Ознакомительная версия.
Я нагнулась и поцеловала Плюшко взасос. Он отчаянно засмущался и пробормотал:
— Мне это, того, Надира нравится, а у вас муж… я его чересчур уважаю…
— Вы гений, Плюшко! А гении бесполы. Я целую не вас, а научную мысль, всех радиофизиков в вашем лице! Здорово, что вы любите джаз!
По-моему, он слегка обиделся.
— Ну что, будем удалять? — спросил он тоном стоматолога, указав на металлическую таблетку.
— Ни в коем случае! — горячо заверила его я. — Ни за что! И давайте договоримся — вы никому не расскажете о нашем открытии. Никому! Даже Бизону!
— Как вам угодно, — кисло согласился Плюшко. — Если вам это ничем не угрожает…
— Ничем! — я забрала у него крышку от телефона и приладила ее в исходное положение. — Ничем! Это шуточки моих коллег! А как этим пользуются?
— Вас пасут с радиоприемником, у которого однонаправленная антенна. В отличие от обычной антенны, она позволяет ловить сигнал передатчика только в том случае, когда она своим улавливающим сектором направлена на передатчик, то есть — маячок. С обычной антенной можно понять только дальше или ближе находится объект, а с однонаправленной — точно определить, где и у кого именно этот маячок находится, даже если два человека будут стоять совсем рядом.
Сегодня я лягу спать. А завтра буду действовать. Я поймаю убийцу на живца и докажу Бизону, на что способна».
* * *
Я на мгновение потерял сознание. Наверное, давление скакнуло так, что я отключился. Когда действительность вернулась открытой тетрадью на моих коленях, я снова прочитал: «Я поймаю убийцу на живца и докажу Бизону, на что способна».
На кухне вовсю шло веселье. Все абсолютно забыли про меня.
— Знал бы, гуся купил! — орал Сазон, оправдываясь перед ташкентскими девственницами за вчерашнего поросенка.
— Я почитаю, бля!!! — перекричал его прозаик Мальцев.
— Господа, господа! — вклинился Плюшко. — Прозу мы отложим на завтра. Я предлагаю спеть! Есть хорошая песенка со среднеазиатской тематикой! — Он неожиданно чисто и хорошо запел:
«Сладострастная отрава — золотая Бричмула,
Где чинара притулилась под скалою, — под скалою…
Про тебя жужжит над ухом вечная пчела:
Бричмула, Бричмулы, Бричмуле, Бричмулу, Бричмулою…» [1]
Песенку подхватили Салима, Женька, Мальцев, и даже Надира — глухим низким голосом. Все дружно продемонстрировали хорошее знание бардовской песни. Только Сазон ничего не понял, не услышал про среднеазиатскую тематику, и не в тему заорал:
— Асса!!!
Всем было весело, только не мне. Нужно было куда-то бежать и что-то делать. «Я поймаю убийцу на живца». «Живец», я так полагаю — это Элка. Вздорная баба, которую я совершенно заслуженно называю Бедой. Если с ней что-то случиться, то я не смогу дальше жить.
— Асса!!! — снова крикнул Сазон.
Послышался перезвон рюмок и возгласы: «За встречу!», «За знакомство!», «Я почитаю!»
Я позвонил в редакцию, выслушал надоевшее «Тягнибеда в командировке», стремительно оделся и выскочил из квартиры. Думать было некогда.
Машины у подъезда не оказалось. Я сначала протер глаза, а потом, приложив к ним руку козырьком, обозрел внимательно окрестности. «Четверки» нигде не было. От досады я громко выругался и топнул ногой так, что случайный прохожий, отпрыгнув от меня на метр, побежал, сломя голову. В Сибири в декабре рано темнеет. В пять вечера уже сумерки, а фонари еще не горят. Всякие темные личности частенько срывают с прохожих меховые шапки и отбирают сотовые телефоны. Прохожий припустил со всех ног, а я вдруг подумал, что если эта история хорошо закончится, я сгребу в охапку Элку, Сазона… ладно и Мальцева, черт с ним, и Женьку, так и быть — девушек из Ташкента тоже, а может быть даже Плюшко с его кошкой, и все мы поедем в Марбелью встречать Новый год. Дом мой наверняка побольше Элкиной квартиры. Мы будем греться на пляжах, ходить в аквапарки, а вечерами пить вино и распевать песенки на среднеазиатскую тематику.
Машину вряд ли угнали. Кому нужна древняя ржавая «четверка»? Машину забрала Элка. Она подошла к дому, увидела свою «четверку», села и уехала. Запасные ключи она всегда таскает с собой. Значит, с ней все в порядке, и мы еще пободаемся. Беда приступила к решительным действиям, раз ей понадобились колеса. Посмотрим, чья возьмет.
Я тоже кое-что понял.
Бричмула, Бричмулы, Бричмуле, Бричмулою…
Поймав такси, я поехал в гаражи. Как я и расчитывал, Панасюк кузовной ремонт уже сделал, и даже оптику поменял. Он не успел только покрасить «аудюху», но я заявил ему, что на скорость это не влияет, дал немного денег — за сроки, и погнал на Ильичовскую квартиру.
Без тени сомнения я достал из тайника «Магнум», и только когда ощутил его холодок за поясом джинсов, стал чувствовать себя немного увереннее, чуть спокойнее, и маленько… умнее. Как она там писала? «Каким кретином был Бизя, что не усмотрел в убийствах такой простой, такой очевидной закономерности»!
В моей голове созрел план. Плохой ли, хороший ли, но впервые за последнее время я знал, что мне делать.
Я заехал в школу и взял из папки «ПЖ» две бумаги. Письмо о выделении школе денег на противопожарное оборудование и прайс-предложение фирмы «Эталон». Еще шли занятия второй смены, в коридорах было тихо. Меня никто не заметил, даже Вера Петровна, которая в отличие от бабы Капы, любила подремать в гардеробе. Я хотел попросить Марину, чтобы она завтра чем-нибудь заняла мои уроки. Наверняка у меня сегодня будет очередной бурно проведенный вечер, и я не совсем уверен, что смогу завтра выйти на работу вовремя. У Марины было меньше всех часов в школе. Музыка и рисование — не самые главные предметы, и самая красивая учительница в городе частенько бездельничала в учительской, любуясь своим отражением в зеркале. Но Марины нигде не было. Я заглянул в учительскую, в буфет, обошел все кабинеты и коридоры, но нигде ее не нашел и решил, что с завтрашнего дня вплотную займусь дисциплиной своего трудового коллектива.
Потом я заехал на рынок и купил маленький радиоприемник с наушниками. Конечно, у него не однонаправленная антенна, объект с маячком я смогу вычислить только приблизительно, но это уже что-то…
Я тоже кое-что понял.
Уже совсем стемнело, на улицах зажглись фонари, замигали гирлянды в витринах. Предновогодняя суета захлестнула город. На светофорах скапливались огромные пробки, а пешеходы носились с безумными лицами, перебегая из магазина в магазин.
До первой клинической больницы я ехал долго. Печка в машине работала плохо, я замерз и очень устал от нетерпения. Я мог опоздать.
«Четверки» Беды у больницы не оказалось, но это ничего не значило: когда ее тянет на подвиги, она начинает проявлять чудеса конспирации. Скорее всего, Элка бросила машину в соседнем квартале.
Я показал охраннику документы, надел халат, бахилы и прошел в отделение.
В холле воткнул наушник в ухо и поймал волну двадцать девять и девять FM. Сначала послышался треск, потом изысканный джаз. Я убавил громкость на минимум. Слабый писк пробился сквозь музыку, когда я шел по коридору к палате Ильича. Но у палаты саксофон в наушниках одержал верх над сигналом. Я удивился, пнул дверь ногой, но она оказалась закрыта. Я вернулся к тому месту, где писк наиболее сильно заглушал джаз. Оказалось, что я стою у спортзала. Глазам своим не поверил, но на табличке, украшавшей двустворчатые двери, так и было написано: «Спортзал». Платное отделение вообще много чем отличалось от бесплатного. Вместо клеенчатых кушеток в коридорах стояли кожаные кресла, вместо чахлых гераней на подоконниках буйно зеленели экзотические растения, а рядом с процедурной располагался спортзал. Курорт, а не больница. Курорт с охраной.
Я пнул дверь. Она распахнулась, с грохотом ударившись створками о стены. Апоплексичного вида тетка, крутившая велотренажер, прервала свое занятие, тяжело сползла на пол и, переваливаясь, как утка, поспешно покинула зал. Кажется, она меня испугалась. Я плотно закрыл за ней двери, скинул с себя халат, бахилы, и в упор уставился на Ильича. Покраснев от нагрузки, Ильич в хорошем темпе шел по электрической беговой дорожке.
— Петька, ты че? — сбившись дыханием, спросил меня шеф и сильно побледнел.
— Меня зовут Глеб Сазонов, — отчетливо произнес я, подходя к нему вплотную. Похоронив собой джаз, сигнал пульсировал в ухе, вызывая головную боль и холодную ярость.
Значит, у Элки хватило ума не делать мишень из себя.
Ильич хотел спрыгнуть с движущейся под ним дорожки, но я ногой преградил ему путь. Ильич вынужден был продолжить шагать по движущейся ленте.
— Здесь была Элка, — усмехнулся я.
— А откуда ты знаешь? — Троцкий хотел выключить дорожку ключом, торчавшим на панели управления, но я положил на ключ руку с «Магнумом».
Ознакомительная версия.
