. Есть стоя Элюня не любила. Орудия труда в виде большой раскладной чертежной доски и специального же чертежного стульчика Элюня забрала с Павликова чердака. Они являлись ее собственностью, она же и принесла их в свое время на упомянутый чердак.
Очень не хватало Элюне компьютера, но он был общей собственностью супругов, и, в меньшей степени, телевизора. Зато квартира создавала просто идеальные условия для устройства подоконного новоселья – в трех пустых комнатах пропасть места на полу, а подоконники оказались вполне приличной ширины.
Элюня наслаждалась новой квартирой, а царящая в ней пустота не угнетала, не мешала спать спокойно, ибо уже стало ясно – это дело поправимое. Со времен своего первого успеха в области прикладной рекламы Элюня не могла пожаловаться на недостаток выгодных заказов и уже знала – рано или поздно на нее непременно снизойдет вдохновение и она опять огребет большие денежки. А не снизойдет – что ж, будет обставляться постепенно, тоже не страшно.
Невзирая на свою патологическую скупость, Павлик проявил благородство и не стал претендовать на новую квартиру, хотя она и была приобретена во времена их совместной жизни. Не притязал он и на машину, тем более что вообще не любил машин. Более того, даже по собственному почину сам отдал бывшей супруге большое настенное зеркало со своего чердака.
Итак, Элюня обрела личную свободу и собственную квартиру. И теперь, на свободе, могла предаться страсти, исподволь расцветающей в ней.
* * *
Уже через две недели после первой встречи позвонил Казик и пригласил Элюню в среду на ипподром. День будний, скромный, не семейный, вообще нейтральный. Павлик, тогда еще муж, предупредил жену, что вся среда у него занята до позднего вечера, а возможно, и до ночи. Консультации с автором, книгу которого он как раз иллюстрирует. Пол и возраст автора, а также характер консультаций у Элюни не вызывали сомнения, но она ничего не сказала.
Ладно, пусть Павлик идет, зато она с чистой совестью может принять предложение Казика немного развлечься.
О том, что происходит на ипподромах, у Элюни было весьма смутное представление. Соревнования спортсменов-бегунов видеть приходилось, об автомобильных гонках кое-какое понятие имела, а вот о лошадиных состязаниях – ну абсолютно никакого. Девушка просто радовалась предстоящей встрече с Казиком.
На ипподроме Элюня оказалась первый раз в жизни. Казику очень хотелось, чтобы ей здесь понравилось, и он постарался сделать все, чтобы ипподром произвел на возлюбленную самое лучшее впечатление. Билеты у него были в директорскую ложу, помещение самое что ни на есть изысканное, где царила особая атмосфера, не такая, как на обычных трибунах для публики.
Заняли места, и Казик принялся знакомить спутницу с обстановкой. Новичку следовало показать и растолковать самые элементарные вещи.
– Вот это паддок, площадка, сюда выпускают лошадей перед состязаниями, – объяснял несколько рассеянно и торопливо Казик, явно думая о другом. – Тут на них, коней то есть, можно поглядеть, выбрать. А вон там, с другой стороны, видишь? Беговая дорожка, там лошади, значит, скачут. Понятно? А там кассы, в них делают ставки. Вот здесь буфет, может, что пожелаешь? Пивко, коньячок?... Ладно, потом. А если что, то вот здесь туалеты. И пожалуйста, извини, мне на минутку надо отлучиться. Да нет, не в туалет, так, позаботиться кое о каких мелочах, ты тут осмотрись, но не уходи далеко, за пределы этих кресел, чтобы не пришлось тебя искать.
И Казик рысью умчался куда-то по своим делам. Наверное, так положено на ипподромах. Элюня не обиделась. Слегка ошеломленная непривычной обстановкой, она принялась с любопытством осматриваться. Еще раз со вниманием оглядела указанные ей объекты, а поскольку никаких лошадок пока нигде не было, решила для начала ознакомиться с программой. Только ничего не поняла. То есть поняла, что в программе перечислены клички лошадей, фамилии жокеев, то есть всадников, едущих на этих лошадях. Пришлось поднапрячься и собрать все свои теоретические познания в данной области, почерпнутые преимущественно из произведений художественной литературы. Итак, лошадки бегут, а зрители делают на них ставки – которая раньше прибежит. Если угадал – считай, выиграл. Вроде бы в этом все дело. Значит, и ей надо выбрать какую-нибудь лошадку и поставить на нее денежки. Где поставить? Ага, в кассе, ведь Казик же только что говорил. А потом остается лишь выиграть... если, разумеется, выбранный ею объект придет первым. Вот, в программе, они пронумерованы...
