Я погладила Илью Андреевича по плечу.
— Хорошо, что вы пришли. Забыть я про все не забыла, но на вас не обижаюсь.
Он помолчал немного, собираясь с силами. В это время открылась дверь и вошел Шурик. Я представила его Дашкиному деду как своего жениха. Шурик вылупил глаза, но ничего не сказал.
Илья Андреевич встал, собираясь уходить, но неожиданно побледнел, зашатался и сел обратно на диван. Он достал коробочку с таблетками и положил одну под язык.
— Может, врача вызвать? — испугалась я. — Или чаю?
— Нет-нет, сейчас все пройдет…
— Я вас отвезу! — вызвался Шурик.
Он поменял свои «Жигули» на довольно-таки старую «Ауди», но очень ею гордился.
Когда дверь за ними закрылась, я взглянула на часы и охнула: мы страшно опаздывали. Пока я мерила платья, Шурик вернулся, выглядел он ужасно заинтригованным.
— Ты что — и вправду собралась за меня замуж? — спросил он. — Могла бы и раньше меня в известность поставить…
— С чего ты взял? — удивилась я. — Просто так сказала…
Он надулся и молчал всю дорогу, только в кафе Светка его растормошила.
Больше Илью Андреевича живым я не видела. В конце ноября, когда грянули первые заморозки, деревья стояли черные и унылые, солнце скрывалось за тучами и настроение у всех было соответствующее, мне домой позвонили, и незнакомый женский голос с официальным холодком сообщил, что Илья Андреевич Гусаров скончался и что похороны будут через два дня на Серафимовском кладбище, и отпевание там же, в церкви в двенадцать часов.
Два дня я мучилась совестью, потому что встречаться с семейкой ужасно не хотелось, а с другой стороны, деда я знала с детства, и не пойти на его похороны просто неприлично. Шурик был настроен очень сердито, он вообще не хотел меня никуда пускать, мотивируя это тем, что от ненормальных Гусаровых всего можно ожидать.
Наконец я решила, что приду только на кладбище, постою в сторонке, чтобы не мозолить никому глаза, и потихоньку уйду. Дед давно уже объявил семье свою последнюю волю, он хотел лежать рядом со своей рано умершей женой, Дашкиной бабушкой. Я была в свое время настолько близка с ними, что даже знала то место.
Шурик подвез меня к воротам, заявил, что, если через сорок минут я не вернусь, он сам пойдет меня искать, и наставлял, чтобы я была осторожна и не вступала ни с кем в разговоры.
На кладбище было холодно и противно. Накануне выпал густой снег, и теперь была расчищена только главная дорога. Я шла по ней, припоминая, как пройти к могиле. Вроде бы на следующем перекрестке надо свернуть…
Там стояла куча разных машин — автобус с траурной полосой, навороченные джипы и «Мерседесы». Однако дальше нужно пройти метров пятьдесят пешком, машине там не проехать. Чтобы не сталкиваться ни с кем, я решила обойти скопление автомобилей, свернула на тропку между могилами, провалилась в снег, промочила ноги и, страшно злая, выскочила прямо в объятия какого-то парня в черном коротком полупальто. Парень был чисто выбрит и хорошо подстрижен, по некоторым неуловимым признакам в нем сразу можно было определить охранника-профессионала.
— Стой! — негромко, но грозно окликнул он меня. — Куда это ты?
— На похороны! — огрызнулась я. — Гусарова хоронить, Илью Андреича, что, нельзя?
— Ты бы еще попозже пришла, — парень придержал меня за руку, — вон его уж закопали! Так что топай отсюда по-хорошему.
— Ну и порядки у этих Гусаровых! — шепотом ругалась я. Какого черта тогда звонили, если на кладбище не пускают?
— Если ты на похороны, то и ехала бы как все, в автобусе, по списку… А ты вылезла черт-те откуда… — охранник глядел на меня с недоверием.
— Ты не надейся, — окончательно рассвирепела я, — тебе за мое задержание все равно премии не дадут. Я, правда, не злоумышленница, я всю эту семью с детства знаю. Не пустишь дальше, я и отсюда погляжу.
Народу возле могилы было немного. Родственники, просто знакомые, еще какие-то люди, среди них сновали такие же парни, как и тот, что придерживал меня сейчас за рукав. Чуть в стороне жалась небольшая кучка стариков — оставшиеся в живых друзья.
Среди родных обращала на себя внимание Виктория Федоровна в огромной черной шляпе, размерами напоминающей колесо от старой телеги, которое кладут на крышу, чтобы прилетели аисты. Дашкиного лица я не видела, она все время плакала. Кроме отца семейства, там был еще один весьма колоритный тип. Был он среднего роста, коренастый и очень широкий в плечах. Одет в длинное черное пальто, без шапки, жесткие рыжеватые волосы топорщились на холодном ветру. Маленькие красные глазки из-под густых нависших бровей смотрели на мир подозрительно и угрожающе. Рукой без перчатки он крепко держал Дашку за локоть. Я заметила, что пальцы у него короткие и цепкие, вся тыльная сторона ладони поросла густыми рыжими волосами.
— Ой, а что это за тип рядом с Дашкой? — спросила я удивленно.
— Потише ты! — шикнул охранник. — Это Дарьи Леонидовны муж.
— Муж? — протянула я. — Ну и муж… да ему больше сорока…
Охранник больно дернул меня за руку, и я поняла, что охраняют они не семейку Гусаровых, а именно этого рыжего типа, Дашкиного мужа.
— А кто же он такой?
— Сама у нее спроси, — ехидно предложил парень, — раз, говоришь, вы подруги…
«Надо больно», — подумала я.
Могильщики закончили свое дело, и народ потянулся к машинам. Я ждала, собираясь, когда все уйдут, подойти к могиле и бросить на нее горсть земли. На этом мой долг был бы выполнен и я могла спокойно отправляться к Шурику, который изнывает небось там, в «Ауди».
Охранник потерял ко мне всякий интерес и устремился за своими к машинам. Я подошла к свежей могиле и прочитала надпись на временном деревянном кресте. Оказывается, деду было восемьдесят пять лет, я думала — меньше.
— Катя, — послышался сдавленный голос.
Я медленно оглянулась. Рядом стояла Дашка, очень бледная, щеки ввалились, глаза красные и, разумеется, никакой косметики. Я знала, что горюет она искренне, ведь она была к деду очень привязана. Я знала также, что стоит мне сделать хоть один маленький шажок навстречу, ну хоть руку протянуть или улыбнуться, как Дашка бросится мне на шею; что ей плохо без меня особенно сейчас, в такую тяжелую минуту; что только со мной она может поговорить по душам и вспомнить деда. Потому что дед — это ее детство, а в детстве рядом всегда была я.
Ну уж нет, дорогие мои, сказала я себе, вот уж этого вы от меня не дождетесь. Уж теперь как-нибудь сами обходитесь, без приживалок и драных кошек. Разумеется, бог велел все прощать, и гордыня — это смертный грех, но пускай меня за него накажут потом.
— Я хотела сказать, — Дашка нарушила долгое молчание, — дедушка завещал тебе свою библиотеку, говорил, что хочет, чтобы она была именно у тебя. Ты возьмешь?
Старик завещал мне самое дорогое, что у него было, и это трогает.
— Возьму, — чуть помедлив, ответила я, — раз он так хотел.
— Дарья Леонидовна! — окликнул незаметно появившийся охранник. — Все вас только ждут!
— Ты замуж вышла? — оживилась я. — Позд…
— Не надо об этом! — перебила меня Дашка и пошла к машинам.
Мне больше нечего было делать на кладбище, я поплелась следом. На повороте охранник попытался оттеснить меня от Дашки.
— Катерина! — раздался встревоженный голос. — Все в порядке?
Это Шурик явился меня спасать. На Дашку он демонстративно даже не взглянул, он страшно разозлился на всю семейку за то, как они в свое время со мной обошлись, и обиделся даже больше, чем я.
Я подбежала к нему, сказала, что со мной все в порядке, и поцеловала. Шурик обнял меня за плечи, и мы пошли по длинной-длинной аллее к воротам, где нас ждала машина. Я знала, что Дашка смотрит нам вслед, но ни разу не оглянулась.
Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.
После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.
Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.
