После холодной воды стало легче. Мысли приобрели не то чтобы четкость, а более-менее упорядочились и не бегали теперь в голове, как жучки-водомерки на поверхности пруда.
Капитан Сарычев сообщил мне удивительные, просто вопиющие вещи. Как будто речь шла о другом человеке, а не о Романе, с которым я прожила почти год и которого знала, как я думаю, достаточно хорошо.
Прежде всего Роман был очень аккуратен во всем. Так же педантичен и пунктуален он был в делах. Причем это касалось не только работы. Дома на столе у него лежал такой же ежедневник, как и на работе, и он записывал в него все личные дела, которые необходимо сделать в ближайшее время.
И последнее: Роман очень трепетно относился к своей машине. Он ничего для нее не жалел: заливал в мотор самое лучшее американское масло, все детали покупал только в фирменных магазинах, всякие рынки и развалы обегал стороной, также выбирал лучшие стеклоочистители и что там еще бывает… О техосмотре я ничего не говорю: Роман проходил его регулярно. То есть это я так думаю, сама-то я с ним туда не ездила. Но машина платила Роману такой же любовью и ездила отлично.
Как я уже говорила, водил Роман очень аккуратно, за рулем не брал в рот ни капли спиртного. Как же могло случиться, что он летел ночью, не разбирая дороги, и не смог вписаться в поворот? Я не могла поверить, как будто речь шла совершенно о другом человеке.
Ну хорошо, допустим, странности в его поведении я заметила еще тогда, на вечеринке у Федора. Роман, конечно, бывал крут, если его рассердить, мог накричать на меня, но дальше этого дело никогда не шло. Тут же он завелся совершенно на пустом месте, да так, что даже ударил меня… Я, конечно, тоже вышла из себя. Но есть вещи, которые я вытерпеть не в состоянии, и рукоприкладство — одна из них. Но он начал первый, то есть я хочу сказать, что, насколько я могу вспомнить, он был очень недоволен не только моим общением с Димкой Куликовым… В общем, я совсем запуталась.
Но даже если предположить, что Роман был зол и расстроен до такой степени, что изменил своим принципам и вел машину неосторожно, то что могло случиться с тормозными колодками? И куда делась тормозная жидкость? Нарочно он ее слил, что ли? Вот уж в это я никогда не поверю!
Я поглядела на часы и поднялась со скамейки. Пришло время идти в больницу. Моя знакомая сестричка Оля дежурит с трех, она пустит меня поглядеть на Романа.
Я купила в ближайшем магазине коробку пирожных, чтобы девочкам было с чем выпить чаю, и спустилась в метро.
Еще издали, подходя к палате реанимации, я услышала звуки самого настоящего скандала.
В коридоре перед самым входом в палату доктор Сергей Михайлович, прежде такой сдержанный и воспитанный, истошно орал на мою знакомую медсестру Оленьку.
— Ты хоть понимаешь, что он запросто мог умереть? Если бы я не вошел в палату и не заметил, что стимулятор выключен…
— Сергей Михайлович, да послушайте меня, ради бога! — пыталась перекричать хирурга Оленька, на глазах у которой блестели слезы. — Вы мне слова не даете сказать!
— Да что тебя слушать! — еще больше расходился врач. — Тебя гнать из больницы надо! Такая безответственность только в кондитерском магазине простительна! Если ты покупателю вместо эклера положишь буше, ничего не случится, а реаниматор не имеет права на ошибку, как минер! Ты понимаешь, что от тебя зависит человеческая жизнь?
— Сергей Михайлович, — безуспешно пыталась прервать его Оля, — да разве я когда-нибудь…
— Раньше за тобой такого не замечал! Но достаточно одной такой ошибки, чтобы полностью потерять доверие!
— Да вы хоть слышите, что я говорю? Я же пять минут как на работу пришла! У меня смена с трех! Я еще в палату не входила!
— Так это, значит, твоя сменщица выключила стимулятор? — До Сергея Михайловича наконец дошли слова медсестры, и он понизил голос: — Кто работал в предыдущую смену?
— Юля Дергачева… — тихо проговорила Оленька, — но я уверена, что она не могла… она очень ответственная девушка…
— Уверена! В чем ты можешь быть уверена? — доктор снова начал набирать обороты. — Гнать надо таких из больницы! Мы боремся за человеческую жизнь, а какая-то безответственная дура, не задумываясь, нажимает не ту кнопку, и все усилия врачей — коту под хвост…
Сергей Михайлович резко развернулся и зашагал по коридору. Края его длинного халата развевались, как полы кавалерийской шинели.
Оленька стояла возле двери палаты, хлюпая носом. Я подошла к ней и вполголоса спросила:
— И часто он так?
— Да нет… — Оленька подняла на меня глаза, полные слез, — очень редко… не представляю, как такое могло случиться…
— Да что случилось-то?
— Он уже собирался уходить домой, его смена закончилась, ну и напоследок заглянул в палату… а у одного больного кардиостимулятор отключен… — Оленька похлопала длинными ресницами и охнула: — У твоего как раз…
— И что… — спросила я, холодея, — что с ним?..
— Да нет, слава богу, ничего не случилось, видимо, только что отключился… я уверена, Юля не могла перепутать, она очень опытная сестра… может быть, штекер выпал, он не очень плотно держится… хотя раньше такого не бывало… ну, короче, Сергей Михайлович заметил и включил стимулятор, а тут я ему под горячую руку попалась, вот мне и влетело… а я вообще не входила еще в палату… ну, Сергея Михайловича тоже можно понять — он просто чудеса творит, борется за жизнь, а тут человек может погибнуть из-за чьей-то глупости…
— Что, Роман действительно мог умереть?
— А что ты думаешь? — она округлила глаза. — Он же в коме… если бы вовремя не заметили… ну ты не бойся, такого больше не случится, это редчайший случай… два раза уж точно не произойдет…
— Так мне сейчас лучше уйти? А то он здорово разозлился, и тебе из-за меня еще больше попадет? — Я взглянула в ту сторону, куда ушел разгневанный Сергей Михайлович.
— Да нет, — Оленька махнула рукой, — это он напоследок пар выпустил и ушел домой, его смена кончилась. Выспится, придет — еще прощения будет просить, он вообще-то не злой…
И снова сидела я возле кровати, и снова глядела на неподвижное тело, покрытое простыней. Забинтованные руки лежали поверх простыни и не шевелились. Все так же мелькали экраны, двигался белый поршень.
Никаких изменений, сказала Оля, он без сознания. Она посоветовала прийти завтра пораньше и поговорить с врачом. Я посидела еще немного, чувствуя, как набегают на глаза слезы, и пошла домой.
По дороге вспомнила, что нужно чем-то питаться, и заскочила в магазин. В кошельке было мало денег. Я вообще зарабатывала мало, так что Роман почти что меня содержал. Бывал он и щедр, но в разумных пределах, как сам говорил. Однако одета я была не хуже других. Деньги на хозяйство лежали дома в ящике серванта. Кроме того, в укромном месте лежали накопленные лично мной пятьсот пятьдесят долларов. Роман таких накоплений не поощрял, он считал, что деньги не следует хранить дома в чулке. Сам он пользовался кредитными карточками. Доллары я откладывала из своей небольшой зарплаты, собираясь на них сделать Роману подарок к свадьбе. Хотя мы официально не назначили день, Роман заговаривал об этом довольно настойчиво, и я, конечно, не сопротивлялась. Так что решив, что рано или поздно день свадьбы все же придет, я уповала, что к тому времени накопится приличная сумма для хорошего подарка.
Дома ждал меня неприятный сюрприз. Оказалось, что денег, оставшихся на хозяйство, меньше, чем я думала. То есть лежали в серванте полторы тысячи, а должно быть гораздо больше. Ведь я сама недавно с зарплаты сунула туда две, да еще Роман дал…
Вспомнив о Романе, я решила, что неуместно сокрушаться по такому несерьезному поводу. Очевидно, вчера утром Роману на что-то понадобились наличные, и он взял отсюда. Но мне понадобятся деньги, потому что завтра после беседы с врачом может выясниться, что Роману нужны какие-нибудь дорогие лекарства, и потом, если дело пойдет на улучшение, его переведут в палату, и нужно будет нанять персональную сиделку… Я полезла в свое тайное место — оно находилось в нижнем ящике платяного шкафа — и вытащила оттуда тонкую пачечку долларов. Немного, но все же какой-то выход на первое время. Однако тратить их было не то чтобы жалко, нет, для того чтобы Роман выздоровел, мне ничего не было жалко, просто если этих денег, с таким трудом отложенных на подарок к свадьбе, больше не станет, то это значит, что вся прежняя моя так хорошо налаженная жизнь рухнет.
Чувствуя в глубине души, что прошлая жизнь и так уже пошла под откос и не будет к ней возврата, я все еще упорно цеплялась за нее. Все будет хорошо, уговаривала я себя, Роман поправится, мы поженимся… Все это время я буду рядом…
С этой мыслью я заснула, забыв поужинать.
На следующий день было воскресенье, эти выходные тянулись бесконечно. С одной стороны, у меня свободное время для посещения больницы, а с другой — я чувствовала, что скоро рехнусь от тоски и одиночества. На работе хоть живые люди вокруг, не так тошно…
