Майкл Ридпат
Реальность на продажу
В создании этой книги мне оказали помощь многие люди. Особенно хотелось бы поблагодарить Энн Глоувер и ее коллег из «Верчуэлити», Майка Бивэна из «Ви-ар ньюс» и Пола Маршалла из «Максас системс интернэшнл», чьи компьютерные финансовые программы стали прообразом «Бондскейпа».
Иногда я использовал в книге названия реально существующих компаний, однако все, связанное с их деятельностью, вымышлено.
Компании «Фэрсистемс», «Дженсон компьютер», «Онада индастриз», «Харрисон бразерс», «Банк де Женев э Лозанн» и «Вагнер — Филлипс» придуманы мною. Какое-либо сходство с любой существующей в действительности компанией является случайным.
Чтобы обрушить мировые рынки облигаций на двадцать миллиардов долларов, понадобилось совсем немного — всего одна коротенькая фраза. Несколько слов, появившихся на дисплеях операционных залов по всему миру:
«12 апреля, 14.46 по Гринвичу.
Председатель Федеральной резервной системы[1] Алан Гринспэн предупреждает, что „чрезмерно низкие“ процентные ставки в США повысятся в самое ближайшее время».
В нашем операционном зале сообщение это было встречено нестройным гулом; в истерических выкриках «Господи, вы видели?» и раздраженных возгласах «Какого черта он вытворяет?» почти потонуло горестное бормотание: «Дело дрянь».
Я закрыл лицо руками и сосчитал до десяти, а затем вновь посмотрел на экран. Нет, не привиделось.
Началась паника.
Люди орали в телефонные трубки и друг на друга. Этьен, начальник отдела продаж «Харрисон бразерс» и мой босс, надсаживая глотку, отдавал распоряжения нашему агенту по фьючерсным сделкам,[2] чтобы тот продавал все, что можно, и по любой цене. Индикаторы на панелях телефонных аппаратов сверкали, напоминая калейдоскоп огней на ночной дискотеке, держатели облигаций осаждали маклеров звонками с требованиями продавать, продавать, продавать. Комиссионеры, прикрывая микрофоны ладонями, пытались выяснить, какую цену они могут получить для своих клиентов. Агенты никакого интереса к таким предложениям не проявляли — им прежде всего необходимо было избавиться от собственных долгосрочных ценных бумаг.
Этьен на секунду смолк и оглянулся по сторонам. Наши взгляды встретились.
— Как у тебя, Марк?
— Так себе, — признался я.
На лице босса промелькнуло торжествующее выражение, но он тут же спохватился и отвернулся, вновь погрузившись в окружающую неразбериху. Я же клял себя на чем свет стоит. Только сегодня утром на ежедневном совещании мы схватились с ним как раз насчет вероятных изменений в политике ФРС относительно процентных ставок. Этьен настаивал на том, что нам нельзя идти на уступки по сделкам, заключенным на определенный срок, поскольку был убежден, что оживление на рынке облигаций будет продолжаться. Я с ним не согласился. И намеревался в ближайшие пару дней предпринять кое-какие действия, с тем чтобы полностью обезопасить уже заключенные договоренности на случай повышения процентных ставок.
Планы-то я строил, но сделать ничего не успел. И влип — надолго и очень всерьез.
На протяжении последних двух лет процентные ставки снижались от месяца к месяцу, а цены на облигации всё росли. Делать деньги было легче легкого — чем больше у тебя облигаций, тем больше денежек получаешь. Подобная стратегия только в прошлом году принесла «Харрисон бразерс» рекордные прибыли, впрочем, равно как и другим действующим на этом рынке крупным американским инвестиционным банкам. А теперь, когда ФРС США объявила о предстоящем повышении процентных ставок, начнется настоящее смертоубийство. Цены на облигации рухнут, люди начнут их продавать, чтобы сохранить свои деньги и подстраховаться от рисков, после чего котировки упадут еще больше, и немаловажным фактором станут воцарившиеся страх и паника.
Все это я предвидел, однако даже пальцем не шевельнул. Ну разве можно быть таким идиотом?
— Что будем делать? — Эд Бейлис смотрел на меня через толстенные линзы очков. Его рука, стиснувшая чашку с кофе, заметно подрагивала.
А ведь для него это первая настоящая паника на рынке, подумалось мне. Всего три месяца назад Эда, только-только закончившего курс обучения, отрядили помогать мне при заключении сделок с собственностью нашего лондонского отделения. Работа наиважнейшая, мы отвечали за продвижение на рынок облигаций обговоренных в «Харрисон бразерс» ставок. Опыта ему, конечно, не хватало, однако он был умен и все схватывал на лету. При обычных обстоятельствах помощь его оказывалась весьма ценной. А вот как он поведет себя в чрезвычайной ситуации, еще предстоит выяснить. Что ж, посмотрим.
— Прикинь, сколько мы потеряли, — попросил я его, а сам вывел на экран последние котировки.
Паника перерастала в катастрофу. Тридцатилетние государственные облигации США, известные как долгосрочные, упали уже почти на два пункта. Я искоса взглянул на Грега, который занимался у нас такими ценными бумагами. Знал, что он заключил долгосрочных сделок на сто двадцать миллионов долларов и только на них теперь потерял два миллиона. Он терзал сразу несколько телефонов, пытаясь продать хоть какую-то часть облигаций маклерам на неофициальной бирже. На рынках Германии, Франции и Британии также регистрировался обвал. Заявление Гринспэна всех явно застигло врасплох.
— По сравнению с вчерашним вечером мы в минусе на две целых четыре десятых миллиона долларов, — сообщил Эд.
Две целых четыре десятых миллиона! В течение каких-то десяти минут улетучились наши едва ли не двухмесячные прибыли! Не меньше тридцати секунд я проклинал собственную глупость, чертов рынок, подлого Алана Гринспэна, ни в чем не повинного Эда и снова собственную глупость. Мне просто надо было отвести душу, чтобы собраться с мыслями и сообразить, что предпринять.
— Так что делать-то будем? — с тревогой повторил Эд.
До меня наконец дошло, что на его вопрос я так и не ответил.
— Только без паники, — как можно увереннее проговорил я. — В этом бардаке часть облигаций обязательно поведет себя необычно. Будем отлавливать те, что по бросовой цене.
Известно, сказать легче, чем сделать. Нам нужно было искать благоприятные возможности на всех рынках облигаций, но при таком стремительном и беспорядочном движении цен сориентироваться оказывалось крайне сложно.
Подошедшего Боба Форрестера я скорее почувствовал, нежели увидел. Разменявший сороковник Боб, здоровенный широкоплечий американец, возглавлял отделение «Харрисон бразерс» в Лондоне. В свое время он сам был маклером, к тому же очень удачливым. Увидев на экране монитора сообщение Рейтер, Боб поспешил в операционный зал. Выглядел он озабоченным, так как прекрасно знал, насколько важные сделки заключила наша компания на момент закрытия биржи вчера вечером. Он наблюдал за царившей в зале паникой с нескрываемым неодобрением.
— Как дела, Марк? — Хрипловатый голос Боба звучал спокойно.
— Нас маленько стукнуло, — обернувшись к нему, так же хладнокровно ответил я. — Однако еще не все потеряно. Восполним.
— Молодчина! — Боб хлопнул меня по плечу и направился к Этьену, который не отходил от Грега, требуя сбрасывать облигации.
Этьен порой то блистал смекалкой и изобретательностью, то терялся и впадал в истерику. Сейчас был как раз последний случай. Боб же всегда сохранял присутствие духа, и это его качество в данный момент было как никогда необходимо, чтобы успокоить окружающих.
Ну, за работу! Я вперился в усеянный цифрами экран — стоимость облигаций, их процентная доходность. Ухватился за пару вроде бы подходящих вариантов, но к тому времени, когда их проверил, цены уже успели измениться. Так у меня ничего не получится. Взглянул на Эда, который погряз в столь же безнадежном занятии.
— А не попробовать ли «Бондскейп»? — предложил я.
— Как, прямо сейчас?
— Именно. Не вечно же нам его испытывать. Сколько можно гонять прибор вхолостую? А сейчас это единственный способ быстро оценить состояние рынка.
— Так мы же софт[3] еще не загрузили!
— Да ну его в задницу! Подключим к какому-нибудь компьютеру. Сейчас не до жиру.
«Бондскейп», к вашему сведению, — это совершенно новая компьютерная система для изучения и анализа рынков облигаций. Основана она на принципе «виртуальной реальности», технологии, позволяющей пользователю ощущать себя внутри созданного компьютером воображаемого мира. «Бондскейп» для нашего дела вещь незаменимая, просто класс! А изобрел его Ричард Фэрфакс. Ричард, чтоб вы знали, это мой брат.
Мы с Эдом спустились этажом ниже, где располагалась служба информации, как в нынешнем году решили именовать компьютерный центр. Там я вцепился в одного из взъерошенных очкариков и не отпускал до тех пор, пока он не согласился помочь нам дотащить «Бондскейп» до операционного зала. Приборчик-то тяжеловат, чертяка, к тому же огромное множество проводов, разъемов и прочих хитрых штучек. Тем не менее, через десять минут мы все подсоединили куда надо и были готовы к работе. Остальные в зале были погружены с головой в свои дела и наших приготовлений даже не заметили.
