Насу Киноко - Граница пустоты (Kara no Kyoukai) 02 — Теория убийства

Я встретил ее в апреле 1995.

Эта ночь казалась довольно холодной для конца лета, но я снова вышла из дома — мне хотелось пройтись.

— Одзё-сама,[1] прошу вас, возвращайтесь сегодня пораньше.

Акитака, мой слуга, произнес это с глубоким поклоном, когда я надевала туфли в прихожей. Всякий раз одно и то же. Проигнорировав его монотонный голос, я вышла наружу.

Пройдя через сад, я миновала ворота родовой усадьбы. Снаружи была чернильная мгла — уличные фонари здесь не светили. Часы, наверное, пробили полночь, и тридцать первое августа превратилось в первое сентября. Осень незаметно вступала в свои права.

Я утонула в беспросветной ночи. В глубокой темноте, жадно поглощающей далекие и слабые городские огоньки. Бамбуковый лес вокруг усадьбы таинственно шуршал и постукивал под легким ветерком, словно пытаясь напугать меня. Эти одинокие прогулки в темноте и тишине были единственной отдушиной, которую я себе позволяла. Отдушина для меня. Для Шики.

Глубокая ночь и мрак, смыкающийся над головой, словно непроглядно черная вода. Наверное, я бродила по пустому городу потому, что хотела остаться одна. Пытаясь представить, что здесь больше нет никого, кроме меня.

Но это было бесполезно. Глупо даже и мечтать. Никогда в этом мире мне не остаться в желанном одиночестве.

Пройдя по широкой улице, я свернула в тесный проход между домами.

В этом году мне исполнится шестнадцать. Первый год старшей школы[2] я встречала в стенах достаточно престижного частного учебного заведения — хотя и не так уж сильно выделяющегося среди таких же учреждений. Впрочем, это не имело значения. Мне все равно предстояло в будущем вернуться в родовую усадьбу, чтобы больше никогда ее не покидать. Для меня образование было лишь пустой проформой. Эту школу я тоже выбрала по самой простой и незатейливой причине: она располагалась ближе всего к дому. Удобно. Хотя… возможно, я все же совершила ошибку.

В закоулке было гораздо темнее, чем на улице. Единственный ртутный фонарь нервно мигал высоко над головой, почти ничего не освещая.

Перед моим внутренним взором внезапно возникло чье-то лицо. Опять. Я скрипнула зубами. С недавних пор даже любимые одинокие ночные прогулки не могли избавить меня от странного беспокойства. Почему, почему, почему… я снова и снова вспоминаю о нем? Без малейшей причины.

В старшей школе моя размеренная жизнь ничуть не изменилась. Школьники, мои одноклассники, не сближались со мной. Наверное, не осмеливались. Не знаю почему, я не делала ничего особенного. Лишь держала свое сердце на замке. Как всегда.

Я не любила людей. С детства. Никогда не могла заставить себя попытаться понять кого-то. Себя я тоже не любила — ведь я тоже была человеком. Поэтому я всегда отгораживалась невидимой, но непробиваемой стеной, не утруждая себя общением. Тех, кто обращался ко мне, встречали лишь холод и отчуждение. Возможно, одноклассники сочли, что я презираю их, хотя это было не совсем так. Но, как бы то ни было, молва разлетается быстро, и уже через месяц никому и в голову не приходило заговорить со мной. И это было прекрасно — чем меньше слов и суеты, тем лучше. Мне ничего не требовалось, кроме покоя.

К сожалению это ровное и идеальное спокойствие не затянулось надолго. Появился одноклассник, которого не остановил мой барьер. По совершенно непонятной причине этот парень, с именем, напоминающем о французском поэте,[3] вел себя подозрительно дружелюбно. Это было неожиданно. И временами — невыносимо. Действительно невыносимо.

Далеко впереди в конусе света от фонаря мелькнул силуэт прохожего.

Как странно и необычно для меня — я почему-то опять представила себе его улыбку.

Мой взгляд остановился на его спине.

В самом деле, если подумать, зачем же я заговорила с ним тогда…

Я ускорила шаги, следуя за этим человеком.

Откуда же эта вспышка яростного, жестокого восторга?..

Глухой закоулок превратился в совершенно иной, чуждый и незнакомый мир.

Тупик, ведущий в сторону от узкого прохода, стиснутого высокими глухими стенами зданий, никогда не знал солнечного света, даже днем. Здесь можно было бы застать бездомного бродягу, устроившего себе ночлег в этом бельме равнодушного города. Но не в этот раз. Свежая темная краска заляпала стены, а земля хлюпала под ногами. Омерзительная вонь отбросов почти исчезла за другим, более резким и подавляющим запахом.

Под ногами плескалось море крови. Не краски, нет — свежей человеческой крови, затопившей закуток от края до края. Ее запах наполнил воздух, не позволяя дышать. Посередине лежало жутко обезображенное человеческое тело. Его лица было не видно, а руки и ноги были отсечены. Человек превратился в обрубок, фонтанирующий темной кровью.

Не только земля и стены в этом тупичке, но даже сама ночная тьма казалась запятнанной кровью. Отливающей тяжелой багровой чернотой.

На губах неподвижно стоящей Шики змеилась страшная улыбка. Рукава ее голубого кимоно намокли от крови. Опустившись на колени и прикоснувшись к кровавой луже, Шики провела пальцами по губам. Тяжелые капли упали на колени, и ее тело затрепетало от непонятного экстаза.

На губах, никогда не знавших помады, остался алый след.

Летние каникулы кончились, и начался новый триместр.

В моей школьной жизни практически ничего не изменилось. Разве что одежда одноклассников — к осени они стали одеваться теплее. Что до меня, то я в жизни не надевала ничего, кроме кимоно. Конечно, Акитака мог бы раздобыть для меня любые наряды, которые вздумалось бы надеть шестнадцатилетней девушке, но мне это просто не приходило в голову.

К счастью, в нашей школе не было обязательной формы, и я могла без помех остаться в привычной одежде. Конечно, я бы предпочла традиционное кимоно с длинными рукавами,[4] но тогда мне бы пришлось на физкультуре полчаса потратить на одевание и раздевание. В итоге я остановилась на тонком и незатейливом кимоно-юката.[5] Но теперь мне пришлось задуматься над тем, что носить в школу в зимнее, холодное и сырое время. Решение нашлось вчера, и совершенно неожиданно.

Это случилось на перемене, когда я спокойно сидела за своей партой.

— Разве тебе не холодно, Шики?

— Пока нет.

Мой собеседник удивленно поднял брови — наверное, решил, что я и зимой буду ходить в школу в этом тонком кимоно.

— И даже в холода? Но ведь ты замерзнешь.

— Почему бы и нет? Всегда можно накинуть что-нибудь сверху.

Ответ прозвучал недружелюбно — мне хотелось поскорее положить конец этому ненужному разговору. Он покачал головой и ушел. Видимо, эта неожиданная мысль, идущая вразрез с общепринятыми правилами — надеть другую одежду поверх кимоно — его удивила. Меня она точно так же застала врасплох, и я сама не поняла, почему вечером вдруг оказалась в магазине, стоящей перед длинной вешалкой с куртками.

Я выбрала красную кожаную куртку — она показалась самой теплой. Теперь она висела в моем шкафу, ожидая своего часа.

Кто бы мог подумать, что через некоторое время я окажусь во время обеденной перемены на крыше главного школьного рядом с этим мальчиком. Он пригласил меня вместе перекусить, и я снова не могла понять, почему не отказалась сразу же. На крыше было много школьников: рассевшиеся со своими закусками группки одноклассников и друзей, парочки, и… и мы. Я незаинтересованно скользила взглядом по соседям, не слушая, что говорит мне одноклассник, когда мое внимание привлекло одно слово. «Убийство».

— Что?..

— Я сказал — убийство. Случилось в последний день школьных каникул в западной части торгового квартала. В новостях еще ничего не появлялось.

— Убийство… какой ужас.

— Да. Да и способ был неприятный. Убийца отсек человеку ноги и руки и так и бросил. Я слышал, там было настоящее море крови — полицейским пришлось сооружать мостки. И убийцу так и не поймали.

— Руки и ноги? Человек умирает от этого?

— Конечно — из-за потери крови. А в таком случае, я думаю, смерть наступила еще раньше из-за шока.

Договорив, он откусил следующий кусок от своего сэндвича. Несмотря на жуткие вещи, которые он рассказывал, его лицо выглядело безмятежным и спокойным. Откуда же он знает? Наверное, кто-то из его родственников или знакомых служит в полиции… и наверняка не на высокой должности, иначе бы не стал сплетничать о непредназначенных для публики вещах.

— Ой, извини, Шики. Я думал, что тебя не интересуют подробности.