Ознакомительная версия.
К кофе подали коньяк и ликер. Жанна горестно вздохнула:
– «Айриш Крим», мой любимый!
– Так в чем же дело, выпей! – улыбнулся Борис Львович.
– Слишком калорийно, – протянула Жанна, – боюсь поправиться.
Никита усмехнулся:
– По-моему, у тебя самая настоящая мания похудания.
– Один разочек можно забыть о диете, – хмыкнул Борис Львович.
Аня же спокойно взяла со стола рюмку, стоявшую рядом с прибором Жанны, и, наполнив ее доверху светло-кофейной жидкостью, с милой улыбкой протянула ей:
– Давай за день рождения.
– Ну, только ради Бориса Львовича, – продолжала кривляться та.
– Да ладно тебе, – усмехнулась Аня, – и так за грабли спрятаться можешь, пей со спокойной душой. Между прочим, только для тебя и покупала, остальные эту сладкую липучку терпеть не могут.
– Точно, – хором отозвались мужчины, – коньяк лучше.
– А мне больше по вкусу виски, – сообщила Валерия. – «Айриш Крим» какой-то странный, вроде молока с водкой.
– Ничего вы не понимаете, – фыркнула Жанна, – коньяк, виски, еще скажите – самогон. Благороднейший напиток этот ликер, для людей с тонким вкусом.
– Можно мне попробовать? – попросила Ирочка.
– Нет, – неожиданно резко ответила мать, – он для тебя слишком крепкий.
Ирина, не привыкшая, что ей в чем-то отказывают, обиженно заморгала и собралась заныть, но тут Жанна понюхала рюмку и сообщила:
– Пахнет странновато, словно «Амаретто».
– Да ну? – изумилась Аня и поднесла бутылку к носу. – Нет, он всегда такой. Да ты попробуй, я в супермаркете брала.
Жанночка быстро опустошила рюмку и замерла со странно выпученными глазами и полуоткрытым ртом.
– Что, – ухмыльнулся Никита, – так вкусно? До остолбенения?
Борис Львович, Аня и Андрей засмеялись. Но Жанна как-то вульгарно икнула, изо рта у нее потекла блестящая струйка слюны. Через секунду она громко вскрикнула, странно дернулась, попыталась вздохнуть и рухнула на пол, неловко, тяжело, не сгибая колен, просто сверзлась с высоты собственного роста. Так валится человек, внезапно теряющий сознание. Падая, Жанночка ударилась о большую бронзовую фигуру, представлявшую собой то ли Купидона, то ли Амура, то ли просто ангелочка. Вмиг на дорогой синий ковер хлынула кровь. Красное пятно быстро расползлось под затылком несчастной.
– Жанна! – закричал Никита и бросился к жене. Он схватил ее за плечи и потребовал: – Немедленно отвечай, тебе плохо?
– Господи, какой ужас, – прошептала Валерия, – я сейчас в обморок упаду.
Белый, как лист писчей бумаги, Борис Львович тяжело опустился на стул и машинально ухватился за бутылку «Айриш Крим».
– Не трогайте ликер, – приказала я суровым тоном, моментально забыв про роль забитой домработницы.
– Почему? – спросил Андрей.
– До приезда специальной бригады не стоит ничего трогать, – ответила я.
– К-к-какой бригады? – заикаясь, спросила Валерия.
Никита, сидевший возле безжизненно лежащей Жанны, внезапно поднял растерянное лицо. Его рубашка была вся заляпана кровью жены, багровые пятна покрывали руки и брюки.
– Вызовите «Скорую помощь», – опомнилась Ира, – скорей, реанимацию!
Я посмотрела на неподвижно лежащую Жанну. Широко открытые глаза неподвижно cмотрели в потолок, брезгливо искривившийся рот был открыт… Преодолевая ужас, я приблизилась и положила руку на шею тела, которое еще пять минут тому назад было веселой, кокетливой Жанной. Пульса на сонной артерии не было.
– Нет, – пробормотала я, – нужно сначала вызвать милицию.
Спустя час квартиру Ани невозможно было узнать. Повсюду расхаживали деловитые люди, равнодушно и споро делавшие свою работу. Труп не торопились двигать. Тело обвели жирной меловой чертой, всех присутствующих выгнали из гостиной в спальню хозяев, и мы сидели на широченной кровати, как стая вспугнутых птиц. Потом в комнату вошел молодой человек и приятным, хорошо поставленным голосом произнес:
– Я Сипелов Максим Иванович. Сейчас быстренько вас опрошу, а завтра прошу в отделение…
– Хочу сделать заявление, – неожиданно сказал Борис Львович.
– Слушаю, – моментально отреагировал Максим Иванович.
– Жанну убила моя жена, Анна Николаевна Ремешкова, – тихим, но безапелляционным тоном заявил художник.
– Ой, – проронила Валерия.
– О…ел совсем! – взвизгнула Аня. – Ума лишился!
– Нет, – протянул Борис Львович. – А вы, молодой человек, пишите, у вас ручка есть?
Максим Иванович вытащил из портфеля планшет с листом бумаги и спросил:
– Имя, фамилия, отчество?
– Это потом, – отмахнулся Борис Львович, – вы о деле послушайте. Анька совсем рехнулась от ревности и наняла вот эту даму следить за мной.
Все присутствующие разом повернули головы и уставились на меня.
– Так, – протянул милиционер, – продолжайте.
– Идиот! – завопила Аня.
– Потише, гражданочка, – велел Максим Иванович, – не мешайте исполнению.
– Да ты, мент позорный, – моментально отреагировала Ирочка, – не видишь, что ли, у мудака крыша съехала!
Максим Иванович уставился на девушку. Он был очень молод. Круглые детские щеки покрывал мягкий пух, скорей всего «Шерлок Холмс» не успел еще отпраздновать двадцатипятилетие, и звать его по отчеству не хотелось, не тянул он пока на Ивановича.
– Я полностью владею собой, – прошипел Борис Львович и резко спросил меня: – Ну что, скажете вру?
– Вы и в самом деле домработница?
Я растерянно покачала головой.
– Во блин, – выдохнул Андрей.
А Валерия, сидевшая возле меня на огромной кровати, брезгливо подобрав платье, отодвинулась подальше.
– Козел! – завопила Аня.
– Заткнись, убийца, – спокойно парировал Борис Львович.
– Не смей маме такое говорить, скунс вонючий! – взвизгнула Ирочка.
– Молчи, дрянь, – побагровел именинник.
– Сволочь, подонок! – визжала Аня.
Потом от «цивилизованных» ругательств она перешла к непечатным выражениям.
– Тише, граждане, тише, – попробовал навести порядок Максим Иванович, но тщетно, его никто не слушал.
Сильной рукой Аня подхватила крохотный, но тяжелый пуфик и со всего размаха метнула его в муженька. Пуф просвистел в полусантиметре от головы Бориса Львовича и с треском влетел в огромное трюмо. Раздался оглушительный звон, и на пол дождем хлынули зеркальные осколки.
– Прекратите немедленно! – вспылил Максим Иванович. – Граждане, ведите себя прилично.
– Пошел ты, козел сраный, – отпихнула его Ирочка и запулила в «папеньку» подушкой.
Она угодила Борису Львовичу прямо в лицо.
– Сука! – заверещал тот. – Ах ты, шалава подзаборная!
– Не трогай ребенка! – взвилась Аня и, подскочив к супругу, отвесила ему полновесную звонкую оплеуху.
Муж не остался в долгу и ухватил «любимую» жену за волосы. Началась драка.
– Немедленно остановитесь! – пытался командовать Максим Иванович.
Но никто из присутствующих не собирался его слушать. Валерия бросилась растаскивать дерущихся.
– Отстань, – велела Аня и толкнула ее.
Та с визгом шлепнулась на четвереньки.
– Не трогай мою жену! – заорал Андрей и стукнул Аню по спине.
Теперь дрались уже четверо.
– Сделайте что-нибудь, – стонала Зюка, – разнимите их.
– А ну молчать! – гаркнул мужик, похожий на генерала Лебедя.
Потом он вытащил откуда-то огромный черный пистолет и пальнул в потолок. На кровать хлынул поток мелких стекляшек, хрустальная люстра разом лишилась своих вульгарных висюлек.
Воцарилась тишина.
– Боже, мое лицо, – всхлипнула Зюка.
Потом повернулась ко мне и спросила:
– Посмотрите, нет ли ссадин?
Я окинула взглядом ее подозрительно ровную, лишенную морщин явно оперативным путем физиономию и заверила:
– Полный порядок.
– Слава богу, – промямлила Зюка, – я чуть с ума не сошла от ужаса! Не дай бог порезать кожу! Потом не восстановится, придется на шлифовку ложиться!
Дрожащими пальцами она принялась ощупывать лоб, щеки и подбородок. Остальные, тяжело дыша, не произносили ни слова. Я смотрела на вспотевшую Ирочку, рыдающую Валерию, растрепанную Аню, красного Бориса Львовича и обозленного Андрея… Да уж, поцарапанная морда – это не самое плохое, что приключилось за последние два часа. И что за придурок этот милиционер! Ну почему он молчит, когда наконец все заткнулись?
Внезапно Максим Иванович отмер, тряхнул волосами и, глядя на высыпающиеся из кудрей осколки стекла, спросил:
– У вас есть разрешение на оружие?
– Итить твою налево, парень, – вздохнул «Лебедь». – А там, среди тех, кто место происшествия осматривает, нет ли кого постарше?
На следующий день, где-то в районе полудня, я сидела в кабинете следователя Еремина Анатолия Сергеевича. Парень выглядел тоже молодо, но на лице его не было застывшей гримасы описавшегося щенка. Наверное, он всего на год-другой старше Максима Ивановича. Но именно этот год и сделал его опытным, хоть и молодым, профессионалом. Мне пришлось рассказать Анатолию про «Алиби». Я ничем не рисковала, агентство зарегистрировано было по всем правилам, а я оформлена на работу совершенно официально. Еремин отнесся ко мне великолепно, угостил отвратительным чаем «Пиквик» и почему – то был предельно откровенен.
Ознакомительная версия.
