Уоррен Мерфи - Последний бой

Он заплатил восемь тысяч долларов, сняв деньги со своего семейного счета, и остался должен еще двенадцать тысяч, которые предстояло вносить в рассрочку ежемесячно в течение трех лет. И все это для того, чтобы холодной и дождливой северной осенью оказаться в продуваемом сквозняками большом зале шотландского замка, сидя на коленях в позе почтения.

Ему сказали, что зал недавно реконструировали. Настелили новый деревянный пол, отполированный до блеска. По стенам развесили свитки и полотна рисовой бумаги с нанесенными на нее символами Ниндзя – техники ночного боя, Атеми – мастерства кулачного боя, Кунг Сул – искусства стрельбы из лука, Хсин Джи – бокса и многих других, ему неизвестных.

Но они так и не смогли избавиться от сквозняка, гулявшего в замке Килдонан – севернее Данди, южнее Абердина и в стороне от залива Ферт-оф-Тэй. Только шотландцы, думал Уильям Эшли, могли строить такие замки, где, несмотря на сквозняки, было невыносимо душно.

Даже корейцы оказались бессильны исправить это.

В большом зале витал резкий запах пота, к которому примешивалось ощущение страха. Вдобавок ко всему, видимо, от холода колени Эшли болели, и казалось, что кто-то скручивает ему позвоночник. Последний раз он испытывал такой дискомфорт, сидя в позе почтения, когда еще только начинал заниматься каратэ в местечке Рай, под Нью-Йорком. Именно там, в небольшом спортивном зале-доджо, тренируясь после работы, он научился уважать себя, подчиняя себе собственное тело. Выучился контролировать свои страхи и страсти, понял, что главное – это не цвет пояса, будь он желтый, зеленый, коричневый или высший – как он тогда думал – черный. Нет, главное состояло в том, что с каждым шажком долгий путь к совершенству становился короче.

Именно жажда совершенства заставила Эшли приехать на север Шотландии с семейными сбережениями в кармане и провести здесь трехнедельный отпуск.

Он всегда считал, что совершенство – это недостижимая цель, мечта, заставляющая людей работать над собой, горизонт, приближаясь к которому, понимаешь, что он все также далек. Барьер, который никогда не удастся преодолеть. Совершенство – это, скорее, направление движения, нежели конечная цель.

Именно так он говорил в зале Фелт-форум стадиона Мэдисон-сквер гарден в прошлом месяце. Подобные же мысли привели его сюда, в Шотландию, где он, став на восемь тысяч долларов беднее, убеждал себя, как все, кто разбирается в боевых искусствах, что физическая боль постепенно уйдет.

Свои размышления по поводу недостижимости совершенства он высказал какому-то корейцу, приехавшему на ежегодные соревнования любителей боевых искусств и одобрительно отозвавшемуся об уровне подготовки Эшли.

– Почти безукоризненно, – сказал кореец, одетый в темный костюм и накрахмаленную белую рубашку с красным галстуком. Он был молод, однако для такого возраста щеки его казались чересчур одутловатыми.

– Тогда я счастлив, – ответил Эшли, – поскольку совершенство недостижимо.

– Вовсе нет, – сказал кореец. – Совершенство существует и достижимо.

– В воображении, – сказал Эшли.

– Нет, здесь, на земле. И вы можете в этом убедиться.

– К какой школе вы принадлежите? – спросил Эшли, который сам занимался каратэ, но был знаком и с кунг-фу, айкидо, ниндзя и многими другими видами восточных единоборств.

– Видимо, ко всем школам, – ответил кореец.

Эшли внимательно посмотрел на него. Тому не было еще и сорока, а такая самоуверенность в подобном возрасте свидетельствовала скорее о невежестве, чем о компетентности. Он подумал, что далеко не все жители Востока разбираются в боевых искусствах, точно так же, как и не все американцы – в ракетной технике. Этот человек пришел а Фелт-форум просто поглазеть на соревнования и теперь молол чепуху. Такие тоже встречались среди азиатов.

Кореец улыбнулся.

– Вы мне не верите, Уильям Эшли? – спросил он.

– Откуда вы знаете, как меня зовут?

– Вы думаете, что это секрет?

– Нет, но я удивлен, что вы меня знаете.

– Уильям Эшли, тридцать восемь лет, программист, работает в санатории Фолкрофт, город Рай, штат Нью-Йорк. Вы считаете себя песчинкой на морском берегу и думаете, что я не смогу отличить вас от любой другой песчинки, и поэтому удивлены, что я вас знаю?

– Очень, – сказал Эшли, которому были даны указания, что делать в таких ситуациях. Он должен позвонить и доложить обо всем в санаторий Фолкрофт, так как на работе он имел доступ к сверхсекретной информации. Санаторий служил лишь прикрытием. Эшли вместе с двумя программистами из Агентства национальной безопасности был направлен туда семь лет назад, и их работа была настолько засекречена, что никто из них не имел права, даже под давлением, сообщать что-либо о том, чем он занимался.

Но Эшли показалось, что он уже где-то видел этого корейца.

– Если вы удивлены, то у вас очень плохая память.

Билл Эшли шлепнул себя по ляжке и рассмеялся.

– Ну конечно! Вспомнил. Это было в прошлом году перед Рождеством. Вы попали в катастрофу и, насколько я помню, получили сильные ожоги? И пришли в наше доджо восстанавливать форму, а наш сенсей сказал, что вы большой мастер. Вас зовут – постойте, я вспомню, я вспомню...

– Уинч.

– Точно, Уинч, – сказал Эшли. – Здравствуйте, сэр. Для меня честь снова встретиться с вами. О, прошу прощения. – Эшли убрал протянутую руку. Он вспомнил, что кореец не здоровался за руку.

Потом они вместе смотрели выступления представителей стиля «обезьяны» – особой формы единоборства, требующей большого мастерства и силы. Однако Уинч заявил Эшли, что все это лишь иллюзия силы.

Когда один из соперников выбросил другого за пределы татами, Эшли заметил, что силовое преимущество здесь налицо.

– Это лишь потому, что оба они используют стиль «обезьяны», удерживая равновесие на одной ноге, вместо того чтобы опираться на нее при нанесении удара. Каждый, кто, широко расставив ноги, приблизится к сопернику настолько, что разглядит неровности его зубов, сможет простым толчком свалить бойца стиля «обезьяны» и оставит его в дураках.

– Я верю, потому что это говорите вы, однако у этих бойцов пятый дан и черные пояса...

– Вы не верите, но вы можете в этом убедиться, – сказал Уинч и, поднявшись с места, что-то сказал бойцам на, как показалось Эшли, корейском языке. Те сперва удивились, а потом пришли в ярость.

– Наденьте костюм, ги, – сказал Уинч. – Вы сможете посрамить приверженца стиля «обезьяны».

– Но они так знамениты здесь, в Нью-Йорке... – попробовал возразить Эшли.

– Не сомневаюсь. Многие здесь весьма известны. Главное – расставьте пошире ноги, максимально приблизьтесь к сопернику и резко толкните его.

– Может быть, предпринять более мощную атаку? – спросил Эшли.

– Только толчок, – сказал Уинч.

– А что вы сказали им? – спросил Эшли, почтительно кивая черным поясам, уставившимся на него через голову Уинча.

– То же, что и вам. Что вы посрамите любого представителя стиля «обезьяны», а им будет стыдно, что настоящие корейцы присутствуют при подобной сцене.

– О, нет! Неужели вы так и сказали?

– Идите.

– Но это их унизит!

– Нет, просто восторжествует истина. Идите. Вы посрамите воина «обезьяны», если все сделаете, как я сказал. Не боксируйте, не атакуйте ногами, не наносите рубящих ударов. Подойдите как можно ближе и резко толкните. Сами увидите, что произойдет.

Когда Эшли в своем простом ги вышел на ковер, то черные пояса захихикали. Некоторые заулыбались. Воин, с которым должен был сразиться Эшли, усмехнулся. Он был примерно того же возраста, что и Эшли, но тело его было более жестким, мускулистым и подвижным, ибо он тренировался с детства, а Эшли начал только в двадцать восемь.

Эшли почтительно поклонился, как полагалось перед началом поединка, но его соперник, явно разозленный насмешками Уинча, стоял неподвижно, не отвечая на ритуальное приветствие. В толпе зрителей послышался слабый ропот. Такое поведение было недопустимо. Ритуал был нарушен уже дважды. Сначала это сделал Уинч своими насмешками, теперь воин отказался от ответного приветствия.

Именно тогда, глядя в лицо своему противнику, Эшли понял, что тот намерен убить его. Он ощутил это нутром, его тело посылало ему сигналы о том, что жизнь находится в его собственных руках. Ему стало не по себе.

Эшли лихорадочно пытался избрать какую-нибудь из известных ему форм защиты, но рассудок подсказывал, что он не должен встречаться на татами с таким соперником. Все, чему он научился, не поможет ему выстоять против человека с ненавидящим взглядом карих раскосых глаз, искаженным лицом, оскаленными зубами и в любой момент готового к прыжку. Спасти его может лишь что-то совершенно необычное – а именно то, о чем говорил ему Уинч.

Над головой пылали прожектора. Уже не замечая толпы, усилием воли Эшли заставил себя приблизиться к мастеру, широко расставил ноги, чтобы принять устойчивую позицию, и, увидев яростный блеск в глазах воина «обезьяны» и ломаную линию его зубов, он резко выбросил вперед руку, ударив соперника в грудь.