Платон вдохнул полной грудью – только здесь был установлен новейший кондиционер с очистителем воздуха, и подожженная палочка сандалового дерева окутывала дымком комнату и мягкие предметы в ней только на время своего тления. В комнате не было старых устоявшихся запахов, ощущение чистоты и свежести не дополняли своим привкусом древности даже персидские ковры на полу.
– Нельзя, – сказал Платон твердо и легко произнес слова, в любое другое время покоробившие бы его: – Это моя личная комната для траханья.
Решили сесть за стол и поговорить. Устроились в большой комнате, Платон принес на подносе сок и фрукты. Братья съели по персику, выстрелили друг в дружку косточками, после чего достали ядовито-красные резинки и синхронно их зажевали.
Платон не знал, с чего начать беседу с племянниками. Он посмотрел на Федора, на его мощно движущиеся челюсти, отсутствующий взгляд. Потом – на Вениамина.
Пока Платон подбирал слова, Федор шлепнул по столу ладонью.
– Короче, анкл. Отец отбросил копыта, но не нам его судить. А на тебя у нас большие планы.
– Копыта?.. Как это – судить? Какие еще планы? – забормотал Платон.
– Отец обещал передать всю номенклатуру Федьке из рук в руки. Посвятить, так сказать, в дела. Обещал? Обещал. Выполнил? Фиг! – с обидой в голосе объяснил Веня. – Убил его Пончик, что тут непонятного? Ты по своим делам должен знать этого Пончика.
– Да-а-а?.. – протянул Платон. – А мне сказали, что сердечный приступ...
– Они скажут, – кивнул Веня. – Они и не то скажут. У отца с сердцем все было в порядке. Никогда не жаловался. А на Пончика жаловался!
– Считай, по два раза в месяц жаловался, – подтвердил Федор. – Там, короче, такая бодяга была. Пончик не захотел по договоренности поделить гостиницы, отец прижал его, а тот рванул за границу.
– Вот и ладно, – с облегчением вздохнул Платон. – Давайте поговорим о наших с вами планах.
– А мы тебе о чем толкуем?! – повысил голос Федя. – Ты должен завалить Пончика, потому что он жизни нам все равно не даст. Убьет то есть. Тут дело времени. Кто кого успеет первым.
– Минуточку, – выставил перед собой ладони Платон. – Никого я не собираюсь валить, и раз уж вы заговорили о криминальных связях вашего отца, то это разговор отдельный.
– Брось, анкл. Ты что, надеешься с ним договориться? Если отцу не удалось, то тебе и подавно, – отмахнулся Веня. – Мы уже все подготовили. Позвонили, кому следует. Ночью вылетаем.
– Как это?.. – Платон отвалился на спинку стула. – Куда вылетаем?
– В Ялту, – ответил Федор. – Надеюсь, бумаги у тебя в порядке?
– Бумаги?.. – Платон почему-то вдруг подумал, что не написал завещания. Как-то раньше ему это не приходило в голову.
– Паспорт, визы всякие? – уточнил Федор.
– А... нет. Нет, не в порядке. У меня загранпаспорт просрочен, а вы сказали, что этот Пряник...
– Пончик.
– Ну да, Пончик, что он за границей, так что давайте пока отложим его замачивание.
– Мы полетим в Ялту, это недалеко, – успокоил Платона Вениамин. – Он с охраной там окопался в гостинице.
Платон встал, походил по комнате, уговаривая себя перестать паниковать и собраться с мыслями. Кое-как ему удалось составить начало речи.
– Федор. Вениамин. Мы не виделись с вами почти десять лет. За это время и вы, и я сильно изменились. Помолчите! – повысил он голос.
– Закрой пасть, видишь, анкл нервничает, – Федор ткнул брата локтем.
Веня закрыл рот и опустил поднятую руку.
– Да... – сбился с мысли Платон. – Я хотел сказать, что намеревался поближе с вами познакомиться, прежде чем принимать те или иные решения по поводу нашей совместной жизни. Например, расскажите, чем вы занимались в последнее время.
Братья переглянулись.
– Анкл... – начал говорить Веня, но Платон его перебил:
– Вы все время называете меня этим странным прозвищем, оно несколько режет слух.
– Чего оно режет? – спросил у брата Федор.
– Ему не нравится слово «анкл», – объяснил Веня.
– А как тебя называл отец? – заинтересовался Федор.
– Ну... – задумался Платон. – В хорошем настроении он называл меня Тоней, а в плохом... Нет, минуточку. Я хотел предложить вам называть меня по имени и отчеству, этого вполне достаточно.
– Тоня не пойдет, это по-бабски как-то, – заявил Федор. – Мы будем называть тебя Тони. Тони – это как у мафиози в Италии.
– Ага, – кивнул Веня. – Я фильм видел, там так звали главного гангстера.
– Меня зовут Платон Матвеевич...
– Так мы не поняли, что ты решил с Пончиком? – перебил его Веня.
Платон вдруг успокоился и посмотрел на братьев с участием и жалостью.
– Тони, не смотри так, будто мы уже покойники, – попросил Федор. – Мы в тебя верим.
– Давайте продолжим знакомство. Расскажите мне о брате. Я его давно не видел.
– Чего говорить? – уточнил Федор.
– Ну, чем он интересовался последние годы. – Пять лет назад чеченцев теснили от гостиниц, он этим интересовался. Еще он немножко интересовался казино, но там было кому интересоваться, кроме него.
– Еще он интересовался два месяца кино, – напомнил Веня. – А потом перестал. Поставил на главную роль телку и завязал.
– Телку?.. – не понял Платон. – В смысле – корову?
– Телку – в смысле шикарную соску. Он был этим, как его... – Федор нахмурил лоб.
– Продюсером, – медленно выговорил Веня. – Кого скажет на главную роль, того и поставят. За два месяца кое-как выбрал. Героиню, в смысле.
– Ах, героиню, – улыбнулся Платон.
– Расскажи про татуировку, – напомнил Федор.
– Да. Он татуировками стал интересоваться. На заднице наколол себе дракона. Из Японии в прошлом году приезжали жирдяи, у них есть спорт такой – толкаются, кто кого вытолкнет из круга. Отец разохотился, тоже тряпкой между ног обмотался и выскочил на подиум толкаться.
– И что? – заинтересовался Платон.
– Показал всем дракона на заднице. А зря, что ли, его выкалывали полдня?
– А еще он целый год интересовался бриллиантами, – вспомнил Федя.
– Якутскими алмазами, – уточнил Веня.
– Ну да. Он так изучил чукчей, что все время говорил про них! Даже язык выучил немного.
– Он уверял, что может уломать любого чукчу купить у него все, что угодно. Даже печку.
– Не печку, а типа духовки! – поправил брата Федор.
– Печку!
– Подождите, может быть, холодильник? – внедрился в спор Платон. – Есть такой анекдот про чукчу с холодильником. Там вся суть в том, что температура в холодильнике плюс пять, понимаете? – Платон сбился, видя одинаково снисходительное выражение на лицах братьев, – ну, в общем, в холодильнике теплее...
– Ну ты, Тони, странный какой, – удивился Веня. – На кой черт чукче холодильник? У него в чукляндии и так один лед кругом!
Братья замолчали. Платону стало вдруг нестерпимо грустно.
– Ваш отец... – Платон задумался, обнаружив вдруг в горле спазм, с которым еле совладал. – У Богуслава тоже была любимая книжка. Он ее выучил почти наизусть.
– А нам потом рассказывал на ночь, – тяжело вздохнул Федор, кивая головой.
– Ага, – невесело поддержал его Веня. – Рассказывал одно и то же, как молился. Я до десяти лет думал, что это молитвы такие из Библии. Облажался в первом классе на уроке. Учительница спросила, что мы знаем о боге, я на память зашпарил ей бормотания отца на ночь вместо сказки. «Трудится он, когда ничего не делает, ничего не делает, когда трудится. Бодрствует во сне, спит бодрствуя, с открытыми глазами, опасаясь ночного нападения Колбас, исконных своих врагов. Смеется, когда кусается, когда кусается – смеется. Купается на высоких колокольнях, сушится в реках» (Фр. Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль»). Хохоту было...
– Это же Постник, – улыбнулся Платон. – Это не о боге, а о Постнике.
– Я тоже помню! – повеселел Федор. – «Если Постник сморкается – это соленые угри, если дрожит – это огромные пироги с зайчатиной, если чихает – это бочонки с горчицей». Надо же, – удивленно повертел он головой, – как все хорошо запомнилось. Анкл, может, хоть ты, наконец, нам скажешь, кто такой Постник?
– А также, кто такие – Мухолов, Живоглот, Брюльфер, Алькофрибас, – грустно перечислял Веня.
– Это имена из родословной великана и обжоры Пантагрюэля, сына Гаргантюа, – охотно объяснил Платон, и вдруг, неожиданно для себя, все вспомнил! – Гаргантюа был повелителем Утопии, когда ему исполнилось пятьсот двадцать четыре года, у него родился сын Пантагрюэль, огромный и тяжелый ребенок...
– А Панург? Помнишь Панурга? – Федор положил на стол руки и подался к Вениамину.
Платон посмотрел на братьев, удивленный их детской неприкаянностью и нервическим отчаянием в голосе.
– Еще бы не помнить! Как говорил отец – это классика: «Панург с детства страдал ужасной болезнью – отсутствием денег».
Они засмеялись, толкая друг друга.
– И ему... «ему были известны шестьдесят три способа добывания денег!.. – давился смехом Вениамин, – из которых самым честным являлась обыкновенная кража».
