Ознакомительная версия.
– А из чего?
– Придумай сама, не знаю, как выглядит этот дух.
– Он всякий, разный. Я хотела, чтобы он был розовым, пушистым, но ты сказала, что не любишь такой цвет, будто бы он уродский, – захныкала Аня.
Я почему-то начала оправдываться:
– Слово «уродский» я не произносила. И думала, что ты спрашиваешь про одежду, а я не ношу ничего цвета Барби. Но для Силу розовое подойдет. Просто прекрасно. Он будет поросеночком?
– Ну тетя Таня! Не-е-ет! Свиньи мне не нравятся, они противные. Я хотела пушистика, лохматенького, симпомпончика мимишного! – закричала Аня. – А ты…
– Отличная идея, – перебила я девочку. – Возьми в моей комнате, в верхнем ящике стола, деньги и купи в торговом центре все необходимое для Силу. Когда его нужно сдать?
– Завтра утром последний срок. Вообще-то еще позавчера надо было, но нам дали дополнительное время, потому что только двое из класса поделки вовремя принесли, – повеселела Аня.
– Не стоило так затягивать, – укорила я девочку.
– Я забыла!!!
– Хорошо. То есть плохо. Не надо игнорировать задания, даже если они идиотские.
Аня захихикала, а я опомнилась.
– Извини, я приехала по нужному адресу, больше не могу говорить. Сначала сделай уроки, потом сходи в торговый центр. Будь внимательна, не разговаривай с незнакомцами, не…
– Знаю, знаю! – зачастила Аня. – Нельзя помогать мужчине, который потерял собачку, запрещается садиться в чужую машину, брать у тети конфеты и все прочее. Мама мне эти глупости каждый день в уши бубнит, я наизусть их выучила. Я не маленькая, мне скоро одиннадцать!
Из трубки полетели гудки.
Я припарковалась и поспешила к дому. Ситуация с Силу прояснилась, вроде бы теперь нет необходимости идти в школу, но я туда непременно зайду – очень хочется посмотреть на креативную Инессу Леонидовну и задать ей несколько простых вопросов. Ну, например, такие… Этично ли говорить десятилетним детям про богатых родителей? Почему за неучастие папы-мамы в аукционе кол по природоведению получит ребенок? И вообще, при чем тут оценки? Еще хочется узнать, что означают буквы «вруш» перед фамилией училки.
Продолжая мысленный диалог с госпожой Федорчук, я благополучно поднялась на четвертый этаж ветхого дома и позвонила в квартиру. Дверь распахнулась мгновенно, мне в ноздри ударил запах куриного бульона, жареного лука, табачного дыма и еще чего-то очень противного.
– Что надо? – спросила толстая тетка в засаленном байковом халате.
– Желаю поговорить с Павлом Аркадьевичем Бубновым, – ответила я.
– Нет такого! – гаркнула красавица и собралась захлопнуть дверь, но я ловко поставила на порог ногу.
– А когда он вернется?
– Никогда. Отвали, а то мужика позову, – пригрозила хозяйка.
– Замечательно, – сказала я и вытащила служебное удостоверение. – Очень хочется познакомиться со всеми обитателями Вороньей слободки[4].
Баба переменилась в лице.
– Никаких претензий, – улыбнулась я, – извините, что не представилась сразу. Давайте начнем сначала. Здравствуйте, меня зовут Татьяна, я разыскиваю Павла Аркадьевича Бубнова, который прописан в этой коммунальной квартире.
– Я – Люся, – промямлила тетка в байковом халате. – Уж простите, тут разные люди ходят, стремно каждого внутрь впускать, рынок рядом. Да вы заходите…
Кое-как протиснувшись в узкий коридорчик, я увидела на правой стене ряд вбитых гвоздей, на которых висела разнокалиберная женская, мужская и детская одежда.
– Туфли не скидывайте, у нас грязно, – вздохнула Люся. – Николаевы уехали, в их комнатенку молдаване вперлись, а они на стройке работают, с них такая байда сыплется… Вы кого ищете?
– Павла Аркадьевича Бубнова, – терпеливо повторила я.
Людмила сложила руки на груди.
– Я живу здесь всего год, в лицо кое-кого знаю, а по именам нет.
– За двенадцать месяцев не выучили имена соседей? – удивилась я. – Неужели в двухкомнатной квартире так много жильцов?
Люся прислонилась к стене.
– Тут шалман. И комнатенок не две, а намного больше. Люди тасуются постоянно. В девятиметровке около меня в понедельник мужик ночевал, в пятницу уже баба с детьми, в воскресенье – парень с девкой. Дурдом! Хотя нет, в психушке порядок, муж мой когда-то там лежал, никого внутрь без разрешения врача не пускали. А здесь… – Людмила махнула рукой. – Дно жизни. Русской речи не слышно, по-украински говорят, по-молдавски, по-азиатски. Еду свою готовят, на кухне ихние бабы толкутся, ни к плите, ни к столику не подпустят.
– Пройдусь по коридору, – сказала я, – поговорю с народом.
Людмила улыбнулась.
– Недавно в полиции, да? Не тратьте времени зря. Не станут местные с вами беседовать, прикинутся, что только по-своему гутарят. Вам лучше к Тамаре Яковлевне зайти, она на этаж ниже в отдельной квартире живет. Леднева всех знает – арендную плату собирает и с участковым дружит. Только не говорите, что я вас на нее навела. А то только вы за дверь, Томка меня вон выпрет.
– Ладно, попробую с комендантом потолковать, – после короткой паузы согласилась я и отправилась на поиски Тамары Яковлевны.
На сей раз дверь не открыли, из-за нее раздался сердитый голос:
– Ну?
– Тамара Яковлевна?
– Ну?
– Здравствуйте, очень надо с вами побеседовать.
– Тебе надо, ты и говори, а мне охота кофе попить. Убирайся.
Я снова нажала на кнопку звонка.
– Уноси ноги, пока участкового не вызвала, – пригрозила хозяйка.
– Очень хорошо, немедленно пригласите его сюда, – велела я, демонстрируя двери служебное удостоверение. – С удовольствием обсужу с ним кое-какие проблемы.
Створка распахнулась, я увидела худенькую, совершенно седую даму в красивом темно-синем платье с белым воротником.
– Добрый день, – совсем другим тоном пропела она. – Что привело вас к моему порогу? Сразу предупреждаю: ни малейшего отношения к ужасу, который творится наверху, я не имею и…
Мне пришлось прервать поток объяснений:
– Тамара Яковлевна, я не из налоговой инспекции, не из иммиграционной службы, занимаюсь особо опасными преступлениями, например убийствами.
– Свят, свят, свят… – начала креститься хозяйка. – Наверху кого-то зарезали?
– Нет, – успокоила я ее, – ищу жильца Бубнова, который тут прописан много лет.
– Пашу? – удивилась Тамара Яковлевна. – Неужели он кого-то жизни лишил? Но это невозможно! Павел у нас учился. Я многих студентов да аспирантов помню, хорошие тогда времена были. Проходите, дорогая, не стойте в прихожей. Ботиночки не снимайте, я вам бахилки дам, у меня их много. Вот, держите.
Я взяла ярко-розовые, в синий горошек полиэтиленовые мешочки и улыбнулась.
– Какие веселые! Никогда таких не видела, обычно бахилы голубые.
– Вы не против, если будем беседовать на кухне? – осведомилась хозяйка. – Устраивайтесь на диванчике. Сейчас чаю заварю.
Леднева начала суетливо рыться в шкафчиках, достала заварку, пачку печенья, сахарницу. Я терпеливо ждала, пока хозяйка угомонится. Наконец Тамара Яковлевна села к столу и налила себе из термоса темно-коричневой жидкости.
– Мне чай доктор запретил, завариваю успокаивающий напиток, – пояснила она. – Очень хорошо помогает, да только запас заканчивается. К нам сюда женщина приходила, торговала от фирмы, а я не сообразила у нее телефон взять и теперь жалею. Вам, простите, не предлагаю, это как лекарство, не всем можно.
– Вы знаете Бубнова? – вернула я беседу в нужное русло.
– Пашу? Ну конечно, – улыбнулась собеседница. – Часто прежние деньки вспоминаю. Здесь когда-то общежитие института было, а я служила комендантом. За ребятами в оба глаза глядела, порядок у меня железный был. Ровно в двадцать три двери запирала и спать уходила. Если кто опоздал, в окошко тихонечко скребся, я его в любую погоду отворяла и отчитывала безобразника, объясняла: «Для учебы ты тут, не для гулянок. Вот не сдашь экзамены, уедешь домой с позором». Со студентами я справлялась, с аспирантами дело обстояло хуже. Учащиеся жили по пять человек в комнатах, одна кухня на всех и санузел. У аспирантов условия были намного лучше, им давали боксы: на двоих пара комнат, правда, маленькие, шестиметровые, между ними шкаф, дверь в такую квартирку запиралась. Боксов у нас было четыре штуки. Тесно, зато отдельное жилье, с тем, кто во второй комнатке поселился, можно не общаться, створку закрыть и в одиночестве остаться. Аспирантов всего восемь человек было, им хорошо жилось – кухня и душ свои, правда, общие с соседом, но только для них двоих. Пиши диссертацию спокойно, трудись, все условия есть. Но большинство ребят считало аспирантуру чем-то вроде отпуска, два с половиной года они ничего не делали, потом спохватывались и за шесть месяцев спешно сляпывали диссертацию. Паша Бубнов разгильдяйничал, целыми днями где-то бегал, над книжками не сидел, часто компании в комнате собирал. Друзья у него были, как сейчас говорят, элитные, все чуть его моложе, еще студенты. Никита Рязанцев, сын ректора, Федя Холодов, его отцу институт принадлежал, Андрюша Крапивин, тот из семьи Эдуарда Семеновича, профессора, заместителя Виктора Петровича.
Ознакомительная версия.
