Ознакомительная версия.
Греков притворился глухим, а Егор встал и облокотился о шкаф.
- Синдром Теодора. Так, Костя?
- Что за зверь? - спросил Сеня.
Булгаков печально улыбнулся.
- Оборотная сторона психотерапии. Хороший специалист никогда не скажет: «Ира, тебе надо учиться в институте, без образования теперь никуда». Нет, он построит беседу таким образом, что Ирина сама примет решение поступить в вуз. Ключевое слово тут «сама». Нельзя ничего решать за пациента, навязывать ему, подталкивать. Психолог не хирург, я не могу скальпелем за пару часов вырезать проблему и выкинуть в утилизатор. Придется работать месяцами, должно возникнуть доверие, которому нельзя дать перерасти в более сильное чувство. Не следует любить пациентов или близко дружить с ними, а любимых и друзей нельзя пользовать. Нужно очень осторожно идти по острию между доверительными отношениями и зависимостью человека от вас. Получается это не у всех и не всегда. Синдром Теодора - это полнейшее подавление психологом своего подопечного, внушение ему мысли: «Без врача ты пропадешь». Такой пациент не рискнет без совета с гуру даже за хлебом выйти. У психолога ведь тоже свои тараканы, кое-кто идет в эту профессию, чтобы господствовать над другими. Чаще всего синдром Теодора проявляется у одиноких женщин без высшего образования, переживших насилие, катастрофу, короче, сильный стресс. Вот почему эксперимент Кости удался. Он задавил бывших уголовников, похоронив их волю под бетонной плитой своей собственной. Психотерапевт велел им жить правильно, не сами преступники осознали пагубность своего поведения, им в мозг вложили программу. Ирина не задавала вопросов про девочку, она была полностью под воздействием Кости. Греков велел ей воспитывать малышку? Женщина не спорила, ни о чем не спрашивала, повиновалась всем его приказам: переехала, поменяла место работы.
- Сережа, одноклассник Кати, описывая старшую Соловьеву, употребил слово «замороженная», - протянула я.
- Правильно, - кивнул Егор, - очень точное сравнение, именно замороженная. Это ведь было продолжение эксперимента, да, Костя? Дарья интересовалась, почему ты не отвел девочку на порог детдома, не оставил в метро. Ты промолчал, но я знаю ответ. Ты хотел посмотреть, сможешь ли властвовать над Ирой. Как она справится с ребенком? Насколько сильно твое воздействие? Задумал новый эксперимент. Можешь ли ты быть богом? Но заморозка-то начала таять!
- Вот почему Соловьева не обратилась со своей проблемой к Косте! - подхватил Семен. - Она не могла ему рассказать, что хотела убить Катю. Ире стыдно, страшно, она боится, что Греков, узнав о желании бывшей зэчки лишить подростка жизни, поймет: Ирина вновь становится преступницей, - вернет ее в тюрьму досиживать срок.
- И бедняжка, как на грех, приходит к Булгакову, - влезла я. - Видит его фото с Костей и убегает в еще большем страхе. Одиннадцать лет Соловьева живет под гнетом чужой воли, воспитывает нелюбимого ребенка, она устала и морально, и физически, друзей нет, посоветоваться не с кем. От отчаяния Ира пытается установить добрые отношения с Кусковой, но так и не решается открыть ей всю правду. К сожалению, Катя вступает в подростковый возраст со всеми его проблемами. Девочка начинает доставать мать вопросами о своем отце. Бывшая заключенная не находит ничего лучшего, чем соврать про свой роман с Вадимом Полкановым. Ирина и представить не может, на какие поступки способны тринадцатилетние девочки. Они совсем не малышки, а вполне взрослые люди. Катя приезжает в Ложкино и узнает: мать солгала. Девочка возвращается домой и устраивает феерический скандал. Соловьева понимает, необходимо срочно что-то делать, иначе она убьет Катерину. И мчится к Косте.
Я посмотрела на Грекова.
- Она же вам наконец-то сказала правду? Про себя и Катю, про свои мучения, про нежелание воспитывать чужого ребенка, про письма, которые она вам писала и рвала? Катя нашла в мусоре клочки бумаги со словами «заберите», «больше не могу». Девочка решила, что мама влюбилась. В тринадцать лет любовь кажется единственной проблемой, но Ирина составляла послания Бармалею, своему кукловоду. Она твердо потребовала от вас избавить ее от девочки, вырвалась из вашей власти! И умерла от аневризмы. Катя говорила, что у мамы часто случалась мигрень. Полагаю, Соловьева не бегала по врачам, не проходила раз в год обследование, не знала о сосудистой патологии. Ну болит голова, съем таблетку. На фоне мощного стресса у бедняги сильно поднялось давление, и все.
- Она упала на пол, - еле слышно подтвердил Костя. - На полуслове, не договорив фразу. Рухнула, и конец. Я испугался, дождался ночи, засунул ее в джип и отвез подальше от своей квартиры. Я не мог вызвать к себе медиков, милицию. Потом подумал, что ее могут искать с работы. Взял мобильный телефон, там было всего три номера в контактах. Один назывался «Работа. Елена Михайловна». Ну я и позвонил, сказал про аппендицит.
Я не удержалась от комментария:
- Не очень умная идея. Ирине аппендикс удалили в детстве. А почему вы сразу не соединились с Катей?
Глаза Кости забегали, словно тараканы под внезапно вспыхнувшим светом.
- Не знаю. Растерялся. Отвез тело. Устал. Перенервничал. Не понимал, как поступить. Боялся. Подумал, начнут оформлять девочку в приют, обнаружится, что до двух лет малышки Соловьевой не существовало. Я пережил стресс, принял снотворное, проснулся в одиннадцать. Вспомнил про девочку, опять полез в телефон Ирины, а там номера «Катя» и «Катя школа». Первый оказался отключен. По второму ответила девочка, вроде Слава.
- Соня, - поправила я.
- Она передала трубку Екатерине, - не обращая внимания на мои слова, бубнил Греков, - я попросил ее приехать на Курский вокзал. Сказал, что больница рядом, но найти маму трудно, корпуса разбросаны по дворам, придет санитар, проводит.
- Почему именно Курский вокзал? - поразился Сеня.
- Эффект повторного действия, - не замедлил с ответом Егор. - Хорошо и подробно описан в научной литературе, объясняет, по какой причине большинство преступников не меняют почерка. Задушил убийца жертву в лесу и ушел безнаказанным. Вторую он тоже в чащу поведет, потому что в первый раз все с рук сошло. Константин одиннадцать лет назад унес Катю из зала ожидания, и его не заметили. Все очень просто.
- Где сейчас девочка? - боясь услышать ответ, спросила я.
Костя закрыл глаза.
- На моей даче.
- Она жива? - прошептала я.
Греков вскочил:
- Я не убийца!
- Ага, только отправил на тот свет двенадцать молодых людей и довел до смерти Соловьеву, - отметил Сеня.
Константин упал в кресло.
- Говорил же! Это трагическая случайность! Ирина сама скончалась. Не смейте меня обвинять. Я заботился о Соловьевой, содержал и ее и девочку, фактически работал на них, давал много денег. Можете проверить, переводил суммы на карточку. Я очень переживал за Катю, а Егор о ней даже не вспоминал. Ему было наплевать на дочь. Меня иногда подмывало спросить: «Гоша, тебе не интересно, что с дочкой, а?» И сейчас, обратите внимания, не он, а вы поинтересовались судьбой подростка. Катерина спит, я ей даю лекарство.
В моем кармане завибрировал мобильный, я вынула телефон и прочла полученную эсэмэску.
- И как ты предполагал действовать дальше? - осведомился Сеня. - Держать Екатерину на препаратах? Сколько времени? Неделю? Месяц?
- Не знаю! - с отчаянием произнес Греков. - Не знаю!
- Или собирался ее убить? - предположил Семен.
- Нет! Нет! - зачастил Костя. - Никогда!
- Простите, - сказала я. - Егор, можно сюда прислать емайл? Вижу на столе компьютер и принтер. Распечатаете документ?
- Не вопрос, - кивнул Булгаков.
Костя тем временем монотонно бубнил:
- Ну нет, нет, конечно, нет! Я не знал, как поступить! Я подыскивал школы за границей… думал… хотел… не знаю пока… пока не знаю…
Из принтера с тихим шуршанием выполз листок, я взяла его, быстро прочитала и сказала:
- В любом, даже гениальном, произведении можно найти мелкие неточности. Чаще всего на них не обращаешь внимания. Но порой они цепляют. Егор, вы хорошо относитесь к Косте?
Психотерапевт сцепил пальцы рук в замок.
- Считаю его своим братом, поэтому прощаю многие вещи. Я знаю, он мне завидует, но с этим ничего не поделать. К сожалению, сейчас в процессе разговора мне стало понятно: Костя ненавидит того, кто всю жизнь…
- А вы никогда ему не завидовали? - перебила я. - Вам не казалось, что Владимир Егорович более озабочен воспитанником, чем родным сыном?
- В юности я испытывал сие разрушительное чувство, - искренне ответил психотерапевт, - но с течением времени понял: отец был прав. Я сильный, умный, талантливый, помогать мне не надо, без преодоления трудностей можно облениться. А Костя слабый, зависимый, не особенно одаренный, ему нужен костыль. Нет, сейчас у меня нет никакой ревности, мне очень жаль Костю.
Я кивнула:
- Не ожидала услышать ничего другого. Но помните про крохотные нестыковочки, о которых я говорила минуту назад? Когда мы с Сеней находились в вашем кабинете и сообщили, что Катя, вероятно, жива, вы начали промокать глаза платком. Я не видела слез, но если человек прикладывает к векам салфетку, то как-то думаешь о слезах как явном свидетельстве горя или волнения. После того как я попросила показать полки с миниатюрами, вы швырнули салфетку в корзинку, а та не упала быстро, как положено мокрому листку, а мягко спланировала. Значит, была сухой. И зачем вы делали вид, что плачете? Хотели показать нам свое горе? Продемонстрировать боль, которую испытываете при мысли о девочке?
Ознакомительная версия.
