— Слушай, я же тебе говорю, моя могила лучше! Почему же ты меняться не хочешь? Я тройной обмен делал по договоренности, чтоб ее получить!
— Оставьте нас, пожалуйста! — попросила Валерия восточного человека.
— Все меняются! Почему вы не хотите? — Он с интересом уставился на парочку. В его глазах мелькнула догадка. — Я все понял! Хотите объединить свои могилы! Верно, да?
Валерия вспыхнула, как будто ее уличили в чем-то постыдном. Смущение девушки передалось Гоше. А уж от его волнения Валерию стала колотить дрожь. Давно Гоголев не испытывал таких сильных чувств.
Серафим Терентьевич с букетом роз зашел в отель «Савой». Ему повезло, он сразу увидел Ингу — на ее обычном месте у зеркала. Инга тоже заметила американского гусара. И просияла.
Дедушка не сомневался, что это отнюдь не обычная профессиональная приветливость, а нечто совсем другое.
Инга чмокнула Гоголева в щеку.
— Ты познакомился с моей квартирной хозяйкой? — По обескураженному виду джентльмена она поняла, что так оно и было. И засмеялась. — Она отказала мне от дома. У нас с ней разные вкусы. Хозяйка не любит мужчин. А я — люблю.
Серафим Терентьевич тоже засмеялся.
— Где же ты теперь живешь?
Инга беззаботно пожала плечами:
— Нигде.
Они появились дома у Гоголевых ночью, когда все уже спали. Зоя Сергеевна с Денисом Ильичом раскинулись на широченной тахте в большой комнате, Гоша, свернувшийся в позе эмбриона, в маленькой.
Денис Ильич пробудился и отправился в пижаме и спадающих с ног тапках в комнату для джентльменов.
Он открыл дверь в коридор и ослеп от яркого света и красоты Инги.
Растерянный толстый дядя в пижаме вызвал у них смех. А Денис Ильич прошипел одно слово:
— Ужас! — И, забыв о своих намерениях, вернулся на тахту к Зое Сергеевне.
— Что случилось? — встревожилась его подруга.
— Старикашка притащил молодую девку! — трагическим голосом произнес Денис Ильич.
«Завидует!» — кольнуло Зою Сергеевну.
— Седина в бороду, бес — в ребро!
Гоша сонно заморгал, увидев перед собой дедушку с красоткой, и от смущения натянул одеяло до подбородка.
— Инга, это мой правнук Георгий! — представил его Серафим Терентьевич.
Инга засмеялась:
— Если мы с тобой поженимся, я буду его прабабушкой?
Переливчатый смех красавицы привел Дениса Ильича в ярость.
— Почему с нами в квартире должен жить прадед твоего покойного мужа со своей любовницей?
Зоя Сергеевна зевнула:
— Потому что им больше негде жить.
— Что они там делают втроем? Это безнравственно!
Денис Ильич бросился на диван и придавил голову подушкой — только бы ничего не слышать! Как в могиле.
Напрасно бедный Денис Ильич подозревал веселую компанию в разных непотребствах.
Гоша со своими постельными принадлежностями отправился на кухню, Инга проводила его взглядом:
— Он у тебя симпатичный!
Серафим Терентьевич заулыбался от гордости:
— Я рад, что ты это заметила!
Наверно, был какой-то государственный праздник — до кладбища долетала радостная, торжественная музыка, не вполне приличествующая случаю. В это весеннее утро кладбище жило своей особенной жизнью. Никто никого не хоронил. Умиротворенные покойники ухаживали за своими могилками и вели с соседями несуетные беседы.
Ветер донес колокольный звон.
Гоша и Валерия разом перестали возиться со своими цветочками и умиленно посмотрели друг на друга.
— Георгий! — Валерия светилась, словно у нее внутри зажглась лампочка. — Правда ведь, мы с вами ближе к Богу, чем все остальные люди?
— Валерия! — в тон ей отвечал Гоголев. — Мы с вами между небом и землей!
— Мы плаваем в воздухе. Летаем, взявшись за руки!
Валерия слегка улыбалась. Она смотрела в сторону Гоши, но взгляд ее проникал сквозь него и терялся в пространстве…
В эту минуту никого из покойников не удивило бы, если б директор кладбища Мешков появился, скажем, на воздушном шаре. Напротив, то, что он бежал, выпятив вперед брюхо (будто проглотил целиком два арбуза), некрасиво вскидывая ноги, покоробило завсегдатаев кладбища.
— Беда! — закричал Мешков издалека своим дребезжащим, трескучим голосом. — Катастрофа!
Покойники привставали в едином порыве, взволнованные.
— Товарищи! — задохнулся Мешков. — Кладбище закрывают!
— Конец света!
— Мы будем жаловаться!
— Самому Господу Богу!
— Кладбище — это не керосиновая лавка!
— Моральное преступление! И уголовное!
— Это святотатство!
— Нам нужны новые кладбища! Много кладбищ!
— Мы должны всю страну превратить в кладбище!
— Как они объясняют свое бесчинство?
Мешков отдышался.
— Вместо кладбища они хотят разбить стадион!
От возмущения покойники потеряли дар речи.
— Светопреставление!
— Апокалипсис!
— Товарищи покойники, дожили!
— Это плевок не только в наших предков, но и в потомков!
— Они будут гонять в футбол нашими черепами!
— Собираем подписи протеста! Подпишутся все покойники! И их родственники!
— Есть у нас покойники со связями?
— Иванидзе!
— Но у него теперь связи там… В высших сферах!
— Преставился? Счастливчик! Он на нашем кладбище лежит?
— В том-то и дело, что нет! Ему не нашлось места!
— Эх, теперь у него такие связи! Моральная поддержка покойников очень помогла Мешкову. Он вновь обрел уверенность в себе.
— Товарищи! — прочистил горло директор. — Все куда серьезней, чем кажется на первый взгляд.
— Что нам инкриминируют?
— То, что на нашем кладбище нет ни одного настоящего покойника!
Громом небесным прозвучали эти слова. После гробового молчания раздался робкий голос:
— Неужели у нас нет ни одного покойника?
— Ни единого советского покойника! — прозвучало, как приговор. Тяжело было Мешкову в этом признаться, да что поделать, свои люди. — Последние 70 лет здесь не хоронили.
— Разве покойник к нам прорвется! — вздохнул кто-то с сожалением.
— Это естественно! — раздался агрессивный женский голос. — Обо всем нужно думать заранее! После смерти поздно уже о могиле хлопотать!
Волнение перехватило горло Мешкова.
— Завтра на кладбище появятся тракторы!
— Кто сможет их остановить?
Сакраментальный вопрос, вогнавший всех покойников в тяжкое раздумье. И вдруг (не с небес ли?) прозвучал чей-то ответ, гениально простой.
— Их остановит только покойник!
Живые люди искоса посматривали друг на друга и тут же стыдливо отводили глаза. Кто согласится пожертвовать своей жизнью ради общего дела!
Георгий Гоголев стоял у окна в комнатушке, которую делил с американским дедушкой. По небу плыли рядышком два облака. Гоша горько усмехнулся, вспомнил фантазию Валерии о том, что они с ней тоже плавают в воздухе, взявшись за руки. Когда облака слились, Гоголев принял решение. Он запер дверь на ключ. Снял со стены старинный дедушкин пистолет. Достал почерневшую от времени табакерку, наполненную порохом…
Зоя Сергеевна в кухне занималась стряпней, а Серафим Терентьевич разговаривал по телефону. Никого из них не коснулось трагическое предчувствие близкого Гошиного конца.
Дедушка заволновался. Переменился в лице. Оно стало бледным, даже прозрачным. Стряслось это из‑за разговора, который он вел с Федором.
— Это невозможно! — вскрикнул Серафим Терентьевич.
— Слушай сюда! Завтра придут трактора! — заверил приятеля ритуальный работник. — Раскопали, гады, что у нас ни одного покойника! Говорят, только скелет кошки нашли… — Федор вздохнул.
Не лежать тебе, раб божий Серафим, в русской земле! В американскую закопают! Ты меня слышишь? Алло? Алло?
Телефонная трубка выпала из ослабевшей руки Серафима Терентьевича. Он стоял, покачиваясь. И смотрел в кухонное окно. По небу неслись веселенькие облака, сливаясь в свинцовую давящую пелену.
Гоша собрался с духом.
— Я покойник! — произнес он убежденно. — Меня больше нет! Меня давно уже нет. Нехорошо делать вид, что ты живой, когда ты мертвый!
Гоголев поднес старинный пистолет ко лбу. Расширенное дуло запрыгало. Гоша с силой уперся им в висок, до боли. Сделал глубокий вдох.
— Гоша! — раздался истошный крик Зои Сергеевны. И барабанный стук в дверь. — Гоша, открой! Серафима Терентьевича не стало!
Бухнул выстрел. Пуля, не задев Гошу, разбила окно.
Глава 10
На другой день происходили поспешные похороны Серафима Терентьевича Гоголева.
На кладбище, возле могилы Гоголевых, собрались все свои: покойники, Гоша рядом с Ингой. Зоя Сергеевна была в трауре, и Денис Ильич по привычке поддерживал ее, будто она была тут самой многострадальной.
На венке алела лента с надписью: «…от коллектива покойников…»
