Ознакомительная версия.
– Стой! – крикнула я.
Марфа кашлянула.
– Что?
– Почему же Кира не узнала Юру?
– Она его никогда не видела, – пожала плечами Марфа.
– Но как же! Ведь Юра-Миша и она были детьми сотрудников лаборатории. Попов, например, отлично знал Малину.
Марфа кивнула:
– Верно. Они ходили в один класс. Ты учти, что Кира младше парней, в детстве она с ними не сталкивалась. А потом, Лена была категорически против контактов своей дочери с остальными участниками эксперимента, ее девочка обучалась в другом месте. И еще одно. Правду детям об инъекциях и расе бессмертных не рассказывали. Владимир строго-настрого приказал хранить тайну, открыть ее следовало лишь после того, как юноши и девушка окончат институты, желательно медицинские. Только тогда им должны были сообщить правду и объединить в лаборатории для продолжения работы. Но вышло-то по-иному. Эдик Малина истины так и не узнал. Его пьяный папа, правда, пытался просветить сына, да тот его алкоголический бред слушать не стал. Света Малина, простая баба, не знала подробностей о работе мужа. Лена тоже ничего не раскрыла Кире, она поняла, что девочка сишком слаба духом и телом, чтобы спокойно воспринять ошеломляющую информацию. Лена решила пойти иным путем, но об этом чуть позже. Вот Юре Вера очень рано, в детстве, втайне от мужа сообщила все, оттого мальчик и вырос уверенным в собственной исключительности. Ясно?
– Ясно, – эхом отозвалась я.
– Юра, как всегда, старался получить от ситуации максимум удовольствия, – продолжала Марфа, – с Кирой он познакомился в декабре, ожерелье попросил не сразу. Впрочем, и человечек, заказавший спектакль, не торопился, хотел, чтобы ситуация медленно затягивала Киру. Ну и все у них в результате получилось. Только человечек не знал, с кем связался. Конечно, Юра был рад растоптать несчастную Нифонтову, именно от таких ситуаций он и получал удовольствие. Но еще больше ему хотелось напакостить человечку.
– Почему?!
– Имей терпение, все по порядку! – ответила Марфа. – Спешка хороша лишь при ловле блох. Юра взял ожерелье и… исчез. Он должен был передать эту дорогую вещь человечку, но не выполнил обещание. Понимал, что заказчик, жадный субъект, просто изойдет на мыло, кусая локти от досады. Человечек и помыслить не мог, что Попов его надует, он-то считал себя самым умным, но жизнь свела парня с Юрой, который был о себе, родном, того же мнения. Юра просто пришел в восторг, сообразив, какие перспективы для него открывает создавшееся положение. Вот это игра! Сплошной адреналин!
Попов переехал на другую съемную квартиру, выбросил сим-карту из мобильного и спрятал ожерелье. Юра был абсолютно уверен, что его найти невозможно, он затерялся в огромном мегаполисе, лег на дно, затаился. Следующим этапом должна была стать продажа родительской квартиры. Знаешь, сколько она стоит?
– Понятия не имею!
– Около миллиона долларов.
– Не может быть!
– Почему? – засмеялась Марфа. – Юра мне четко объяснил: в апартаментах чуть больше двухсот квадратных метров, расположены они в историческом центре Москвы. Да еще Вера, большая любительница старины, набила комнаты антикварной мебелью. В те годы, когда Поповы получили хоромы, советские граждане активно освобождались от «бабкиных» столов, стульев и шкафов, покупали современные диваны на «паучьих» ножках, вешали на стены картины с изображением из колес и квадратов. А Вера навела контакты во всех комиссионках и тащила в дом старину. И сейчас Юра спокойно мог получить за квартиру со всем содержимым бешеные деньги. Так что, если сложить вместе куш за жилплощадь, прибавить к нему немаленькие доллары, заплаченные наивными людьми, снявшими квартиру сразу на несколько лет, и присоединить к образовавшейся денежной горе раритетное ожерелье, то получалось, что Юра преспокойно мог уехать из Москвы в любом направлении и начинать жизнь с нуля где угодно. Поняв расклад, Юра несколько недель переживал радостное возбуждение, которое всегда охватывало его после очередной удачно провернутой аферы. Но потом вдруг случилась неприятность. Юра приобрел себе новый мобильный аппарат, и буквально через день после покупки сотовый затрезвонил. Попов сначала удивился, этот номер не знал никто, да и Юрий не собирался его никому давать, хотел использовать трубку в одностороннем порядке, поэтому он сначала насторожился, но затем, решив, что кто-то ошибся, спокойно ответил:
– Да.
И тут в его ухе раздался голос того самого обманутого им человечка.
– Алло! Миша! Отдай ожерелье!
Юра лишился дара речи, а человечек спокойно вещал:
– Облапошить меня решил? Не выйдет. Я тебя из-под земли достану. Немедленно привези камушки с золотишком по указанному адресу! Да имей в виду, я тебя найду непременно, не так уж это трудно.
Попов мгновенно выбросил сим-карту вместе с трубкой. Он хорошо знал о существовании специальных приборов, которые могут запеленговать местонахождение человека, говорящего по телефону. Потом он бросился домой, покидал в чемодан ценные вещи и примчался к Марфе.
– О том, что я бываю у тебя в Гопакове, не знает никто, – сказал он, – спрячь у себя в комнате захоронку.
И снова Марфа не смогла сказать Юре «нет». Ей было элементарно страшно. Попов понял, какие чувства обуревают Ефимову, и хмыкнул:
– Порядок! Я тебя не трону.
– Что же будет, когда тебя найдут? – спросила Марфа.
Юра скривился:
– Я все продумал, великолепно спрячусь.
– Где? – подскочила Марфа.
Попов усмехнулся.
– Не понимаешь?
– Нет, – ответила Ефимова.
Юра широко улыбнулся:
– Я же Миша, верно?
– Да.
– А Юра умер в детстве от дифтерита. Во всяком случае, именно это сообщил Владимир Попов окружающим. Так?
Марфа кивнула, у нее от ужаса перехватило горло.
– Но никакого дифтерита не было, – спокойно продолжал Юра, – а в Гопакове живет под лестницей в каморке идиот, убирает двор, пускает слюни и счастлив. Кстати, я знаю, почему ты тоже оказалась в Гопакове. Ездила навещать дурака, испытывала невесть отчего уколы совести, таскала ему конфеты и приглядела местечко для себя, когда с родными полаялась. Экая ты кретинка! Мишка безмозглое полено, он на своем месте находится. Только по документам парень кто?
– Юрий Попов, – прошептала Марфа.
– Кто об обмене знал, те умерли, верно?
– Да.
– Ну и вернем все назад. Я снова стану Юрой.
Марфа отшатнулась.
– Что же случится с Мишей?
Юра засмеялся:
– Поедет жить в другое место. Я уже нашел людишек, которые помогут провернуть операцию. Не даром, конечно, очень даже не даром, но дело того стоит. А дальше поглядим. Во всяком случае, в интернате меня искать не станут, потому что никто о той давней истории не знает, все умерли, кроме тебя. Да! Ты-то жива! Единственная свидетельница!
– Еще есть Нина, бывшая домработница Веры, – воскликнула я.
Марфа снова стала кашлять.
– Юра о ней забыл, – прошептала она, справившись с приступом. – Он считает, что про обмен знали лишь я и Вера, Нине ничего не грозит. А мне он сказал: «Не бойся, я тебя не трону. Сама скоро на тот свет уйдешь». И ведь правильно рассчитал мерзавец! Я на улицу не выхожу, телефона не имею, да и кто мне поверит? Это с одной стороны. А с другой, получается, что я его сообщница, ведь он мне обо всех преступлениях рассказывал. Обо всех…
– Надо было сразу идти в милицию! – воскликнула я. – Еще тогда, давно!
– Деточка, – хмуро сказала Марфа, – меня бы посадили, а мой сын? Его куда? В детдом? Я воспитывала мальчика одна, отдала ему всю душу, а он вырос, женился, поменял дневную кукушку на ночную и забыл про мать. Я ведь давно не сплю по ночам, все думаю, ну кому бы рассказать, покаяться. Только сейчас поняла, зачем церковь исповедь придумала. Человеку нужно душу чистить, только мы так устроены, что в одиночку себя не пропылесосишь, нам слушатель нужен. И хоть в бога я не верю, но тебя мне господь послал. Спасибо, что спокойно со мной поговорила, теперь и умереть могу.
– Значит, ожерелье у Юры?
– Да. У меня, правда, стоит его чемодан, но самое ценное Попов с собой забрал.
– А он сам в интернате живет?
– Полагаю, что так.
– И окружающие ни о чем не догадываются?
– Думаю, нет. Юра отличный актер, он всю жизнь успешно примеряет на себя разные роли. Сейчас небось получает огромное удовольствие от того, что изображает бедного душевнобольного.
– Он настолько талантлив?
Марфа кивнула:
– Да. И потом, у людей с нарушенной психикой нестабильное поведение. Медперсонал не удивляется ничему, он нацелен на погашение агрессии, вот если больной начинает устраивать истерики, то тут мгновенно применяют всякие средства, а если контингент тихий, то к нему, в особенности если парень, как Попов, почти всю жизнь в клинике находится, особо и не присматриваются.
Я вскочила на ноги.
– А где же сейчас настоящий Миша? Бедный больной?
Ознакомительная версия.
