Все вокзалы, аэропорты пропитаны особым воздухом разлук и встреч…
Григорий Степанович в криво застегнутом дождевике стоял напротив Надежды и смотрел на нее не отрываясь, словно хотел насмотреться на всю оставшуюся жизнь. В руках он мял ремень дорожной сумки.
– Значит, улетаешь? – старалась бодро говорить Надежда, но почему-то ее голос предательски дрожал.
– Дело закрыто…
– Жалко. Я хотела бы видеть тебя на нашей с Марко свадьбе.
– Извини, служба… – Григорий кашлянул.
– Простыл?
– Нет, просто много курю.
Они вели разговор ни о чем.
– Почему ты отказался от денег, что предлагал тебе Марко Тозини за спасение его матери? Тебе хватило бы на всю жизнь, – спросила Надежда, разглядывая морщинки на осунувшемся лице.
– То, что я сделал, это моя работа, а взяток я не беру, – ответил Григорий.
– Это была не взятка, а вознаграждение!
– Мне от твоего Марко ничего не надо! – буркнул Григорий.
– Честный?
– Да.
– Понятно, почему один…
– Я честен перед собой и перед людьми, и если говорю, что не смогу обеспечить тебе достойн…
– Что это? – вздрогнула Надя, грубо прервав его. – Объявили посадку на рейс до Москвы! Так скоро?
– Я пойду?
– Подожди еще пять минут! Какой-то ты, Гриша, нескладный! Я за тебя буду переживать! А у тебя на работе стреляют? С тобой может что-то случиться? Ты хоть пиши мне иногда по электронной почте! – зачастила Надежда, вцепившись в его пуговицу на плаще, и так висящую на одной нитке.
– Что ты? – взял ее холодные руки в свои широкие теплые ладони Григорий. – Ты прямо как мать родная! Не надо за меня так волноваться, я уж проживу как-нибудь… Никто за меня так не беспокоился, – решил он обратить все в шутку, так как понимал, что Надя находится на грани истерики.
– Гриша, ну почему ты словно одинокий волк? Ты же красивый мужчина и молодой еще!
Непонятно кого она пыталась убедить в этом, спрашивала или констатировала.
– Так получилось, – пожал он плечами, – наверное, я однолюб и просто так пудрить мозги женщине не могу.
– Ой, объявили: регистрация на рейс до Москвы заканчивается! – вздрогнула Надя, глядя на него расширившимися от ужаса глазами.
– Я слышу! Знаешь, Ситцева, ты не права, говоря, что я не вижу, что ты красивая, умная и порядочная. Я всегда это видел и боялся себе в этом признаться, а теперь уже слишком поздно…
– Почему же ты не позовешь меня с собой?! – воскликнула Надя.
– Больше всего на свете хочу этого, сердце хочет, но холодная голова следователя говорит совсем другое. Я не имею права, Ситцева, портить тебе жизнь. Ты вытянула счастливый билет, и ты это заслужила! Прощай!
Григорий повернулся и пошел туда, где заканчивалась регистрация. Надя догнала его и повисла на шее, он поцеловал ее, затем отстранился и сказал:
– Будь счастлива!
Сквозь слезы Надя видела, как Григорий Степанович в мятом плаще уходит от нее размашистой походкой, не оглядываясь. Самый нелепый человек на свете, романтичный и честный следователь. Надя разжала ладонь и увидела пуговицу от его плаща, которую она все-таки оторвала. Чтобы не разрыдаться, она быстро побежала к автостоянке, где ее ждал «Мерседес» Марко Тозини. Надю обожала его мать, в нее был влюблен он сам. Надя имела все шансы стать принцессой империи «Тозини». Обеспечить будущее своей дочери, нарожать Марко кучу детишек… Надя все это могла и собиралась сделать, в душе понимая, что для нее рай на земле ассоциируется не с красавцем-миллионером Марко Тозини, а с грубоватым следователем из России. Как-то поздно они распознали свои чувства, и не надо делать друг другу еще больнее, Григорий был прав….
Григорий Степанович мог гордиться собой. Сегодня он сделал большое и важное дело. Он доказал полную невиновность своего подследственного, несмотря на то, что все улики были против него. Мало того, он сам выехал на задержание предполагаемого преступника и даже получил легкое ранение. Пуля пробила плечо насквозь, не задев кость и крупные сосуды. Это было его третье ранение и первое огнестрельное, другие два Григорий Степанович получил от лезвия ножа.
Бог оберегал честного следователя от смерти. Григорий Степанович всегда действовал в интересах справедливости. Сейчас он был доволен, что спас парня от тюрьмы, а ведь по сумме предъявленных обвинений ему грозило от восьми до десяти лет.
В больнице ему под местной анестезией обработали и зашили рану. Григорий Степанович не согласился остаться там и ушел под расписку об отказе от госпитализации и прививок от столбняка, посчитав, что у него на это дело уже иммунитет по жизни. Его непосредственный начальник Дмитрий Егорович Вересов перехватил его в больничном коридоре. Он налетел на своего подчиненного с самым суровым выражением лица, а ведь сам приехал в больницу, беспокоясь за здоровье Григория Степановича.
– Ну, старый чертяга, опять подставился?! Кто просил?! Не мальчик уже! – гремел Вересов на всю больницу своим раскатистым голосом.
– Да как-то… – пожал перевязанным плечом следователь и поморщился.
– Как ты? – мелькнуло беспокойство на лице начальника.
– Да ничего… жизненно важные органы не задеты… – ответил тот.
– Безбашенный ты мужик, Гриша! Что для тебя жизненно важные органы? Это как в анекдоте. Получил три сквозных ранения в голову, жизненно важные органы не задеты. Гриша, разве можно так рисковать? Я тебе не разрешаю! Ты – следователь от Бога. Что я буду без тебя делать?! Задерживать вооруженных бандитов будут другие, обученные для этого люди, а ты, Гриша, береги себя и свою голову. Я как твой непосредственный начальник запрещаю тебе влезать не в свои дела. – Для пущей убедительности Дмитрий Егорович помахал в воздухе кулаком.
– Я учту… на будущее… – улыбнулся Григорий, отстраняясь, боясь, что начальник случайно заедет по его ране кулаком.
– И нечего улыбаться, не на смотринах! Ты, кстати, куда собрался?
– Домой, – ответил следователь, уже догадываясь, что сейчас начнется новый виток возмущения полковника Вересова.
– Как домой?! Соображаешь?! Это с огнестрельным-то ранением?
– Да какое там ранение?! Пустяк. Не буду я в больнице разлеживаться, у меня сейчас много дел на расследовании.
– А когда их у тебя было мало? Это при нашей-то нехватке хороших следователей, да и вообще следователей! Значит так, можешь линять из больницы, если хочешь, это твое дело, но на работу я тебя не пущу, так и знай! Встану при входе в управление с поганой метлой и буду гнать лично, понятно?
– Хорошо, – выдохнул Григорий Степанович, про себя подумав, что он и дома может заняться своими делами, потому как был законченным трудоголиком.
– Кроме того, Гриша, я рад, что ты остался жив и такое сложное дело будет закрыто. Я подам рапорт о твоем повышении, да, брат, пора… Это и приличная прибавка к зарплате, деньги лишними не будут.
– Не помешают, – согласился с ним Григорий Степанович.
– Что? Что-то надо? Ты только скажи. У тебя появились какие-то планы?
– Нет… ничего особенного, – смутился следователь, – таких денег, которые помогли бы мне, вы мне все равно не дадите.
– Ну, Гриша, мы не гангстеры, ты же знаешь, но премию в размере оклада я тебе обещаю уже сейчас.
– Спасибо, Дмитрий Егорович. Этого, может быть, хватит…
– На что?
– На авиабилет в Италию.
– Ого! Все-таки решился на отдых? Сколько лет ты не был в отпуске? Постой! А почему именно в Италию? Круто берешь!
– Мне нужно сказать одной женщине… что я дурак.
– Гриша, не напрягайся, хотя ты и хороший следователь, но с женщинами ты не мастак. Так что расслабься, если эта дама с тобой общалась, тебе не надо так далеко лететь, чтобы сказать то, что она и сама знает, – хохотнул Дмитрий Егорович.
– Ну, спасибо на добром слове, – улыбнулся Григорий Степанович, так как просто не мог сердиться на своего шефа.
– Ладно, иди… Ты знаешь, я тебе желаю лишь добра, пусть у тебя все получится. Живешь бобылем столько лет, и чего только этим бабам надо?
Григорий Степанович вышел из больницы, прошел неспешным шагом две троллейбусные остановки до ближайшей станции метро и поехал домой. Плечо нещадно ныло, и он стискивал зубы, чтобы не застонать прилюдно. А еще он опасался, что в толпе кто-нибудь случайно заденет его раненое плечо и он потеряет сознание. Сердобольные люди вызовут «скорую помощь», и он снова окажется в больнице. Поэтому он был осмотрителен и осторожен и избежал такой печальной участи.
От метро до своего дома он тоже дошел пешком, не рискнул воспользоваться переполненным наземным транспортом. Конечно, именно в этот день, когда Григорий Степанович получил ранение и потерял много крови, лифт в его подъезде сломался. Он поднялся по лестнице, сбив дыхание, и на своем этаже остановился. Прямо у его двери на полу, подстелив плащ, сидела Надежда собственной персоной с маленькой девочкой на руках, которая мирно спала у нее на коленях. Григорий невольно залюбовался этой картиной, привалившись к стене спиной. Надежда подняла на него синие глаза и чуть заметно улыбнулась.
