В конце концов триплеты я выиграла, правда, весьма средненько, по сто пятьдесят тысяч. Я и так посчитала это огромным успехом, потому что в середине у меня был избитый фаворит. Метя куда-то пропал перед концом заездов. Мария заинтересовалась лошадьми на завтра. Дерчик должен был ехать четыре раза, и, по крайней мере, две из его лошадей могли пройти в финиш. До объявления выплаты мы занимались исключительно программками…
* * *
Полиция была в моем распоряжении частным образом, в виде одного человека, жившего на одной лестничной клетке со мной и питавшего ко мне огромные чувства. Не исключено, что и взаимные. Мне всегда так невероятно везло…
– Я каждые четверть часа проверяю, пришла ты или нет, – возвестил он мне через пять минут после моего возвращения. – Заходи поболтать. Если, конечно, не хочешь прямо тут.
– Лучше у тебя. После таких развлечений человеку хочется отдохнуть, вот ты и чай заваришь, и стаканы вымоешь. Я приду через десять минут.
Когда я пришла, то оказалось, что у Януша гость: там сидел какой-то незнакомый тип. Я остановилась на пороге, и меня чуть ли не силой втянули внутрь.
– Иди сюда, мы оба хотели с тобой поговорить. Это мой приятель, коллега по профессии, в прошлом майор, а теперь это называется младший комиссар, Юзек Вольский.
– А взрослый комиссар? – вырвалось у меня. – Не младший?
– Это был бы полковник, – ответил Юзек Вольский. – Продвижение по служебной лестнице. Продвинуться очень хочется, и мне начинает казаться, что до некоторой степени это зависит от вас.
– То есть, в виде исключения, на этот раз я не вхожу в число подозреваемых? – уточнила я и уселась в самое удобное кресло Януша, с облегчением думая, что я тут вроде как гостья и ничего не должна делать.
– В виде исключения вы представляете собой неоценимую помощь общественности, – проинформировал меня майор Вольский одновременно и торжественно, и грустно. – Януш утверждает, что не стоит пытаться заморочить вам голову, поэтому я сразу скажу правду. Это как раз мне сунули дело об убийстве на бегах.
– А-а-а!… – исчерпывающе прокомментировала я.
– Ну вот именно. О бегах я ровно столько же знаю, сколько о загробной жизни. Я вас просто умоляю…
– Только спокойно! – заранее предупредила я. – Начните сами задавать вопросы, потому что о бегах я могу разглагольствовать бесконечно. У меня сложилось смутное впечатление, что вас не интересуют подробности того, как проходил Великий Пардубицкий стипльчез, наверное, вас не очень волнуют датские рысаки, и киевские наверняка тоже, и вас не касаются подробности скачки, которую Сакраменто прошел один, без жокея. А вот что именно вас интересует, я не знаю. Я вас прошу самым обыкновенным образом меня на эту тему допросить и гарантирую вам, что это будет самый легкий допрос за всю вашу профессиональную жизнь. Подозреваемый, пардон, свидетель с энтузиазмом даст показания.
– Великолепно – обрадовался Юзек Вольский. – То, что бежит лошадь, а на ней сидит человек, я уже знаю. Я бы хотел услышать, как нужно ставить на них.
– Пригодилась бы программка…
– Сиди, я принесу, – сказал Януш. – Любую, ты же знаешь, где они лежат. Могу начать немедленно. Вот, значит, проше пана… совсем как в школе, там всегда любое предложение начинаешь с «вот, значит»…
На миг я сбилась с темы. В средней школе у меня была гениальная во всех отношениях учительница истории, которую я смогла оценить только по прошествии многих лет, так она каленым железом выжигала всякие «вот, значит». Она задавала вопрос, жертва вставала и произносила:
– Вот, значит…
Учительница сразу ее перебивала:
– Предложение не начинают с «вот, значит». Начни по-другому.
Жертва долго думала и говорила.
– Вот, значит…
– Нет, – безжалостно обрывала учительница. – Без «вот, значит».
После очередной длинной паузы раздавалось:
– Значит, вот…
– Послушай, деточка, – говорила учительница с каменным терпением. – Скажи себе это «вот, значит» мысленно, а со мной начинай разговаривать со следующего слова.
– Ну вот, значит…
А все-таки учительница хоть чему-то нас научила. Она, правда, довела все классы до нервного расстройства, но, по крайней мере, от половины учащихся сумела добиться правильного употребления родного языка. Знание истории ей также удалось навеки вколотить в растрепанные девчоночьи мозги.
Воспоминание отвлекло меня секунды на три. Я совладала с сантиментами и вздохнула.
– Ставки делаются в кассе…
– Об этом я догадался…
– Очень хорошо. Ставки бывают следующие, начиная с самых простых: одинарные, или «верх», это означает, что вы ставите на одну лошадь, и эта лошадь должна прийти первой. Иначе вы проиграете. Потом можно ставить последовательность, то есть две первые лошади на финише, независимо, кто из них придет первым, а кто вторым, например, вы ставите два-шесть, и не имеет значения, придет ли два-шесть или шесть-два, если, конечно, бежит больше лошадей, чем пять. Платят и в том случае, и в другом. Но если бежит пять лошадей или меньше, то платят только в одном случае. То есть вы должны угадать, кто придет первым, кто вторым. Если вы поставили наоборот, то проиграете. Это у нас так. В других странах все считается только в одну сторону, даже если едут двадцать четыре лошади, вы все равно должны угадать именно один-восемнадцать, а восемнадцать-один – это уже проигрыш и кукиш с маслом…
Юзек Вольский робко, вежливо и с оттенком отчаяния в голосе перебил меня:
– Если вы пока могли бы ограничиться в рассказе только тем, что можно у нас… А про другие страны я потом послушаю…
– О Большом Пардубицком и о Сакраменто ты ему тоже потом расскажешь, – вставил вернувшийся с программкой Януш, который был в курсе моих приключений на бегах. – Сперва технические детали.
– Ты можешь меня, если что, тормозить, – милостиво позволила я. – Я и сама буду стараться, но что меня не занесет – не ручаюсь. Это – страсть.
– Понятно, – сказал Юзек. – Мы остановились на последовательности, в обе стороны или в одну. Принципиальный критерий – это количество лошадей, если бежит меньше пяти, то платят только за правильно угаданную последовательность первого и второго на финише. Правильно?
– Очень хорошо, – похвалила я. – Вы себе не представляете, какое удовольствие иметь дело не с беговым кретином. А есть и такие. Одинар, то бишь «верх» и последовательность мы прошли, теперь на очереди триплет. Как указывает само название, речь идет о трех заездах подряд, нужно угадать победителя в каждом заезде. Например…
– Нет, лучше я сам приведу пример, тогда ясно станет, правильно ли я понял. Например, в первом заезде выигрывает лошадь номер два, во втором – лошадь номер один, в третьем лошадь номер пять. И тогда триплет будет два-один-пять. Правильно?
– Первоклассно. Триплет двести пятнадцать. Сейчас, минуточку… Двести пятнадцать? А что, идея, завтра так и поставлю…
Выражение лица майора Юзека Вольского явно указывало на то, что он усомнился, можно ли со мной разговаривать.
Януш счел нужным вмешаться.
– Не обращай внимания на эти отступления. Она когда-то ставила на номер жетона сберкассы, знаешь, такой жетон, который дает контролер, чтобы ты получил деньги в кассе. Один тип ставит на номер своей старой машины, а одна баба – на номер квартиры. Номера автобусов тоже в ходу. Это специфика помешательства.
Юзя Вольский несколько успокоился. Я вернулась к теме.
– Теперь у нас остается квинта.
– Давайте квинту.
– Отлично, я ее тоже люблю. Это обыкновенный vifaif по-датски, vcinq по-французски, этакий расширенный триплет, а у нас называется квинтой, потому что мы издревле обожаем латынь. Надо угадать первых лошадей в пяти заездах. У нас с первого по пятый…
– Минутку. А триплет с которого?
– Триплет – с любого. Первый-второй-третий. Или второй-третий-четвертый. Четвертый-пятый-шестой. И так далее. А квинта только от первого по пятый, что является безграничным кретинизмом, ведь во всем мире вифайф – от второго по шестой.
– Почему?
– Что почему?
– Почему «кретинизм»?
– Потому что люди не успевают. Ясное дело, что надо успеть поставить перед первым заездом, за двенадцать минут до заезда закрывают кассы. Кто придет позже, может повесить свои билеты на гвоздик в сортире. Содом и Гоморра, потому что одновременно ставят и два первых триплета. У них точно такие же ограничения. Если бы начинали со второго заезда, то успели бы все, для ипподрома чистая прибыль, а так – чистый убыток. Не знаю, какой кретин выдумал, что должно быть с первого заезда, и у меня в глазах темнеет при мысли о том, что это какой-то нездешней силы дебил или враг бегов, общества и государства! Я разговаривала на эти темы с директором, он признал, что я права, сказал, что попробует что-нибудь сделать, но ему ничего не удалось… Так что же за скотина это выдумала, какая сволочь, у козьего орешка и то в голове мозгов больше!
