ничего не могу с собой поделать. О чем это я? Нет, не то… Где я? Или — кто я? Почему мне так сладко, и страшно, и хочется плакать и смеяться одновременно? Я с ума схожу…»
— Снежана, вы слышите меня? — услышала она его слова сквозь какой-то туман, окутавший все ее существо.
— Да? Что? Да, я слышу! — Она оперлась рукой о стену. Твердая, крепкая. Помогает прийти в себя.
— Я говорю, что хозяин ждет!
— А! Вот оно что! — Она обрадовалась, что сумела вернуться в реальность. — Идемте… Что мы тут стоим?
— Действительно, — согласился Дмитрий и пошел вперед.
Все ее внимание было приковано к его фигуре. Она только сейчас спокойно смогла рассмотреть, что сложение у Димы идеальное, но он этого никак не подчеркивал. Одет он был с подчеркнутой небрежностью. Широкие черные штаны и пуловер в полоску, похожий на матроску моряка. Хотя Дима больше походил на пирата, а не на матроса.
Он вывел Снежану в просторное полукруглое помещение с окнами во всю стену. Стеклянный потолок давал просторный доступ свету. Всеволод Владимирович поспешил им навстречу.
— Где же вы, Снежана, десять минут уже давно прошли!
— Я не смотрела на часы, — ответила она, еле сдержавшись, чтобы не добавить: «А когда увидела ваш обслуживающий персонал, просто потеряла счет времени».
— Вы уже познакомились? — спросил Всеволод. — Это мой садовник, Дун… впрочем, зовите его Дмитрием.
— Да, мы уже познакомились, — мягко ответил Дмитрий.
— Дело в том, Снежана, что официантов я вызвать не успел и обслуживать нас будет Дмитрий. Он не профессионал в этом деле, но, надеюсь, ты не против?
— Конечно, нет, — икнула Снежана. Он решил перейти на «ты»?
Она села за круглый стол с белоснежной скатертью и сложила руки на коленях. Дмитрий накрыл на стол, разложил приборы и огласил:
— Повар сказал: сегодня на обед суп из чечевицы, котлеты, капуста с укропным соусом и молочное желе с черникой.
— Очень хорошо. Неси, — откликнулся Всеволод.
Снежана удивилась. «Боже, что он ест?! Что это за гадость?» — подумала она.
Словно услышав ее немой вопрос, хозяин дома пояснил:
— Я питаюсь только растительной пищей.
— Вы вегетарианец? — откликнулась она, думая о другом.
— Но не из-за убеждения, что убивать животных жалко. Я просто берегу свое здоровье, не засоряю организм трупным ядом, который, что бы там ни говорили, всё равно выделяется при гибели животных.
«Почему-то я так и подумала», — вздохнула мысленно Снежана.
— Но сегодня я сделаю исключение — ради тебя, дорогая. Дима принесет нам бутылку дорогого сухого красного вина.
Официант, он же садовник, кивнул головой и куда- то направился, красиво и уверенно ступая.
Всеволод перехватил мимолетный взгляд Снежаны.
— Хорош, правда?
— Простите? — смутилась она.
— Да ладно извиняться! Дима прекрасен, как Аполлон, к тому же он обладает чертовским обаянием. Я редко беру в дом людей с улицы, но он сумел убедить меня, что он мне нужен. И вот он — в моем доме.
— Он садовник? — уточнила Снежана.
— Понимаю твою иронию… Этот парень больше похож на охранника или личного массажиста… но он действительно классный садовник. Я проверил его, он чист. А уж сколько он рассказал мне о растениях в этом зимнем саду! Я сразу ему поверил. У меня по всему дому цветы, бывшая жена развела. Выбросить жалко, а уход за ними нужен соответствующий, этим Дима и занимается. А теперь все же поговорим о вас…
* * *
Снежана и сама не помнила, как она выдержала этот обед. Дима ненавязчиво, бесшумно и легко обслуживал их, а она несла какую-то чушь. О том, что у нее жизнь не сложилась из-за ее глупой мечты о единственном принце, о непростом детстве и несбывшихся амбициях. Всеволод спокойно слушал ее, изредка вставляя нейтральные комментарии. Затем они заговорили о Злате, ее успехах и о том, что беспокоило Снежану, а именно — об изоляции девочки от других детей.
— Что случилось с ее матерью? — спросила она и испугалась, увидев как изменилось лицо Всеволода Владимировича.
— Эта тема в нашем доме закрыта. Я прощаю тебя только потому, что ты этого не знала, — резко ответил он.
— А может быть, наоборот… Поговорим об этом, и вы не будете так резко реагировать на вопросы о ней? — предположила она. — У меня ведь не праздный интерес. Я учитель и, надеюсь, друг вашей дочери, и мне эта информация необходима, чтобы лучше понять ее, — она словно оправдывалась, скребя вилкой по тарелке.
Еда была ни сладкой, ни соленой — никакой, но ради соблюдения приличий Снежана всё же ела, Всеволод поглощал свои фальшивые котлеты с большим удовольствием. А вино оказалось очень хорошим.
— От Златы вы всё равно ничего не узнаете. Она была слишком маленькой, чтобы что-то помнить по-настоящему, — вытер губы салфеткой Всеволод Владимирович.
— Я бы у ребенка и не стала спрашивать об этом. Хотя она мне сама говорила, что помнит маму. Мама была очень красивая и добрая, и Злата ждет ее до сих пор… Не проще ли сказать ей, что мама на небе и всегда с ней, чтобы ребенок не ждал и не мучился?
— А вы хваткая особа! Из тех, кому палец дай, так они всю руку откусят. Я не сержусь на вас только из-за того, что хочу понять: что такое в вас нашла моя дочь и почему я сам пригласил вас на обед?
— Всё верно, я не напрашивалась, — смело посмотрела ему в глаза Снежана, стараясь не замечать боковым зрением Дмитрия. Стоило только посмотреть на него, и оторвать взгляд не представлялось уже никакой возможности.
— Я расскажу… — Всеволод задумался.
Он взглянул на Снежану так, словно пытался поднять из подсознания нечто, что давно быльем поросло.
— Мы прекрасно жили с Марикой… да, брак наш длился два года, потом родилась Злата. А когда нашей дочурке исполнилось четыре годика, мама наша исчезла.
— Что значит — исчезла? — не удержалась от вопроса Снежана.
— Очень просто. Исчезла, и все… До этого у нас были трения, взаимные упреки. Она говорила, что меня вечно не бывает дома, что ей скучно… а потом произошла неприятная история. Я узнал, что моя жена завела любовника — молоденького мальчишку лет двадцати, работавшего у нее стилистом. Я, конечно, понимал, что в случившемся есть часть и моей вины. Но смириться с тем, что я вынужден делить любимую женщину с каким-то желторотым юнцом, я тоже не мог. Я попросил ее порвать с ним. Какую истерику закатила мне Марика! Я же еще и оказался виноватым во всех смертных грехах. Одно было хорошо:
