В общем, моя была жизнь рядовая и ничем не примечательная. Но что мы все обо мне и обо мне. Это даже нескромно. Лучше поговорим о тебе Игорек. Расскажи, например, что вновь тебя во мне прельстило? Признаюсь, мне это очень любопытно.
— Его вновь прельстила в вас благородство форм и изящество линий, — не сдержался Штурмбанфюрер.
— Володя, перестань, — остановил его Пятоев, — меня привлекло в тебе, Аня, то обстоятельство, что ты еврейка.
— Я тебя не понимаю, Игорек, что ты нашел в этом привлекательного, — удивилась Герштейн.
— Аня, мне обязательно нужно какое-то время пожить в Израиле. Обязательно.
— А причем мое с тобой замужество? Я то живу в Пскове.
— Став мужем еврейки, он сможет вместе с ней переехать на постоянное жительство в Израиль, — развеял туман Штурмбанфюрер.
— Но я не собираюсь переселяться в Израиль, дорогие мои сослуживцы. Кому там нужен преподаватель русского языка и литературы сорока пяти годков от роду и девяноста килограмм веса. Не могу сказать, что здесь мне особенно сладко, но к подметанию улиц при сорокаградусной жаре или к уходу за поносящими под себя стариками я еще морально не готова. Но что мы снова обо мне, да обо мне. Это даже неприлично. Лучше расскажи, как такой отличник боевой и политической подготовки, как ты, Игорек, попался на удочку сионисткой пропаганды.
— Там находиться моя дочь, которую я должен найти, — объяснил Пятоев.
— Если у тебя есть дочь, то ты, вероятно, женат, — констатировала проницательная Герштейн, — А твоя супруга не будет против нашего брака?
— Моя жена умерла четыре года назад.
— Извини.
— Извиняю. Кстати, ты, наверное, ее помнишь. Когда мы перешли в десятый класс, она перешла в шестой. Ее звали Нина, она жила с бабушкой возле школы.
— Постой, постой. Эта та самая худенькая девочка с большими бантами, у которой те два пьяных хулигана хотели забрать сумку?
— Так точно.
— Это жуткая история, я была в шоке. Им, наверное, было больно.
— Я приложил к этому максимум усилий.
— Игорь, но как ты решился? После твоего предложения извиниться и отдать сумку они пришли в бешенство, и один из них схватился за вилы.
— Вилы и кол — это традиционные для России виды прикладного оружия, как для Японии нунчаки. Разработаны определенные способы борьбы с противником, который вооружен традиционными видами оружия. У них против меня не было никаких шансов, — пожал плечами Пятоев.
— Я этого не знала, — призналась Герштейн, — теперь мне придется внести соответствующие коррективы в педагогический процесс. А что случилось с твоей дочерью?
— Она исчезла, но мне известно, что она находится в Израиле.
— Ах, вот оно что, — Герштейн пригорюнилась, — Знаете мальчики, вы меня растревожили. Я подумаю над вашим предложением жениться на мне и уехать в Израиль. Но дайте мне подумать до завтра, чтобы дать положительный ответ. Ладно?
— На вас произвел впечатление бравый вид Пятоева? — все еще не мог поступиться принципами Штурмбанфюрер.
— Вы абсолютно правы, — призналась Герштейн, — до меня, наконец, дошло, что только таким образом я смогу избавить своего младшего сына от того, что в армии пережил старший. За бесконечными частными уроками я как-то об этом не задумывалась, но бравый вид Игорька придал потоку моих мыслей правильное направление. Но подняться одной мне как-то страшно. А Игорек защитит меня, если кто-нибудь в Израиле пойдет на меня с вилами. Я в него верю. Что же касается ходящих под себя стариков, то здесь мы еще посмотрим. Поносом нас не запугаешь.
Вся процедура оформления документов заняла неделю. Небольшая заминка произошла в израильском посольстве. Но Пятоевы представили справку о том, что госпожа Пятоева беременна. Справка была подписана народной целительницей и заверена печатью администрации псковского Кремля. К печати администрации Кремля в израильском посольстве отнеслись с большим уважением, и все вопросы отпали. В ходе оформления документом с Пятоев познакомился с другим эмигрантом в Израиль, которого звали Аристарх Модестович Шпрехшталмейстер. Это был рослый, представительный мужчина. Собственно, фамилия Аристарха была Иванов, и он не только не был евреем, но евреев и не любил. На этой почве он даже конфликтовал с жонглером Раппопортом, хотя они были почти родственники. Оба были женаты на танцовщицах циркового кордебалета. По его Аристарха, евреи были виноваты в образовании СССР, его распаде, а так же в ряде других тяжких прегрешений.
История репатриации Аристарха Иванова в Израиль по-своему примечательна. Родом шпрехшталмейстер псковского цирка был из города Остров, затерянного на необъятных просторах псковщины. Там жила его мать, он часто навещал её, слывя при этом городской достопримечательностью. Посещая ресторан «Чудское озеро», после первых семи рюмок он пел густым басом старинные романсы. На обращенной к улице стене уборной в доме его матери висела цирковая афиша с танцующими канкан лилипутками. По вечерам, надев фрак, положенный ему, как шпрехшталмейстеру, он, не без пользы для здоровья, но в ущерб морали, посещал городскую танцплощадку. А, приходя в баню, он собирал вокруг себя толпы народа с шайками, желающего увидеть затейливую цветную татуировку неприличного свойства, сделанную им во время гастролей в братский Китай. Шпрехшталмейстера знал весь город под названием Остров. С ним водили дружбу первые люди города.
Однажды он уехал вместе с начальником милиции на рыбалку на Чудское озеро. Завзятые рыбаки, они не обратили внимания на то, что в какой-то промежуток времени вся выпивка оказалась у левого борта, и лодка перевернулась. Мокрые и продрогшие до костей они добрались до ближайшей деревеньки, где согрелись и переоделись. На следующее утро выяснилось, что шпрехшталмейстер потерял паспорт и простудился. Начальник милиции дал команду подчинённым выписать Аристарху новый паспорт и отправился его лечить конфискованным самогоном настоянном на рябине. Лечебный процесс затянулся затемно. А в это время начальник паспортного стола дал команду юной паспортистке сходить в дежурную часть, оформить дело об утере паспорта и принести справку. Справка об утере паспорта оформляется на основании заявления потерпевшего и выписки из домовой книги. Потерпевший принимал лечебные процедуры и к написанию заявления не был готов не душевно, не физически. По той же причине он не мог представить выписку из домовой книги. Но это никоим образом не могло сказаться на выполнении распоряжения начальника райотдела милиции города Остров о выдаче паспорта товарищу шпрехшталмейстеру.
— Шпрехшталмейстера зовут Аристарх, — сказал дежурный по городу, — а отчества я не помню.
— Модестович он, — доложила юная паспортистка. — Его отец попом был. Помню бабушка меня к нему в церковь водила. То, что фамилия потерпевшего была Шпрехшталмейстер, сомнений у них не возникло.
— А где он живёт? — спросила паспортистка. Ей впервые довелось выписывать паспорт, основываясь на воспоминаниях современников, и она старалась ничего не упустить.
— Да ты что, мать? — удивился дежурный по городу. — Улица Розы Люксембург дом № 9. У них там на уборной голые девки танцуют. Его мать даже оштрафовать хотели, да товарищ подполковник запретил.
— Ну а пятая графа? — не унималась паспортистка. — По нации он кто?
— Ну, я тебе, мать, удивляюсь, — сказал дежурный, — да жид он. Ну, сама посуди. Фамилия — Шпрехшталмейстер. Сам здоровый мужик, на нём пахать можно, а работает кем? Так, ляля-тополя, не за станком, небось. И папаня его, чай не камни таскал, попом работал. А жиды, они даже в кровати руками не работают.
Паспортистка утвердительно кивнула и принялась за работу. Она была девственница, чем можно работать в кровати до конца не понимала, но скрывала это, чтобы милиционеры над ней не смеялись.
— Имена у них тоже какие-то не русские, — продолжил эрудированный в этнографии дежурный, — Модест, Аристарх. Без полулитры не выговоришь.
— И то правда, — согласилась паспортистка.
Новый паспорт шпрехшталмейстер Иванов впервые раскрыл через полтора года после получения, когда, во время гастролей в Рыбинске, оформлялся в гостиницу.
— Фамилия Шпрехшталмейстер, ядрёна вошь, — уважительно произнёс пожилой администратор, переписывая данные паспорта. Потрясённый Иванов выхватил паспорт из его рук и стал перечитывать страницу за страницей. Вошь действительно была ядрёна. Паспорт нагло сообщал своему обладателю, что зовут вышеупомянутого обладателя Шпрехшталмейстер Аристарх Модестович, по национальности вышеупомянутый Аристарх Модестович жид, и прописан он в городе Остров Псковской области по улице Розы Люксембург в доме № 9. То, что он родился и вырос не на улице Розы Люксембург, а на улице Карла Либкнехта, его мало взволновало. Как и многие жители города Остров он считал, что Карл Либкнехт и Роза Люксембург — это одно и тоже лицо. Фамилия Шпрехшталмейстер вызывала отдельные нарекания, но и с этим он был готов примирится. Но национальность «жид» не устраивала его самым категорическим образом. Это было чересчур даже для псковского цирка. В поисках справедливости он обращался в различные инстанции, в результате чего ему вынесли выговор с занесением за утерю морального облика и пригрозили выгнать из цирка. Шпрехшталмейстер к цирку прикипел душой, да и другой профессии у него не было, поэтому он затих. Потом наступили другие времена, он получил новый паспорт, в котором национальность не указывалась, и вопрос отпал сам собой. Он даже сблизился с жонглером Раппопортом. И изворотливый жонглер уговорил его эмигрировать с ним в Израиль. В конечном итоге Раппопорт эмигрировать раздумал, но Шпрехшталмейстер был не из тех людей, которые меняют однажды принятые решения. В израильском посольстве, куда он пришел со старым паспортом, шпрехшталмейстера встретили исключительно доброжелательно. За всю историю российско-израильских отношений в посольстве только три раза видели в графе «национальность» советского паспорта слово «жид». Один раз это был фальшивый паспорт, в оригинале в графе «национальность» было написано «удмурт». Второй раз и паспорт был настоящий, и записано было «жид», но выдан он был в Монголии, и уже после начала перестройки. А вот так, что бы «жид», и при этом все в порядке, в посольстве видели впервые.
