Ознакомительная версия.
– Здравствуйте, я уже была у вас, теперь вот снова… – не зная, о чем говорить, мялась она у дверей.
– Да, я помню вас. Да вы садитесь, я в кабинете на граждан не кидаюсь. Но если вы опять по делу Захаровых, вряд ли я могу быть полезен. Дело от меня забрали.
– Забрали?.. Я хотела вас попросить… вы обязательно найдите Григорьеву. Найдите. Она сейчас, наверное, очень опасна, – пересиливая себя, говорила Саша.
– Ну как же! Понимаю вас. Вы же по другим вопросам не ходите. Вы как та ходячая совесть. Да только я уже этим не занимаюсь.
– А когда найдете… – упрямо продолжала Александра, – вы знаете, она не сможет выжить в тяжелой, в переполненной камере. Она не приспособлена. Вы ее накажите, конечно, но посадите ее в чистую, сухую…
– С видом на море, – усмехнулся Линчук. – Вы меня совсем не слушаете. Я вам говорю, что этим делом не занимаюсь, а потом… Вы что, правда думаете, что кто-то будет со мной советоваться, кого в какую камеру посадить?!
Он сидел, нервно постукивал карандашом по столу и не мог придумать предлога, чтобы выставить посетительницу за дверь. В конце концов Линчука разозлила и собственная нерешительность, и назойливость этой настырной дамочки, и он отчеканил:
– Мне больше совершенно нечего вам сказать! И запомните, наконец, – я не могу регулярно проводить с вами утешительные беседы! У меня немного другие обязанности! До свидания!
Саша поплелась домой. А чего, собственно, она ждала? Что дяденька следователь понесется выбивать для Валерии камеру – «люкс»? На душе было скверно.
На лестничной площадке, на подоконнике, сидел Сергей. Всем своим видом он показывал, что был свидетелем трепетного прощания Саши с участковым, и это не приводило его в восторг.
– Зачем ты пришел, Сережа?
– Не знаю, – продолжал сидеть на подоконнике Сергей.
Саша некоторое время выжидательно смотрела на него, затем закрыла двери. Тут же раздался звонок. Сергей быстро прошел на кухню и, не раздеваясь, сел за стол.
– Прости меня, Саша. Я уже и сам измучился, и тебя измучил. Чтобы создать новую жизнь, надо расплатиться со всеми долгами в старой. Я это сделал. Я вредный, злой, нудный, противный мужик, но ты выйди за меня замуж, пожалуйста. Потому что, если ты откажешь, я от горя стану еще хуже.
– Как? Еще хуже? Не получится.
– Получится, я знаю.
Саша помолчала, села напротив Сергея, долго разглядывала его упрямые жесткие волосы, изогнутые брови, его глаза… Как же она по нему соскучилась.
– Понимаешь, Сережа, есть ведь кое-что такое, от чего не отмахнешься, даже заплатив долги.
Сергей удивленно вскинул брови.
– Я говорю о твоих детях. Для малышей потеря отца будет серьезной травмой. А разве ты сможешь быть счастлив, зная, что где-то по тебе тоскуют два маленьких сердечка?
– С чего это ты взяла, что у моих детей маленькие сердечки? Старшему моему двадцать, младшенькому Феликсу девятнадцатый пошел, и все органы у них развиты соответственно возрасту. И сердечки в том числе.
– Подожди, как это девятнадцатый? Ты же сам мне говорил, что…
– Что я тебе мог говорить, ты уже юмор вовсе не признаешь?
– И твои дети не ходят в детский сад?
– Саша, ну какой детский сад? С чего ты это взяла?! Мои парни учатся в Германии. Только не придумывай себе ничего, это не от финансового извращения, просто у жены там все родственники, и, пока она по больницам лечилась, а я на те больницы работал, с мальчишками должен был кто-то заниматься. Мужики у меня понятливые, у них глобальные планы, что самое обидное – с нашей страной никак не связанные, поэтому потеря отца, как ты выразилась, серьезной травмой для них быть не может. Это точно.
– А жена? Она у тебя тоже в Германии?
– Нет, она в Германию не может, у нее любовник здесь. Ты все-таки и дальше собираешься подлеца во мне выискивать? Между прочим, я по доброй воле соглашаюсь даже кота твоего усыновить. Исключительно огромной любви ради.
– Ты, похоже, уже все решил?
– Конечно, я решил, не чужого же дядю просить. Вот я так все тебе разъяснил, а ты теперь думай – быть ли тебе мужней женой или мне всю оставшуюся жизнь ходить с оторванными пуговками и в неглаженых рубашках, – хитро глянул Сергей и, прижав Сашу к себе, облегченно вздохнул. – А деревянную фамилию Крушинская сменим на белую и пушистую – Котятич!
Севка следил за каждым шагом Валерии. Его тревожило, что занимается этим не он один. Невысокий, крепенький мужичок тоже таскался за ней по пятам. Севка видел, как она зашла во двор, который, по всей видимости, стал ее временным убежищем, и вышла оттуда около шести. Потом он таскался за Валерией в какой-то старый дом, откуда она вышла с сильно раскрашенной женщиной. Женщина была в веселом настроении, это было видно даже Севке из укрытия, над чем-то беззаботно смеялась. Дамы уверенно направлялись в кабак с призывной вывеской «Посидим», которую местные остряки переиначили в «Полежим». Кабачок этот находился тут же, недалеко от домов. Он славился исключительно дурной кухней, богатым ассортиментом дешевых вин и разнообразием публики. Сюда собирались мужички среднего достатка и вольного поведения, иногда забредали представители интеллигенции, здесь же частенько восседали работники доблестного Аэрофлота, а уж недостатка в прелестницах никогда не наблюдалось. Что интересно, в кабачке никогда не бывало драк, бурных разборок. Может, виной всему была легкая атмосфера ресторанчика, а может, так устрашающе действовал внешний вид громилы-вышибалы. Сегодня в «Посидим» народу было не так много, поэтому наблюдать за женщинами через ярко освещенные окна можно было беспрепятственно. Однако Севка был неспокоен. Ему так и не удалось достать машину. В мыслях-то все легко и просто получается, а в жизни всегда по-другому. В мастерской постоянно крутился этот новый препод, а у него черта с два какую машину выклянчишь. Дисциплина, мать ее! А без колес он что? – так, простой наблюдатель. Севка хмыкнул. В чем проблема? Он затянет Валерию в ее собственный «Форд», тот и теперь еще стоит в сарае, Севка знает. А поскольку дамочки только что пришли развлекаться и уходить не собираются, он еще успеет смотаться за этой иномаркой. И следы заметать проще простого – сгорела в своем же авто.
– Ну что ж, Валерия, отрывайся по полной, последний вечерок остался.
В кабак Валерия вытащила Лидку без особого труда. Стоило только заикнуться, что сегодня день рождения, а не одна сволочь поздравить не спешит, как напарница тут же сбросила все домашние обязанности на мужа, а сама села приводить себя в состояние неотразимости. Двое дочерей – младшая семи лет и девочка постарше, лет одиннадцати, – канючили в голос:
– Ма-ам, а ты не долго?
– Может мать провести время с приятностью? Я приду и все-все вам расскажу. Вы посмотрите на меня – такая красивая женщина! Исключительно для ресторана, а вы хотите, чтобы я в эдаком виде вам борщи разливала. Не цените, – весело трещала Лидка, густо намазывая лицо темным тональным кремом «Балет».
Глядя на эти издевательства над физиономией, Валерия дала зарок никогда, как бы ни сложилась жизнь в дальнейшем, не мучить лицо подобным макияжем. «Не морда, а апельсин с глазами». Посмотрев, как Лида одевается, пришлось дать зарок и по поводу нарядов.
– Лид, на кой черт ты эту кофту-то сверху напяливаешь? На ней точно Мальва спала, видишь, как смотрит на тебя! Отдай собаке ее подстилку.
– Ничего она не спала. Я кофточку-то потом сниму, в ресторане, а под пальто, для тепла нормально.
А! Пусть хоть в попоне идет, какая разница.
До кабака дошли без приключений. Валерия никогда раньше так много не ходила. Сначала ее везде возил отец, затем Григ, а последнее время она сама из машины не вылезала. В былые-то времена до ресторана тащиться пешим порядком ей бы и в голову не пришло. А сейчас все как в кривом зеркале. Снова всколыхнулась обида. Упиться, срочно упиться и расслабиться!
– Ты чего такая квашеная? – веселилась вовсю беззаботная Лидка. – Сколько тебе сегодня начислилось?
– Тридцать шесть, – с улыбкой ответила Валерия.
– Да ты врешь! – не поверила подруга. – Ну теперь я тебя понимаю! Тридцать шесть – и ни дома, ни мужа, ни флага, ни Родины! С ума сойти!
– Хватит уже! Чего разоралась, не на митинге.
– Ты, главное, печаль не нагоняй! За меня держись, я тебя сегодня же вечером замуж спихну. Только ты расслабься, а то с тобой рядом прямо сидеть неудобно, как будто ты энцефалит перенесла, честное слово.
Расслаблялись они неплохо. Конечно, то, что им принесли, никак нельзя было назвать отбивной, уж Валерия-то в этом разбиралась, и то, что они пили, – вином, но музыка… Музыка всегда музыка и в роскошном ресторане, и в забегаловке. Здесь стоял музыкальный центр с достаточно неплохим звучанием и оглушительными мощностями. И Валерия танцевала, как не танцевала давно. Правила той жизни не позволяли раскрывать душу в танце, это считалось вульгарным. Зато теперь на каждую нотку она откликалась движением стройного, гибкого тела. Томительно плавная мелодия сменялась резкой, ритмичной, и Валерия металась на пятачке, соединяя язык музыки и буйство танца. Для нее все перестало существовать, кроме этой лавины звуков. Сейчас она опять была властительницей, маленьким божеством, звездой. И покоренные ее светом, вокруг уже топтались несколько лиц противоположного пола, из которых особенно выделялся один, высокий, уверенный в себе красавец, не сводивший с Валерии хищных глаз.
Ознакомительная версия.
