Ужасный опыт заставляет человека задуматься, что он, быть может, так же ужасен, как то, что он испытал.
Ницше
Мальчики и девочки выходите поиграть,
Светит ярко луна и светло как днем.
Детские стишки, Оксфордский словарь
Люди боятся смерти, как дети боятся темноты.
Фрэнсис Бэкон
Роберту Слэттери казалось, будто он весь обмотан горячими бинтами. Спина взмокла от пота, струйки катились между лопаток и впитывались в одежду.
А всего-то на нем были шорты, тонкая майка и спортивные тапочки. Жара невыносимая. Он надеялся, что вечером полегчает, но на смену иссушающей жаре пришла отвратительная влажность, которая проникала повсюду.
Земля высохла и потрескалась, трава пожелтела. Трещины расползались, становились все шире и глубже. Что-то в них напоминало пересохшие рты, жаждущие влаги. Но нигде никаких признаков дождя.
Вся округа уже больше месяца была охвачена зноем. За это время выпало меньше одного дюйма осадков Причем все сразу за короткий сильный ливень недели три назад. А потом изо дня в день — неослабевающая жара.
Слэттери ненавидел жару. Отвратительно, когда тебе приходится расхаживать в одной майке, а она уже через несколько минут прилипает к спине. С тех пор как навалилась жара, он пустил в дело весь свой запас белых и черных маек, а красные или голубые носить было просто невозможно из-за безобразных темных пятен пота под мышками. И тут никакой, даже самый сильный дезодорант не помогал. Слэттери провел рукой по волосам — они намокли от испарины.
Он медленно плелся по Клэпхем-Коммон, сочувственно поглядывая на тех, кто отважился выйти на улицу в этот влажный отвратительный вечер.
Только дети как ни в чем не бывало играли в футбол и носились с криками по траве.
Неподалеку в парке молодая парочка — обоим лет по девятнадцать — страстно целовалась, тесно прижавшись друг к другу. Проходя мимо них, Слэттери улыбнулся про себя. Он не собирался разглядывать их слишком назойливо и все же отметил, что девушка весьма привлекательна, а шорты на ней очень короткие, так что каждый может любоваться ее красивыми загорелыми ногами.
Он побрел дальше, поглядывая на свою собаку. Из-за нее-то он и оказался на Коммон в этот вечер. Слэттери достал из кармана маленький резиновый мячик и зашвырнул подальше. Его собака, гладкошерстная дворняжка, мигом умчалась на поиски. А мячик упал рядом с мужчиной, сидевшим на одной из садовых скамеек. Тот раздраженно улыбнулся, и Слэттери поднял руку в знак извинения. Собака, не обращая внимания на сидевшего, полезла за мячом под скамейку, вытащила его и вприпрыжку помчалась к Бобу.
«Сегодня всем жарко», — подумал Слэттери, забирая мяч из пасти собаки и вновь забрасывая его — теперь уже в сторону деревьев. Собака кинулась туда, отыскала мяч и вернулась к хозяину.
Тучи мошкары вились над кустами и были похожи на пепел, поднятый легким ветерком. Слэттери постоял, понаблюдал за мошкарой, ощущая, как майка все сильнее пропитывается потом.
Собака глядела на него, ожидая нового броска и не выказывая никакого желания опять мчаться на поиски мяча. Слэттери сделал глубокий выдох, а затем втянул в легкие большой глоток вечернего воздуха. Ни один листок не колыхался в этот безветренный вечер. Закат раскрашивал небо в кровавый цвет. Облака потемнели. Но все равно предстоящая ночь не сулила ослабления жары.
Слэттери снова швырнул мяч, и собака помчалась в кусты.
Ожидая ее возвращения, он облокотился на питьевой фонтанчик, который выглядел таким же сухим и потрескавшимся, как и сожженная солнцем земля. Он нажал рукоятку, но вода так и не брызнула, только послышался булькающий звук.
Позади раздался радостный вопль. Слэттери обернулся и увидел тех самых детей, что играли в футбол. Они возбужденно скакали и размахивали руками. Боб улыбнулся. Наверное, кто-то из них забил гол, вот и вопят. Или кто-то услышал, что будет дождичек. Слэттери усмехнулся и посмотрел на кусты, откуда пора бы появиться собаке.
— Ко мне, Сэм, — пробурчал он себе под нос, смахивая пот со лба.
Послышался визгливый лай. Боб нахмурился и направился к кустам. Наверное, Сэм нашел сучку, размышлял он. Грязный маленький подонок.
Сэм продолжал лаять. В парке были еще собаки, и одна или две уже повернули свои морды в сторону Слэттери. Не хватало еще очутиться в окружении целой своры.
Он пробрался сквозь кусты и наконец увидел в нескольких шагах от себя свою собаку. Обжегшись о крапиву, он ругнулся. Вокруг него надоедливо жужжали мухи и осы.
Пес стоял как вкопанный, только голова его вскидывалась при лае.
— Что с тобой? — спросил Слэттери, отряхивая прилипшие к майке листья.
И вдруг он ощутил зловоние, запах тухлятины, только еще более едкий и такой густой, что тут же почувствовал приступ тошноты.
— Черт, — проворчал он, стараясь не дышать. Потом взглянул еще раз на свою собаку и на рой мух, вьющихся над чем-то, что лежало перед псом.
Через секунду он осознал, что это такое.
— О Господи, Бо...
Слэттери так и не смог договорить. Он согнулся, и его вывернуло наизнанку.
Собака продолжала лаять.
— Итак, вы подтверждаете, что женщина на фотографии — ваша жена? — Ник Райан затянулся еще раз и раздавил сигарету в пепельнице. Зажав телефонную трубку между ухом и плечом, он достал из пачки «Данхилл» новую сигарету.
В голосе на другом конце провода слышалась неуверенность.
— Может быть, — пробормотал Эрик Джонсон.
— Итак, да или нет? — спросил Райан, выпуская струю дыма.
— Понимаете, это мне нелегко определить.
Райан взглянул на часы.
— Конечно, я понимаю, — сказал он, стараясь придать сочувствие своему голосу, — но вы все-таки должны узнать собственную жену.
Райан перебирал лежавшие перед ним черно-белые фотографии. На них была женщина лет тридцати с небольшим. Вот она выходит из машины. Вот она с мужчиной. На многих фотографиях она была все с тем же мужчиной — на улице, в парке.
На одной из фотографий они целовались.
— Это было для меня потрясением, — выдавил Джонсон. — Я, конечно, подозревал, что у нее кто-то есть. Да, это так, но... — Он умолк.
— Всегда неприятно узнавать что-либо подобное, — сказал Райан и взглянул на часы.
— Я думаю, что был очень зол, когда нанимал вас. А теперь, когда все известно наверняка, я не знаю, как мне быть...
Голос Джонсона слегка задрожал.
У нее был другой парень, подумал Райан, вот и все дела.
В трубку он деловито произнес:
— На суде фотографии послужат достаточным доказательством. Я бы на вашем месте не сомневался в исходе дела. Это, в конце концов, ясно как белый день.
— Я не собирался доводить до этого, — пробормотал Джонсон. Райан устало вздохнул и, принялся рисовать в блокноте кружочки.
— Я не знаю, что мне делать, мистер Райан.
Бросить суку, подумал Райан, усмехнувшись.
— Итак, вы имеете доказательства, мистер Джонсон. Что вы будете с ними делать — это ваши проблемы.
— Я так надеялся, что это лишь моя фантазия.
Ради Бога, давай заканчивай!
— Как вы думаете, может быть, мне стоит откровенно поговорить с ней об этом? — допытывался Джонсон.
Мне наплевать. Можешь заставить ее съесть все эти фотографии, только положи наконец трубку.
— Вы подозревали вашу жену в измене, а теперь знаете наверняка, что это именно так. Вы наняли меня, чтобы я добыл доказательства, и я это сделал. Все остальное меня не касается, мистер Джонсон.
Последовала долгая пауза. Райан опять взглянул на часы. Ему показалось, что в трубке дошло до всхлипывания.
Райан снова принялся выводить кружочки в блокноте.
— Спасибо за помощь, — произнес Джонсон дрожащим голосом.
— Пожалуйста. Буду вам очень признателен, если вы пришлете чек как можно скорей.
Джонсон вздохнул.
— Да, конечно, — ответил он тихо. — Очевидно, это у вас на сегодня вся работа, не так ли?
— День на день не приходится. — Райан старался быть доброжелательным. — Итак, я уже сказал, что буду очень благодарен, если вы поскорее пришлете чек. — Он затянулся сигаретой.
В трубке было слышно, что Джонсон тихо плачет.
— Приятно было с вами работать, — сказал Райан и положил трубку.
Он положил трубку, засунул фотографии в конверт, спрятал его в ящик стола и принялся за письма, которые забрал внизу, придя сегодня в офис.
Сыскное агентство Райана располагалось на последнем этаже пятиэтажного здания на Олд-Комптон-стрит. Оно состояло из офиса, кухоньки и туалетной комнаты. Стены офиса были увешаны фотографиями в рамках. Среди них были и фотографии Райана двадцатилетней давности, когда он еще только поступил в полицию. Восемнадцатилетний юноша, весело смотрящий с фотографии, мало походил на тридцатисемилетнего человека, который сидел сейчас на кожаном диване и просматривал почту.
