Ознакомительная версия.
— У меня против этой картины предубеждение, — немного удивившись, объяснила я. — Насколько я понимаю, она сильно потемнела и теперь не соответствует замыслу Рембрандта. Даже называться стала «Ночной дозор», хотя писался день.
— Во даете! — неожиданно обратилась ко мне мать рыжих близнецов. — Это фильмов два — «Дневной дозор» и «Ночной», а картина одна.
Острота получилась столь уместной, что я добавила:
— Вот и не хочется идти в музей ради одной картины. Подожду, пока Рембрандт напишет еще «Дневной дозор», «Сумеречный» и «Последний».
— Ну-ну, — с непонятным раздражением фыркнула собеседница. — Между прочим, Рембрандт давно умер.
— Лида, девушка шутит, — пояснил ей сосед, кажется звавшийся Сергеем Поповым.
Лида повернулась к нему, расцветая в нежной улыбке:
— Сереженька, вы недооцениваете неразвитость современной молодежи. А нам, журналистам, приходится иметь с ними дело, и мы в курсе их бездуховности. В лучшем случае они едут в Европу за шмотками, а про худший даже не хочется говорить вслух. Нам с вами, людям интеллигентным, трудно это понять.
Сообразив, что являюсь молодежью, я радостно приосанилась. Тем более, Лидия была если и старше меня, то ненамного. Не стань я блондинкой, мне бы подобных комплиментов не перепало. Я, конечно, читала современный французский роман, где фигурирует молодая женщина пятидесяти двух лет (честное слово, там так написано!), но в нашей стране до подобного оптимизма, увы, пока не дошли (возможно, дорастем, когда мне стукнет пятьдесят два?).
Между тем журналистка громко продолжила:
— Уже по одежде ясен уровень культуры человека и его жизненные ценности. Я советую мужчине, увидев на девушке розовую обтягивающую футболку, насторожиться. Это униформа охотниц за богатыми папиками.
Настя сдавленно захихикала. Должна заметить, я как раз была в розовой футболке, купленной в день оформления визы, и в многострадальной юбке-маломерке. Юбка была черной и короткой, с черными же кожаными заплатками. Наряд эффектный, однако надеть его на работу или в театр я бы не рискнула. А в Европе никто не знает, что я доцент, так что имею право.
Моя самооценка повышалась на глазах. Я считала, что униформа охотниц за папиками приобретается в фирменных бутиках, а выходит, мой наряд ценой в пару чашек кофе ничуть не хуже! Лидия демонстративно оглянулась на меня, и я, не удержавшись, скромно заметила:
— К сожалению, вам, солидным журналистам, не понять проблем молодежи. Я вынуждена так одеваться для контактности. Нижняя половина — гот, верхняя — эмо.
— Че-че? — потрясенно встрял гориллообразный, аж свесившись в проход.
Я любезно объяснила:
— Черное носят готы, розовое эмо.
— Ну, — согласился он, внимательно на меня посмотрел — и вдруг начал хохотать. У него аж слезы выступили на глазах, он с трудом выдавливал: — Эмо… гот, — потом тыкал в меня пальцем и хохотал еще заливистей. Наконец, он смог резюмировать: — Ну, ты даешь! Прикольная, блин! Таких прикольных я еще не знал. Слушай, меня зовут Вовчик. А тебя?
Честно говоря, я не привыкла сразу переходить на «ты», но вид Вовчика подсказывал моему сердцу педагога, что любые воспитательные меры окажутся запоздалыми, а тратить силы зря, да еще на отдыхе, не хотелось. Поэтому я произнесла:
— Очень приятно, Катя, — и поспешно повернулась к подруге. Однако не успела я выдумать тему для беседы, как к моему креслу подскочил Алекс. Листая большой блокнот и время от времени бросая на меня полные отвращения взгляды, он прочел:
— Вермеер — выдающийся нидерландский художник, мастер бытовой живописи и жанрового портрета, символически олицетворяющих Голландию «золотого» 17 века. По его картине «Девушка с жемчужной сережкой» снят известный фильм с Колином Фертом в главной роли.
— Погодите! — опешила я. — «Девушка с жемчужной сережкой» хранится в Гааге. Мы же через Гаагу не едем, да?
— Какая такая сережка в Гааге? — вмешался Вовчик, снова свешиваясь в проход.
— Жемчужная, — мрачно повторила я. Ситуация с гидом, увы, полностью прояснилась. На нормальную экскурсию можно было не рассчитывать. Хорошо еще, что я тщательно подготовилась дома!
— Спасибо, — поблагодарила я Алекса, — я поняла.
Он улыбнулся:
— Да зачем вам этот Вермеер? Через десять дней столько его навидаетесь, еще надоест. Лучше сходите в музей секса. Такого нигде больше не встретишь!
Я кивнула, не считая разумным занудствовать на ту печальную тему, что Вермеера на свете осталось раз, два — и обчелся, зато секса хоть завались, и ради него я бы не стала тащиться в Европу.
* * *
Благодаря всем этим перипетиям я даже не заметила, как пришла пора ужинать. Автобус пристроился у заправки, и Алекс горячо порекомендовал всем посетить тамошнее кафе — судя по всему, его там ждало материальное поощрение от владельца. Но мы с Настей не собирались бросать деньги на ветер, у нас с собой были пронумерованные пакеты. Правда, великие планы оказались нарушены. «У1» мы успели раскурочить по пути, слопав бутерброды и йогурты. Зато «О1» с вермишелью быстрого приготовления и тушенкой лежал нетронутый, а в салоне, слава богу, постоянно грелся кипяток.
Люди стали выходить из автобуса, я тоже вышла, чтобы размяться и выкинуть мусор. (Алекс лично повесил на ручку каждого кресла пакет, куда посоветовал во время пути пихать отходы. Замечательная идея, хотя ума не приложу, почему мешок набивается так быстро.)
Настя осталась ждать моего возвращения. Ко мне тут же пристроился Вовчик, но у дверей женского туалета смущенно отступил. Проходя на обратном пути через кафе, я почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. К удивлению, это оказался Сергей, сосед Лидии. Довольно симпатичный молодой мужчина, поверивший, что я знаю Рембрандта, да еще угодивший в компанию близнецов, вызывал мою симпатию, так что я улыбнулась в ответ. Он, вздрогнув, отвернулся, и я пошла дальше.
Вовчика я обнаружила у автобуса.
— А покушать? — жалобно спросил он.
— В каком смысле? — не поняла я.
— Покушать вы с подругой не пойдете?
— Мы поедим в автобусе, — призналась я.
Вовчик заметно огорчился:
— А почему? Там кафе. Пива можно взять. Слушай, — вдруг взбодрился он, — я заплачу. В натуре.
— Спасибо, не нужно. Извини, меня ждет подруга.
— Я и за нее заплачу, — подумав, предложил собеседник. — Эй! — замахал он рукой Насте. — Выходи! Я проставляюсь!
Представив себе, что сделает со мною Настя, ежели зря выйдет из автобуса, я поспешно объяснила:
— Мы не едим на ночь. Фигуру бережем. Так что извини…
И я прошмыгнула на свое место, а Вовчик, постояв еще немного, отправился, наконец, в кафе.
— Ты что так долго? — встретила меня упреком Настя. — Ты же знаешь, я не умею открывать банки. Давай скорей!
Я вскрыла тушенку с обнадеживающим названием «Спецназ», и, смешав ее с вермишелью, мы получили божественное блюдо. Потом заварили кофе и открыли шоколадно-вафельный торт, состоящий из готовых кусочков. Настя планировала не зря — ужин был явно лучше, чем в кафе, где я явственно чувствовала запах прогорклого масла.
— Хорошо, — благодушно вздохнула Настя. — Только вот что: не терзай больше нашего гида, а то он нас возненавидит. Если уже не возненавидел.
— Я не нарочно. Мне действительно важно, есть ли сейчас в Амстердаме Вермеер. Я думала, он знает.
— Откуда ему знать?
— Это все-таки его профессия.
— Достаточно послушать его пять минут, чтобы избавиться на его счет от всех иллюзий.
— Вот через пять минут я и избавилась, — пожала плечами я.
— Точно, — вспомнила Настя, — когда он в Бресте произносил вступительную речь, ты где-то болталась. Он успел рассказать увлекательнейшие подробности своей биографии. Мать у него француженка, а отец грузин. Если гид начинает со своей биографии, можешь не сомневаться — именно эту тему он станет развивать и дальше. Причем экскурсанты обычно любят это больше, чем рассказы о музеях. Советую тебе смириться.
— Смирилась, — кивнула я. — Ладно Алекс, а Лидия с чего прицепилась ко мне на пустом месте? Что я ей сделала?
— Ты что, действительно не понимаешь? — удивилась моя подруга. — Похоже, ты все-таки научилась отключать мозги. Я могу только во время медитации, и то с трудом, а ты запросто. Как тебе удается?
— Я блондинка, — скромно объяснила я.
— Вот именно! — неодобрительно согласилась Настя. — Ты обратила внимание на интересный факт? Ты несешь такую же ахинею, как и раньше, а результат совершенно иной. То, на что раньше мужчины обижались, теперь их смешит.
Решив не обижаться на ахинею, я задумалась. Да, пожалуй. Мне вспомнился замечательный рассказ Моэма про даму, приехавшую из провинции и покорившую Лондон. У нее была привычка говорить правду, а окружающие воспринимали ее слова как замечательную шутку. Нечто подобное происходило теперь со мной, и это нравилось мне куда больше, чем обиды. Только при чем тут Лидия?
Ознакомительная версия.
