Брижит Обер - Четверо сыновей доктора Марча

В первый раз… Нет, сначала я хотел бы с вами поздороваться. Здравствуйте, дорогие друзья, мои дорогие новые друзья! Здравствуй, дорогой секретный дневничок! Здравствуй, дорогой тайный я, который сегодня решил рассказать о своей жизни и о жизни нашей семьи!

Но больше всего мне хотелось бы рассказать про «это».

В первый раз мне было… Впрочем, нет смысла уточнять, сколько лет: скажу только, что я был ребенком. Очень милым ребенком. И она тоже была маленькой девочкой. Она носила платье из красного акрила красивого яркого оттенка. Я знал, что акрил чертовски хорошо горит — не хуже факела.

Когда я поджег ее платье, она закричала, потом загорелась. Я смотрел на нее, пока она не сгорела до конца. Она вся раздулась, глаза вылезли из орбит. Я по-прежнему очень хорошо все помню, хотя тогда был совсем мальчишкой. Но у меня всегда была прекрасная память.

Мне очень понравилось смотреть, как она горит. Я знал, что она умрет. Мне очень это нравилось. И сейчас нравится. Приносить смерть. Смерть…

Так это было в первый раз. Потом прибежала мама и обняла меня. Мама очень любит нас всех. Она очень милая, очень нежная. Она плакала. Я спросил себя, из-за того ли она плачет, что знает.

Я не хотел делать маме больно.

Я выскользнул из ее рук, которые были влажными от пота, и убежал, а она осталась там, плача. Потом я вернулся вместе с остальными. Мама все еще плакала, сидя на земле. Она ничего не сказала. Она ничего не говорила и потом, когда я начал снова.

Мне страшно хотелось об этом рассказать. Мне все время хотелось об этом говорить. Я проделывал это много раз. Это доставляло мне столько удовольствия — ты знаешь, мой дневничок, что мне всегда доставляло удовольствие убивать. Они говорят, что это плохо. Плохо причинять боль. Что они в этом понимают? Это хорошо — причинять боль. Это прекрасно. Мне это нравится.

И, во всяком случае, я не могу помешать себе это делать. Не потому, что я сумасшедший. Но потому, что я страстно этого хочу: я стал бы очень несчастным, если бы мне пришлось от этого отказаться. Мне это необходимо.

Но так же необходимо проявлять осторожность. Потому что теперь я уже взрослый. Они взяли меня к себе. Мама не могла им помешать. К тому же она состарилась и поглупела.

Я улыбаюсь, потому что представил себе, что кто-то может прочитать мои записи. Я хорошенько спрячу дневник. Правда, всегда найдутся любопытные. Но они непременно попадутся. Берегитесь, проныры, враг подстерегает вас!

Я не так глуп — я пишу, только когда остаюсь один. И я не собираюсь описывать себя, называть свое имя и все такое. Нет, я не оставлю никаких примет, по которым можно было бы меня узнать. Я — тот самый скелет, который прячут в шкафу.

Я знаю, что писать обо всем опасно. Но мне ужасно этого хочется. Я больше не могу хранить все это в себе, и потом… мне так же сильно хочется рассказать о нас, о нашей семье.

Узнать, что это я… они не смогут.

Я не могу ни с кем говорить. Это естественно, потому что я — никто. «Воспоминания Никого» — забавное было бы название.

Нас в семье четверо. Четыре брата. Папа — врач. Мы — Кларк, Джек, Марк и Старк. Это маме пришла затея так нас назвать. Мы очень похожи. В этом нет ничего удивительного — мы близнецы. Четверняшки, так сказать. Да, мы все родились в один день. Тогда мы стали сенсацией для всех газет… Четверо красивых парней. Мы высокие, сильные, с темными вьющимися волосами и большими руками. Мы похожи на отца. Мама хрупкая. У нее розовая кожа, непослушные каштановые волосы, которые она осветляет, и голубые глаза. У папы тоже голубые глаза. У нас у всех одинаковые глаза. Мы — одна семья.

Я знаю, что, если чем-то отличишься, рискуешь себя выдать. Я убиваю — не важно кого, не важно чем. Я не маньяк. Единственное, что имеет значение для меня, — как они умирают. Когда они умирают, мне приходится сдерживаться, чтобы не смеяться от радости и не плакать от наслаждения. Меня охватывает дрожь. Даже сейчас, когда я об этом думаю, у меня дрожат пальцы.

Кларк собирается стать врачом. Джек учится в консерватории. Марк стажируется в адвокатской конторе. Старк пишет диплом по электронике.

А я — я один из них.

И мои руки обагрены кровью.

Забавно. И вправду забавно. Это как игра. Ищите ошибку. Я очень хорошо замаскировался.

Кларк играет в футбольной команде медицинского факультета. Он здоровенный, сильный, грубый — настоящий бычок Джека ничего не интересует, кроме его пианино, он застенчивый, мечтательный. Марк, наоборот, спокойный и серьезный. Честный. Он хочет быть юристом и не любит шутить. Наконец, Старк — чокнутый. Вспыльчивый, беспорядочный, рассеянный. Странный. Он занимается информационными системами и всякими электронными штучками.

У каждого из нас своя комната. У каждого свои привычки, свои «пунктики». Но когда мама на нас смотрит, то кажется, что она любит нас всех одинаково. Я тоже ее очень люблю. По крайней мере, я так думаю. Это не самое главное — любить.

Время проходит быстро. Нужно убрать дневник Спрятать. Посмотрим… Ах да! Папа вот-вот вернется: сейчас 19.42. Мне и правда было очень приятно поговорить с тобой, дневничок. Я чувствую себя более спокойным.

Это невозможно, я не могу в это поверить! Я снова думаю об этих записях, и во мне все переворачивается.

Я одна у себя в комнате, все спят.

Все вышло из-за того, что я приводила в порядок вещи в ее комнате. Она была внизу, смотрела телевизор. Мне захотелось примерить ее шубу. Глупо, конечно, но держать в шкафу шубу, если никуда не ходишь, тоже ведь глупо, правда? А она после своего приступа никогда не выходит из дому. Как раз из-за этого им и понадобилась горничная — ей нельзя переутомляться. Шуба хорошо на мне сидела, хотя была немного тесна и коротка. Я сняла ее и посмотрела, нельзя ли ее чуть-чуть отпустить. Понимаю, что это было глупо — она ведь все равно не моя. Я сделала это машинально. Внизу за подкладкой что-то было. Я решила посмотреть. Это было ужасно. Я положила это обратно. Если он заметит, что кто-то это трогал…

Я спустилась вниз. Они все были там. Мистер Сэмюэл велел мне принести бренди. Если бы я могла сама его выпить! Она сидела в стороне и вязала. Мне кажется, она немного не в себе. Те четверо смотрели телевизор. Ужасно было знать обо всем и видеть их, таких спокойных, у телевизора… Что мне теперь делать?

Сматываться отсюда, вот что. Если я влезу в то, что меня не касается… Хотя все-таки нужно что-то сделать. Но выдавать кого-то копам… Я не могу. Мне нельзя с ними связываться, потому что я два года провела за решеткой.

Сволочь, подонок, мерзавец! Меня всю трясет от страха. Он узнает, что я раскрыла его тайну, и убьет меня Он сожжет меня заживо, засунет в центрифугу! Я заперла дверь на ключ. К счастью, они не слишком мной интересуются. Я слышу шаги… Нет, мне показалось. Нужно все обдумать. Прежде всего, узнать, кто это. Нет. Нет. Закрыть глаза. Выбросить все это из головы. Будь что будет. Не пойман — не вор.

Но я не могу оставить все как есть, ничего не узнав. И зачем только я приехала в эту чертову глушь? Конечно, невозможно было там оставаться после того, что случилось. У меня и в самом деле нет никаких шансов. По крайней мере, я не стану показывать этот «дневник» доктору. Чего доброго, он выставит меня за дверь, чтобы отучить рыться в их грязном белье. Все, ложусь спать.

Сегодня я расскажу про Джека. Джек — мягкий, не очень разговорчивый. Глаза у него словно затуманены. Он постоянно краснеет. Много думает о девушках, но не осмеливается с ними заговорить. Друзей у него нет. Скрытный, замкнутый, закомплексованный. Все признаки убийцы налицо. Но судите сами. Он сочиняет грустные мелодии. Очень мил с мамой и с Дженни (это наша горничная). По-моему, славная девушка. Пьет несколько больше, чем следует. Но очень услужливая.

Пока что я сохраняю спокойствие. Но желание снова подступает. Я чувствую его приближение. Надо кого-то найти. Я как раз подумывал о Дженни. Но она слишком близко. Я не хочу возбуждать подозрения. Это было бы глупо. Нужен кто-то другой. И побыстрее. Но кто?

Джек ростом метр девяносто пять. Он худой, с довольно длинными волосами. Носит пестрые шарфы, а под мышкой у него всегда какая-нибудь книга. Когда он был маленьким, его дразнили «девчонкой». Но он совсем не слабак. Мы все очень крепкие. Это о Джеке.

(Мне не по себе.)

Кларк, конечно, тоже очень высокий. Поскольку у него еще и великолепные мускулы, его можно назвать настоящим гигантом. Он громко разговаривает, много двигается, легко поддается эмоциям. Он отнюдь не страдает от комплексов. Но любая мелочь может вывести его из себя.

Мне кажется, если кто-нибудь из любопытства однажды прочтет этот дневник, он будет очень сильно напрягать мозги, но все равно никогда не узнает правду.