водой, лёгким красным вином, фруктами и закусками.
Яна сорвала уже отцветший одуванчик с пушистой головкой-шариком, дунула, и поплыли белые парашютики. Она засмеялась, легла на спину и закинула руки за голову, глядя в синее-синее небо, на котором не было ни облачка. Ей было очень хорошо.
Послышались мужские голоса. Яна села и приложила ладонь ко лбу, стараясь разглядеть на ярком солнце приближающихся мужчин. У одного в руках была удочка. Это были Мартин и Пётр Иванович Ольшанский. После того как они высвободили Яну из полицейского участка, где ей устроили настоящий допрос, было решено отвезти ее на пару деньков для восстановления духовного равновесия в дачный посёлок, где жил Ольшанский. Сейчас Мартин и следователь возвращались с рыбалки, они подходили к окраине берёзовой рощи, где их ожидала Яна.
Мужчины опустились на плед.
— Ну как улов? — поинтересовалась Яна, кусая травинку.
— Раньше надо было идти, часов в пять утра. А сейчас какая рыбалка? Одни лягушки.
Мартин налил себе минеральной воды. На костяшках его правой руки красовались ссадины. Ольшанский взял яблоко и с хрустом откусил.
— Ситуёвина не очень, — вздохнул он. — Сюрприз за сюрпризом. Тело Штольберга находится в морге президентской больницы. Из Чехии вызвали патологоанатома. Посольство в курсе, они следят за ситуацией. Наших не подпускают. Этот Яцек… патологоанатом, не знаю, как его фамилия… дал заключение, что смерть наступила в результате черепно-мозговой травмы. Так что статья Ивану Демидовичу светит очень серьёзная. Не знаю, чем и как адвокаты смягчат положение. Хорошо, конечно, что он твой отец. Можно сослаться на состояние аффекта, мол, заступился за дочь.
— Сесть должен был я! — заявил Мартин. — Я отмутузил паршивца. Может, он от этого и умер, только не сразу. А удар Головко стал уже заключительной точкой. Почему должен пострадать невинный человек?
— Всегда виноват тот, кто нанёс удар последним. Не такой уж он и белый и пушистый, — возразил Пётр Иванович. — И с какого перепуга ты затеял драку? Сцепились, как два пса. Просто итальянская драма какая-то!
Шекспировские страсти. Надо было действовать по закону. Мы бы нашли причину и выдворили Штольберга из страны, а Яна с девочкой здесь бы осталась. — Ольшанский покосился на Цветкову. — Извини, тебе, наверное, Карла жалко? Все-таки не чужой человек…
— У меня к нему сложное чувство. Раньше Карл мне много добра сделал. Мы жили когда-то вместе. А теперь мне даже похоронить его не дадут. Оградили полностью. Да и как я бы пошла на похороны? Все считают, что я виновата в его смерти. Хоронить в Чехии будут в фамильном склепе рядом с отцом и матерью. Какой ужас! Я знала его мать, хорошая была женщина. Не уследила я, довела ее сына до могилы!
— Он сам себя довёл, — буркнул Мартин, расстилая перед Яной скатерть и выкладывая на нее овощи, фрукты и сыр. — Угощайся, всё с местного подворья, экологически чистые продукты. Поешь хоть что-нибудь, выглядишь так, словно скоро растаешь.
— Прости, Мартин, но аппетит совсем пропал.
— Хоть немного. Клубники здесь нет, я запомнил, — улыбнулся он.
— Не трогай Яну, она сейчас между молотом и наковальней находится, — сказал следователь, взял сочный томат и, брызгая соком, откусил сразу половину.
— Я вообще-то счастливая! Узнала, что у меня, оказывается, есть биологический отец! Причём человек, который мне всегда был симпатичен, несмотря на некоторую его разнузданность и чрезмерную любовь к выпивке. И вот я его теряю. Господи, как он будет сидеть в камере! Даже представить себе невозможно.
— Хочешь, я сяду вместо него? — предложил Мартин. — Скажу, что мой удар был смертельным. Как это доказать?
— Ты с ума сошёл? Даже не шути так.
— Я моложе, и я точно выдержу любые условия в заключении. Мне твой отец тоже понравился. Классный чувак! Теперь я понимаю, в кого ты такая сумасшедшая, — сказал Мартин.
— Мартин не шутит, он уже хотел взять вину на себя, — выдал тайну Пётр Иванович. — К счастью, несколько человек подтвердили, что он был в другом месте, когда умер Штольберг.
— Теперь его дочери — наследницы княжеского рода, — проговорила Цветкова, вяло жуя веточку укропа и поглядывая на коров, которые так же меланхолично пережёвывали жвачку. — Ой, а что же будет с Анастасией? Прекрасная, воспитанная девочка. Мать подписала отказ, ей дочь не отдадут. Отца теперь тоже нет…
— Остались какие-нибудь родственники? — спросил следователь.
— Нет у него никого. Поэтому Карл так носился с идеей обязательно иметь наследников! Его древнейший в стране род вырождался, он был последним представителем.
— Яна, прекрати жевать эту несчастную зелень! Съешь хоть что-нибудь посущественней! Мы же специально вытащили тебя на свежий воздух, чтобы ты хоть как-то взбодрилась, — разнервничался Пётр Иванович. — Молока налить?
— Ты меня сейчас попросишь корову подоить? — испугалась Яна.
— Уже надоили, — ответил Мартин, достал банку с крышкой и налил в глиняный стакан густого молока.
Яна заглянула ему в глаза.
— Ну что вы ко мне прицепились? Что от меня хотите? Отец моей дочери убит моим отцом, а вы хотите, чтобы я пила парное молочко и набиралась здоровья на свежем воздухе? Я чувствую себя студенткой на картошке. Пить я это молоко не могу! У меня от магазинного молока, извините, несварение, а тут… Оно же навозом пахнет! Я далека от прелестей деревенской жизни и от подобных развлечений! Я родилась и всю жизнь прожила в городе, к земле меня пока еще не тянет. Кто придумал эти посиделки в стиле кантри?
— Мы хотели как лучше, — растерялся Мартин.
— Только результат получился противоположный. Я хочу в город!
— Мы только приехали.
— Мне всё
