Вспомнив про невестку, Вера Анатольевна вздохнула с облегчением. Уже давно, месяц назад, сын показал ей свидетельство о разводе, так что полтора года кошмара его семейной жизни можно было забыть, как страшный сон.
Вера Анатольевна сухо кивнула бабе Зине, но та, обычно тоже весьма неприветливая, на этот раз отчего-то вдруг заулыбалась и поздоровалась радостно, назвав ее Верушей. В хитрых маленьких глазках вредной старухи Вере Анатольевне почудилось нескрываемое злорадство. В душе шевельнулась тревога. Она поскорее проскочила к лифту, который, однако, по обыкновению не работал. Поднимаясь на свой этаж, Вера Анатольевна успокоилась. Незачем обращать внимание на злыдню соседку.
Она открыла дверь своим ключом, и первое, что увидела в прихожей, был огромных размеров чемодан. Чемодан был коричневый, слегка потертый, из недорогого кожзаменителя. В доме Веры Анатольевны таких чемоданов никогда не водилось. Сердце сжало предчувствием беды. Вера Анатольевна бросила сумки прямо на пол и, не сняв уличной обуви, что было для нее делом неслыханным, устремилась по длинному коридору в комнаты. Из гостиной раздавались голоса, и Вера Анатольевна остановилась перед дверью, стараясь унять бешено прыгавшее сердце.
Она узнала голос Кирюши, второй же, несомненно, принадлежал женщине. Сопоставив голос с чемоданом, Вера Анатольевна поняла, что сейчас упадет в обморок. Но не время было расслабляться, она взяла себя в руки и нетвердой рукой рванула дверь.
Играла музыка, стол был накрыт парадной скатертью в алых маках, которые вышивала еще покойная мать. На столе стояли бутылки и тарелки с нарезанной колбасой и рыбой. Пахло чесноком и незнакомой парфюмерией.
Сын сидел на диване и обнимался с какой-то девкой. Он щекотал ее и хватал за грудь, а она болтала ногами и гнусно хихикала.
— Что здесь происходит? — грозно спросила Вера Анатольевна.
— Ой, мама пришла! — пискнул Кирюша и отпрянул от девицы. — А мы вот тут... разреши тебе представить...
Девица мощной рукой отодвинула сына и предстала перед Верой Анатольевной во всей красе. Была она крепкая, ядреная, что называется — «кровь с молоком», одета в ярко-розовый пушистый свитер и эти ужасные джинсы, расшитые со всех сторон блестками. Свитер обтягивал внушительную грудь, а джинсы — круглый выдающийся зад. Вера Анатольевна разглядела девицу сразу. Но самое страшное было не это, в конце концов, дело не в одежде. И не в том, что девица была ужасающе накрашена — ярко-розовые губы, под цвет свитера, круглые глупые глаза подведены сильно-сильно, синие тени на веках. Но Вера Анатольевна испугалась того, как уверенно держалась девица. И еще этот чемодан...
— Эля, — сказала девица, — Эльвира Прохоренко. А вы, я так понимаю, Киркина мама? Будем знакомы!
И она протянула широкую ладошку с ярко-розовыми квадратными ногтями.
— Кирилл! — звенящим голосом спросила Вера Анатольевна. — Что все это значит?
— Ну, понимаешь, мама... — пробормотал Кирюша.
— То и значит, что мы заявление подали, — спокойно сказала девица, — и свадьба будет через две недели, так что давно пора нам познакомиться. Разве вам Киря про меня не рассказывал?
Больше всего Веру Анатольевну возмутило имя «Киря», да что же это такое, как кличка у собаки!
— Кирилл, — строго сказала она, — выйдем, мне нужно с тобой поговорить!
Кирилл нехотя вышел на кухню.
— Ты что — с ума сошел? — напустилась на него Вера Анатольевна грозным шепотом. — Кого ты притащил в дом? Что это за дурацкие разговоры о женитьбе? Мало тебе прошлого раза? Эта девица тебе совершенно не подходит! Вульгарная, отвратительно одетая особа!
— Это тебе никакая не подходит! — вдруг зло сказал сын. — Та была плохая, теперь эта. Кстати, Эля совершенно на нее не похожа, а тебя опять не устраивает!
— Чего-то я не понимаю, мама, — сказала девица, которая и не думала отпускать Кирилла и притащилась следом за ними на кухню, — чем вы все недовольны? Мы вас встретили, как родную, стол накрыли, шампанского купили, водочки опять же, очень культурно, а вы все в штыки. Нехорошо это, невежливо... Сразу видно, что не хочете вы в согласии жить!
Вера Анатольевна просто задохнулась от возмущения. Ей смеют указывать в собственном доме! Ее укоряют в невежливом поведении! И кто? Какая-то деревенщина! «Не хочете» — вы только подумайте!
— Я прошу вас не вмешиваться и дать мне поговорить с сыном наедине! — ледяным тоном произнесла она.
Но ее убийственная вежливость не произвела на наглую девицу ни малейшего впечатления.
— Да об чем тут говорить-то! — махнула та рукой. — Все уже сговорено давно! Места у вас много, три комнаты все-таки, мебель, правда, кое-какая лишняя, но это дело поправимое. Чего эту рухлядь в квартире держать? — она пнула ногой тумбочку в коридоре.
Тумбочку покупала еще покойная мама, Вера Анатольевна держала в ней милые сердцу пустячки: Кирюшины детские башмачки, тетрадку, в которую она, учась в школе, записывала полюбившиеся стихи, картонную коробку от печенья «Мечта», наполненную клубочками ниток. Сама она не слишком интересовалась рукоделием, нитки остались от бабушки. И вовсе ничего не значит тот факт, что тумбочка за многие годы облезла и вместо одной ножки Вера Анатольевна подкладывала простую деревянную чурочку. Раньше умели делать вещи, тумбочка прослужит еще многие годы.
От удара ногой тумбочка жалобно скрипнула и покачнулась.
— Что это вы, милочка, себе позволяете? — вскрикнула Вера Анатольевна.
— А то, — веско сказала девица, — что я тут жить буду. И даже не мечтайте, что нас из дому выгоните. Ишь что придумали — у самой три комнаты, а молодую семью — в общежитие выселяете! Или еще, чего доброго, — квартиру за двести баксов снимать!
— Какое общежитие? — оторопела Вера Анатольевна.
— Техникума железнодорожной промышленности и транспорта, — пояснила девица, — я там учусь на втором курсе. Койку имею в комнате на четырех человек. Если похлопотать, то на двоих комнату, конечно, отдельную дадут, да только зачем тесниться? Там удобства, конечно, есть, но в конце коридора, кухня одна на восемьдесят человек, душ по пятницам... А у вас вон сколько места. Запущено, конечно, грязища по углам, но это мы мигом отмоем. Подружек позову, потолок побелим, стены покрасим...
Девица по-хозяйски ходила по квартире, открывала все дверцы и шкафы, без стеснения заглядывала в ящики и коробки. У Веры Анатольевны потемнело в глазах.
— Кирилл! — в отчаянии вскрикнула она. — Сделай же что-нибудь!
Но сын безмолвствовал. Он старательно отворачивал лицо, чтобы не встречаться с матерью взглядом.
— Напрасно вы, мама, так расстраиваетесь, — спокойно сказала девица, — тут уж вы ничего поделать не можете, раз ваш сын на мне женится.
— Это мы еще посмотрим! — из последних сил прохрипела Вера Анатольевна.
— А чего смотреть, — удивилась девица, — когда справка из женской консультации имеется! Беременность шесть недель, все как полагается, штамп с печатью. Нас по этой справке быстро распишут, через две недели. Так что готовьтесь, мама, скоро бабушкой станете...
Дрожащими руками Вера Анатольевна развернула справку. Девица не соврала. Вера Анатольевна почувствовала, что почва уходит у нее из-под ног.
— А не хочете с внуком сидеть — я бабку из деревни выпишу, — продолжала девица, — бабка, Алевтина Ивановна, у нас безотказная. Она четверых детей вырастила и девять внуков. Сейчас, правда, ослабела малость, ходит с палкой, но коляску-то катать — много силы не надо...
Вера Анатольевна стала вдруг плохо слышать, уши заложило, как под водой. Голос девицы доносился издалека.
— Хорошо, что места много, — разглагольствовала девица, — родственники на свадьбу приедут — тут всех и положим. У нас, Прохоренков, родни много. На полу поспят, не баре... Потом, опять же, мало ли кому в город нужно, всегда у нас переночевать можно... Сестренка у меня младшая поживет, может, найдем ей кого в женихи... Дядя Леша, инвалид безногий, ему давно насчет протеза нужно похлопотать...
Как-то незаметно троица переместилась в комнату, где стоял накрытый стол. Вера Анатольевна, чтобы не упасть, плюхнулась на диван и застыла.
