Очередной раз поприветствовать Димочку не успела, у него просто поразительная способность вываливать на меня кучу гневных вопросов, не дожидаясь ответов в порядке очередности. Я стойко терпела это шоу «Что? Где? Когда?». Не впервой! И только когда Димка пошел по второму кругу, повторяя вопросы, вынужденно отключилась.
Полминуты вполне хватило, чтобы подзарядиться терпением и отойти в сторонку. Незачем посвящать посторонних в семейные разборки. За это время Дмитрию Николаевичу удалось рассортировать вопросы по значимости и, перезвонив, остановиться на самом главном: почему в нашем доме лежит неизвестное покалеченное лицо мужского пола. Голос у меня даже не дрогнул.
— Наверное потому, что ему трудно сидеть, а стоять вообще невозможно. У «лица» сломана правая нога, треснуло правое предплечье и что-то там не срослось с ребрами, тебе лучше знать. Именно ты уточнял диагноз «лица» в клинике Склифосовского. А еще его желательно не кантовать. У лица в анамнезе сотрясение мозга.
В трубке что-то мягко шуршало. Кажется, у Димки вышло из строя физическое переговорное устройство. Я с тревогой принялась уговаривать его выпить воды. А еще лучше, зеленого чая. Наверное, он послушался, поскольку буркнул, что ничего не понимает, и выдал новый вопрос:
— Зачем ты притащила его сюда?
— Это не я! Это Славик. Мишурик не выжил бы на Наташкиной даче. — Не объяснять же Димке всю подоплеку.
— Кто?! Мишурик?!
Мне показалось, Дмитрий Николаевич возмутился тем, что мы таскаем домой все, что плохо лежит в других местах. Слышимость была не очень.
— Если тебе не нравится присутствие этого калеки в нашем доме, можешь отправить его в свою больницу. Собственно говоря, для тебя же и старались. Ты же классный специалист. Вячеслав тебе поможет.
— С моим появлением дома твой сын немедленно испарился. Правда, успел сообщить, что в комнате на диване лежит загипсованное послание «от маменьки».
— Дима, я скоро приеду и все объясню.
— Можешь не торопиться. — Муж отключился.
Это было очевидным намеком на то, что я Димке больше не нужна. Знала бы, заранее приготовила домашние пельмени. Но не впрок. С ними ему было бы гораздо труднее пережить потерю. Горечь приятных воспоминаний просто не позволила бы с ней смириться.
Следующий вызов прозвучал почти сразу. Мне, собственно, и говорить ничего не пришлось.
— Умница! — заявил мне Листратов и отключился. Скорее всего, боялся наговорить лишнего. И наговорил бы. Ни за что не призналась бы в звонке по рекомендованному им через Димку номеру.
Тем временем обстановка в квартире Горшковых изменилась. Родиону Тимофеевичу удалось уговорить Буйкова оторваться от пола, и они вместе с Александром уединились в спальне. В кухне умывалась слезами Ксюшина подруга детства. Ее уже освободили от батареи, но она по-прежнему сидела на полу. В компании с Майкой. Сама Ксения Львовна с отрешенным лицом устроилась на табуретке в дверном проеме. Абсолютно спокойная Наташка грызла сухарь, запивая его непонятно чем из пивной кружки.
Юлька пыталась оправдаться. Уж кому-кому, а Ксюше хорошо известно, в какой обстановке она росла. Отец с маниакальным упорством и жадностью обрастал дензнаками, но при этом заставлял жену и дочь вести более чем скромный образ жизни. Боялся сменить домашнюю обстановку на тюремную. С другой стороны, его пугала возможность бандитских наездов. Правительственная тактика «шоковой терапии» вынудила скопидома частично рассекретиться. В срочном порядке был определен круг доверенных лиц, с помощью которых планировалось произвести обмен денежных купюр. Разумеется, за материальное вознаграждение. Небольшое. Каждому меняле старательно внушалось, что денежная сумма — все, что скопилось у семьи Ишаченко на лечение, а заодно и последующее погребение жены, соответственно, Юлькиной матери. Пока пенсионеры теряли в длиннющих очередях в сберкассы надежды на обеспеченную старость и последние запасы здоровья, оставшегося от военного и послевоенного лихолетья, господин Ишаченко мучительно страдал от затрат на взятки.
Несмотря на небольшие потери, семья по настоянию своего гегемона затянула поясок потуже. Ишаченко демонстрировал окружающим полное разорение. На третьем курсе института Юлька попробовала организовать бунт.
Девушке не хотелось спать на матрасе с деньгами в расползающейся от старости ночной сорочке, не говоря уже о чувстве постоянного унижения, которое ей каждый раз приходилось прятать за улыбкой благодарности, принимая наряды, подаренные женой Родиона Тимофеевича, Анастасией Андреевной. Та ухитрялась облагодетельствовать не только племянницу, но и ее подружку.
Юлькин бунт, больше похожий на истерику, захлебнулся в потоке красноречия папочки, за короткое время доказавшим полную никчемность дочери — ничего из себя не представляет, сидит на отцовской шее, бездумно расстрачивая получаемую стипендию на ненужную косметику.
Двух женихов, обративших серьезное внимание на миловидную умницу, способную забавно и застенчиво краснеть, смущаясь от комплиментов, папа Ишаченко подверг тщательному анализу. Не без помощи Ксении, острый язычок которой сослужил Юльке плохую службу, подвергнув обидному осмеянию каждого из женихов. Юлька понимала, что подруга вымещает на ней зло за собственное опрометчивое замужество.
Племянник Анастасии Андреевны — Михаил, обожавший Ксюху с детства, был готов тащиться за ней хоть на край света. Но через полгода совместной жизни девушке, зацикленной исключительно на своих собственных интересах, надоела роль вожака. Михаила же вполне устраивала роль ведомого. Он самоотверженно подавлял в себе вспышки самолюбия, не решаясь обидеть любимую. Оба старательно окучивали древо взаимного непонимания. В порядке благодарности оно не замедлило расцвести пышным цветом и вскоре принесло молодоженам первые ядовитые плоды.
Отношения между подругами испортились. До прямого конфликта дело не дошло. Ксюха упорно стояла на том, что желает Юльке только добра. Такую заботу не оценить было невозможно, и Юлька просто огородила свою личную жизнь от вмешательства Ксении высоким забором. Общение постепенно сошло на «нет».
Результаты собственного анализа женихов папу Ишаченко не устроили, и он лично и безжалостно отшил их от дочери. С помощью ссылки на плохую наследственность Юлии по линии матери. Ну не видел папа в женихах источника будущего материального благополучия дочери.
С Тимуром Буйковым Юлька познакомилась на дне рождения руководителя фармакологической фирмы, в которую ее после окончания института удачно пристроил не помнящий зла папочка. С дальним прицелом. Шеф, Василий Иванович Коркин, был уже достаточно староват, лысоват, но не это главное. Главное то, что он был хорошо упакованным вдовцом и выступал активным борцом за уничтожение крепких спиртных напитков. Последнее обстоятельство, значительно подточившее силы и здоровье руководителя, особенно устраивало господина Ишаченко. Ему вообще не нравилась мысль о том, что его дочь при живых родителях будет принадлежать совершенно чужому человеку. Ну если только временно, годик, другой. Не больше. Да и не хватит Юлькиного руководителя на большее. Но вот беда, новый претендент на звание ее жениха совсем не собирался жениться, да и дочь в вопросе замужества проявила неожиданную строптивость. У Тимура с Юлькой начался бурный, но тайный и бесперспективный роман. Тимур Буйков был хоть и талантливым программистом, но дальним и бедным родственником фирменного вдовца. Жил на съемной квартире, получал от своего благодетеля мизерную заработную плату и в короткие часы досуга мечтал о наследстве.
Юлька оказалась довольно ценным работником для фирмы. За короткое время стала правой рукой Василия Ивановича, который в минуты трезвого откровения самому себе признавался в редкой проницательности. Девица явно сидит на своем месте. Можно переложить на ее хрупкие плечи еще кое-какие свои обязанности.
К беременности дочери супруги Ишаченко отнеслись достаточно спокойно. Сыграло роль заявление, к подготовке которого Юлька отнеслась со всей ответственностью — у нее непорочное зачатие, то бишь из пробирки. Замуж она вообще не собирается, поскольку через пару-тройку лет намерена организовать собственную фармакологическую фирму. Тогда уже ей будет не до ребенка, а у семьи Ишаченко должно быть достойное продолжение. Маленькой Машеньке было всего три месяца, когда Юлька снова вышла на работу, переложив все заботы о ребенке на родителей. Ишаченко постепенно сдавал дочери свои позиции главы семьи.
Несмотря на приличный заработок, отдельная квартира, а следовательно, и семейное счастье с Тимуром, о котором грезила Юлька, оставалась голубой мечтой. В свою очередь Тимуру надоело грезить о наследстве, замучила суровая действительность в облике злющей хозяйки квартиры, очередной раз повысившей арендную плату. Молодой человек прикинул, сколько денег уходит у богатого родственничка ежемесячно на причинение вреда здоровью путем злоупотребления хоть и качественным, но все-таки алкоголем, ужаснулся и с помощью кракерского приема попробовал изъять у богатого родственника сумму, адекватную своему годовому жалованью. Ему удалось сделать это дважды. В третий раз случился облом. Благодетель пропивал здоровье, но не ум. Он сопоставил кое-какие детали, а так же время кратковременных отпусков Тимура с фактами кракерских атак, пригласил его к себе и в теплой домашней обстановке миролюбиво посоветовал катиться ко всем чертям. В признании и покаянии молодого специалиста фирмач не нуждался. Возврата похищенных сумм не потребовал.
