– Что значит – сам захотел?
– Он не хочет возвращаться в свое имя, в свою прошлую жизнь.
– А чего он хочет?
– Он в Австралию хочет.
– Очень интересно. И что он будет делать в Австралии? – не сдержал улыбки Платон, представив Федора рядом с кенгуру – вместо шимпанзе.
– Гонять на мотоцикле, – как что-то совершенно естественное и понятное сказала Илиса.
Они помолчали. Потом Платон спросил:
– А он не хочет меня видеть?
– Не знаю. Он хочет, чтобы я в Австралию с ним ехала.
– А ты?
– С этим есть некоторые проблемы.
– Давай уж сразу все проблемы вываливай на меня. Еще есть что-то, чего я не знаю?
– Я, Платон Матвеевич, должна подгадывать ситуации, чтобы рассказывать тебе, чего ты еще не знаешь.
– Значит, еще что-то есть совершенно потрясающее и невозможное, помимо ситуации с братьями, да?
– Точно.
– Ты не смеешь так со мной обращаться! Ладно, ладно. Я не кричу. Так, вырвалось. Давай хотя бы подведем баланс.
– Это можно.
– Мои племянники живы.
– Угу.
– Нет, дай еще раз скажу. Оба – живы?
– Оба.
Глубоко вздохнув, Платон посмотрел на Илису, замотавшуюся в одеяло и подсевшую поближе к нему.
– Гимнаст знает, что Федор живой?
– Нет. Он и о Веньке ничего не знает. Ты ему не говори. Дед... как бы сказать – он старой закалки. Все время думает, какую из всего можно поиметь выгоду. Он не со зла, это от тяжелой жизни и от страха за нас.
– За нас? – удивился Платон.
– За меня, я имела в виду, – отвела глаза Илиса.
– Хорошо. Значит, об этом знаем только мы с тобой?
– И еще человек тридцать ребят на мотоциклах.
– Кока, твой адвокат говорил, что он видел знакомые глаза в шлеме, когда его избивали человек тридцать ребят с мотоциклов. Ты думаешь, Федор мог приехать на такое интересное дело?
– Я думаю – да, – кивнула Илиса. – Он знал, что Кива имел отношение к смерти Богуслава.
У Платона перехватило дыхание.
– Откуда?
– Гимнаст сказал. Пришел к нему в больницу в первый же день. Дождался, когда Федор очнется после операции, и сказал, что адвокат Кива руку к смерти его отца приложил. Надеюсь, – заметила она, – Гимнаст обошелся без подробностей.
– Пожалуй, я на сегодня переел новостей, – встал Платон. – Если смогу заснуть – не буди меня, хоть сутки просплю.
Платона разбудили в восемь утра. В коридоре стояли двое детей – близнецы Коки и с ними заплаканная худенькая девушка. Платон не узнал ее сразу, причесанную и в джинсах.
– Хулио умирать, – заявила девушка страстно, – он говорить, что вы хороший человек!
Плохо соображающий со сна Платон схватился за голову.
Илиса провела детей в кухню, усадила есть. Девушка, как привязанная, ходила за Платоном, но больше всего его пугало, что она то и дело порывалась схватить его руку и подтащить к лицу.
– Мы оставаться сиротливы! Вы знать, что мать детей тоже умирать?
– Да-да, я в курсе, пожалуйста, мне нужно одеться. Идите в кухню, вас покормят, там поговорим.
– Я не буду кормиться, пока вы не соглашаться нас приютить.
– Как вас зовут? – Платон подталкивал девушку к двери спальни.
– Эльза. Но я давно жить здесь, дети называть меня Чуня. Бог мой – они все умирать, и я тоже – умирать, и дети тогда оставаться трижды сиротами!
– Не надо, Эльза, так себя накручивать, вы не умрете, я уверен.
Кое-как дотолкав ее до кухни, Платон бросился переодеться – под утро, когда он решил все-таки лечь и выспаться, он смог самостоятельно облачиться в пижаму.
– Что делать? – в панике спросил Платон Илису, показывая на кушающую за столом троицу.
– А что тут поделаешь? Ты обещал Киве присмотреть за детьми?
– Обещал, но...
– Чего ты так пугаешься, Платон Матвеевич? Они же взрослые совсем. Да еще с собственной няней! Это тебе не новорожденные близнецы.
– При чем здесь – новорожденные близнецы? Что ты хочешь сказать?
– Потом, – отмахнулась Илиса. – Мы с Эльзой и с детьми поедем в магазин покупать еду. Нервной девушке я дам отварчику. Поселим их в гостиной, а я, уж ты извини, переберусь поближе к компьютеру – в кабинет. А ты иди, иди, Платон Матвеевич, занимайся своими делами.
– Да какие дела, у меня голова идет кругом!
– Кива оставил завещание?
– Кажется, да...
– А говоришь – какие дела. Кто хочет поехать со мной по магазинам? – крикнула она, уже отстранившись, уже вся – в новых заботах.
Через полчаса Платон остался в квартире один. Он никак не мог справиться с ужасом нахлынувших проблем. Пометавшись из спальни в кухню, потом в кабинет и обратно, Платон на третьем забеге почти споткнулся о сонную Василису в ее, вероятно, любимой и универсальной одежде – рубашечке на бретельках.
– Что ты здесь делаешь? – обалдел он настолько, что ущипнул себя за ногу. – Ты же только что...
– Писать иду.
– А откуда ты идешь, деточка? – он присел, отводя длинные волосы от ее прекрасного лица.
– Оттуда – показала она рукой на дверь кабинета.
– Ты не можешь идти оттуда, тебя там только что не было!
– Отстань, – сказала Василиса, пытаясь оттолкнуть Платона.
– Покажи, где ты спала!
Проигнорировав его просьбу, Василиса зашла в туалет и, не закрывая двери, устроилась на унитазе.
Платон, не веря глазам, смотрел, как девчонка прошлепала мимо него в кабинет, подошла к лежанке и... подняла ее верхнюю часть! После чего спокойно улеглась на наваленные туда подушки и опустила над собой крышку.
Стукнув себя кулаком по лбу, Платон чуть не взвыл: они с Венькой при обыске не посмотрели в хранилище подушек в кабинете – в открывающуюся тахту-лежанку! Подбежав, Платон поднял верх тахты и осмотрел подъемный механизм. Девочка с безмятежным лицом ангела лежала с закрытыми глазами на боку, подтянув ножки, и дышала совершенно бесшумно. Подъемный механизм по всем признакам заменили на новый, легкий в употреблении. А это еще что? Платон наклонился, разглядывая странную коробочку с прозрачной крышкой, в которой были сделаны крошечные отверстия. Он взял коробку в руки и чуть не закричал – там что-то шевелилось, большое и серо-зеленое.
– Не трогай Шушуню, – сказал девочка, не открывая глаз.
– А кто это? – содрогнулся Платон, разглядев у насекомого бесстрастные глаза и усики.
– Это Шушуня, богомол.
– Ах, богомол!.. – застыл Платон.
Постояв истуканом несколько секунд, Платон выбежал из кабинета, повторяя: – Богомол, да? Шушуня?!
– Папочка, закрой меня! – крикнула девчонка. – Верни Шушуню!
Но Платон уже, как в лихорадке, нажимал кнопки телефона.
Гимнаст подошел после одиннадцатого гудка. За это время Василиса вышла из кабинета, подошла к Платону, отняла у него коробочку и ушла обратно.
– Чего надо? – спросил голос Гимнаста.
– Чего мне надо? – зловеще поинтересовался Платон. – Да так, ерунда, пара вопросов.
– Платоша, ты? Что с тобой?
– Не перебивай! Вопрос первый. Кто положил яйцо богомола в тело моего брата, перед тем как ты вывез его к воде?
– Платоша, давай я приеду, и мы поговорим.
– Нет! – закричал Платон. – Второй вопрос у меня о девочке, которая держит в моей квартире насекомое по имени Шушуня.
– Ты нашел Ваську, да? Я говорил Илисе, что долго им в прятки играть не удастся.
– По порядку, пожалуйста! – перешел на визг Платон.
– Может, лучше мне приехать?
– Нет. Пока ты будешь ехать, Илиса вернется, и девчонка с богомолом опять исчезнет. Они появляются только поодиночке. Понимаешь?
– Ладно, Платоша. Яйцо богомола подселила в Славку Васька.
– Подселила в Славку? – ослабел в ногах Платон, нащупал тумбочку и сел.
– Она любит возиться с насекомыми, она добрая девочка, но немного со странностями.
– И как это произошло?
– Когда я убедился, что Славка помер, я Коке сразу велел уезжать.
– Минуточку! Давно ты с ним поддерживал отношения?
– Давно. Когда Илиса стала жить одна, десять лет ей было, она первым делом потребовала найти хорошего адвоката. Я спросил Коку. Тебя же я не мог спросить. Он согласился стать адвокатом.
– Как это – стать? – не понял Платон.
– Он же технарь. Он тогда тоже ушел от Славки. Ничего, выучился понемногу.
– Значит, ты один отвозил тело к заливу?
– Не один. С Васькой. Она летом всегда со мной сидит в Репино. Илиска работает, а она со мной. Ну вот. В машине она говорит: – «Дед, можно я дяде Славе посажу богомольчиков маленьких. Ему там веселей будет». Я говорю – можно. Чего ты еще хочешь, Платоша?
– Еще я хочу знать, когда ты позвонил Птаху, чтобы рассказать о теле.
– Ну что ж... Ты и это понял. Сразу, как Кока уехал, я и позвонил. Сказал, что нашел Славку в доме уже мертвым, наверняка – после гулянки с бабами. Он сразу примчался, отдал распоряжения, а сам быстро уехал. Я все сделал, как он сказал – завернул Славку в покрывало и отвез на залив.
– Зачем ты это сделал? – простонал Платон. – Зачем позвонил ему?
– Платоша, ты сам меня учил – из преступления так просто не выкрутиться, улики всегда останутся, так что лучше и не пытаться. Я позвонил, чтобы он все дела уладил с милицией. Я же не знал, что эта сволочь оформит тело, как неопознанное, и будет тебя доставать.
