– Есть смысл спрашивать, зачем вы пришли в такую рань? – уточнила я и, развернувшись, двинулась на кухню, дабы сварить кофе. Кажется, легко и быстро от Герти не отделаешься.
– Ну как же, ведь воскресенье! – Она устремилась вслед за мной. – Ты, должно быть, растеряна после переезда и вчерашних волнений, вот и забыла.
Я наполнила кофеварку водой и нажала кнопку.
– Воскресенье? Это должно что-то для меня значить?
Герти выпучила глаза.
– Конечно. Воскресенье – служба в церкви. Знаю, некоторые думают, что можно в любой другой день сходить, но в южной Луизиане не особо-то ценят таких «прогрессивных». Если ты не безбожник, то идёшь в церковь в воскресенье.
Я открыла было рот, чтобы сказать, мол, ага, я безбожница и желания тащиться в церковь не имею, ни сейчас, ни в любое другое время, но Герти пёрла напролом, с каждой секундой становясь всё оживлённей.
– Весть о твоём приезде разлетелась по городу, – продолжала она, – и я поняла, что должна успеть сюда пораньше, пока тебя не сцапали католики.
– Звучит зловеще. – Я поставила перед Герти чашку кофе и наполнила ещё одну для себя. – И что сделают католики, если меня «сцапают»?
– Позовут в свою церковь, естественно.
– И это так ужасно?
– Для меня – да. Я баптистка. В прошлый раз мне не удалось добраться до нового горожанина первой и позвать его к греховодным баптистам. Целую неделю вся паства молилась за меня еженощно – вслух. А греховодные католики прислали мне благодарственную открытку. Не хочу вновь проходить через подобное испытание.
Я поёжилась. Целую неделю молились вслух… Неудивительно, что Герти в таком отчаянии.
– Наверное, служба меня не убьёт, но она и правда так рано начинается?
– В девять. Раньше начиналась в одиннадцать, но Бананопудинговая война всё изменила.
– Это что-то типа Гражданской войны?
– О, гораздо хуже, – на полном серьёзе ответила Герти. – В Греховодье по воскресеньям всё закрыто, ибо работать в день Господа – грех и всё такое. Но Франсин готовит лучший банановый пудинг в округе, так что пастор Дон и отец Майкл выдали ей специальное разрешение. Теперь она может открывать своё кафе по воскресеньям без угрозы угодить в ад.
– То есть женщина пашет в выходной, готовит для всего города, а взамен получает лишь отсрочку от ада? Кажется, её надули.
Герти кивнула:
– Я тоже так думаю. В любом случае у Франсин только один холодильник для целой кучи продуктов, потому банановый пудинг она делает в ограниченном количестве.
– Дайте угадаю – на всех не хватает?
– Ага. В обеих церквях служба шла с одиннадцати до полудня, но католики перенесли её на десять-тридцать, чтобы успевать в кафе раньше и забирать весь пудинг. Пастор Дон принял ответные меры и перенёс службу на десять. Так всё и переносилось, пока мэр Фонтлерой не постановил, что начинать службу раньше девяти и заканчивать раньше десяти – незаконно.
– Я начинаю понимать, почему город назвали Греховодьем. Тут всё незаконно.
– Да, порой так и кажется. А теперь, ступай переодеваться, дорогая. Я захватила сумку побольше, чтобы влезли твои кроссовки. Во время молитвы переобуемся и, как только пастор Дон скажет «Аминь», стартанём к Франсин.
– Похоже на план.
Заняться мне всё равно было нечем. К тому же, если банановый пудинг стоит войны и отсрочки от ада, его явно нужно попробовать. Дополнительный бонус: увижу, как Герти «стартанёт». А ещё Морроу велел мне смешаться с местными, и, видимо, моё отсутствие в церкви привлечёт куда больше внимания, чем розовый багаж.
Даже с учётом всех переменных, день всё равно не может оказаться хуже предыдущего.
Я допила кофе и поспешила наверх, надеясь найти что-нибудь подходящее и для Бога, и для бега. Самой летней, самой тонкой вещицей из моего девчачьего гардероба оказалось бирюзовое хэбэшное платье без рукавов и с расклешённой юбкой. Я решила, что это позволит воздуху проникать под ткань, а также не будет сковывать движение ног. Хоть и сомнительно, что возникнет необходимость прям бежать, учитывая средний возраст местного населения.
Несмотря на худобу и не особо выдающийся бюст, я нацепила лифчик, полагая, что воспламенюсь, если войду в церковь без него. Без белья никак, ибо неизвестно, когда придётся падать на землю и катиться. Оголяться на главной улице почти везде незаконно. А в Греховодье за это, наверное, положена смертная казнь.
Я заскочила в ванную, набрала в ладони холодной воды и плеснула в лицо. Обычный утренний ритуал, но, не успев развернуться и вылететь прочь, я вспомнила, что должна вести себя как девочка, и со вздохом двинулась в комнату за косметичкой, которую при распаковке оставила на столе.
А вернувшись в ванную, увидела в зеркале незнакомку.
Рука дёрнулась к бедру за пистолетом, и спустя секунду я порадовалась, что его там нет. Женщиной в отражении оказалась я.
Встав перед зеркалом, я повертела головой туда-сюда, наблюдая, как длинные светлые пряди скользят по плечам. Высокие острые скулы, из-за которых прежде, с бритой головой, я выглядела измождённой, теперь смотрелись экзотично. Из-за бирюзы платья глаза того же цвета словно светились, особенно с обрамлявшими лицо блондинистыми волосами.
«На маму похожа».
Мысль прорезала мозг прежде, чем я успела её остановить. Я выронила косметичку и, вцепившись обеими руками в раковину, уставилась на слив. Я не думала о матери годами – не позволяла себе. Воспоминания о ней – единственное, что причиняло боль, а при моей работе любая слабость могла стоить жизни.
«Но сейчас ты не на работе».
Да, но это не значит, что не нужно быть начеку. Я глубоко вдохнула и тряхнула головой, пытаясь очистить разум. Внизу ждала Герти, чтобы отвезти меня на службу. Мысли о маме неизбежно вели к мыслям об отце. А мыслям о нём в церкви явно не место.
Я подняла косметичку, вытащила оттуда розовую помаду и, схватив кроссовки, ринулась из комнаты, на ходу подкрашивая губы. Уж лучше так, чем никак. Ещё раз посмотреть на это лицо – мамино лицо – я не могла.
– Ведь в церкви не запрещены платья без рукавов? – спросила я Герти, шагнув в кухню.
– Что ты, конечно нет! Мы набожны, но не варвары. Влажность здесь нехилая.
Старушка протянула мне гобеленовую сумку, очень похожую на её собственную, и я бросила внутрь кроссовки и «Тик-Так».
– Мне ещё что-то понадобится?
– По мне, так всё прекрасно. Если готова, идём. Хочу успеть занять заднюю скамью.
Я кивнула и последовала за Герти, но, выйдя на улицу, не обнаружила машины.
– Пешком?
– Я попала в лёгкую аварию. Моей вины в том, естественно, нет. Дурацкое место для знака «Стоп».
– А. – Подробностей мне лучше не знать.
– В общем, машину мне вернут на неделе. – Герти повернулась ко мне. – А у Мардж ведь есть джип.
– Правда? Отлично. Я сомневалась, что смогу добыть здесь автомобиль.
– Аккумулятор помер, им давно не пользовались, но Уолтер, владелец универмага, недавно заказал новый.
– Классно.
Так как дом Мардж находился всего в паре кварталов от главной улицы, до места мы добрались весьма быстро. К моему удивлению, церкви стояли друг напротив друга – ну прямо религиозное противоборство. Глянув вдаль, я увидела в конце квартала вывеску Франсин, причём на той же стороне, что и пристанище католиков.
– У них небольшая фора, – заметила я. – Особенно если нам придётся пропускать транспорт.
– Пока все покидают церковь, ездить по главной улице запрещено.
Я закатила глаза:
– Ну конечно.
– А лошади запрещены всё воскресенье из-за, эм… грязи. После инцидента с женой мэра и парой моднявых туфелек, что приплыли к ней на корабле из Франции.
Я кивнула. Коняга шерифа прошлым вечером справила нужду на моём заднем дворе. В такой куче и армейские сапоги можно потерять.
Внезапно я напряглась, почувствовав на себе чей-то взгляд. А потом нашла и его обладательницу, глазеющую на меня через дорогу. Примерно ровесница Герти, с серебряными волосами и в бронзовом брючном костюме.
«Метр шестьдесят, пятьдесят кило, родилась, наверное, в начале прошлого века, прихрамывает на левую ногу».
Мы сошли с тротуара, дабы перейти дорогу к баптистской церкви, а незнакомка в тот же момент двинулась навстречу, очевидно, к церкви католической. Посреди улицы мы встретились, и дамочка, одарив Герти довольной улыбкой, чуть спустила с плеча сумку, чтобы мы смогли разглядеть содержимое.
Герти с шумом втянула воздух, а женщина продолжила свой путь, теперь улыбаясь ещё шире.
– Как будто возможность надевать в церковь штаны даёт им мало преимуществ, – возмутилась Герти, когда мы вошли в святилище баптистов. – Селия Арсено купила новые «найки». Мы обречены.
– Не переживайте, я её обгоню.
