Илья Бушмин - Анабиоз

© Илья Бушмин, 2016

Корректор Юлия Фикс

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

— Квитанция.

Голос у сотрудника блока хранения СИЗО был характерный: высокомерный, холодный. Всем своим видом он давал понять, что говорит с дерьмом и ничтожеством, находящимся от него по социальной лестнице так же безнадежно далеко, как дикие древние люди от богов с Олимпа.

Я молча протянул квитанцию. Сотрудник вздохнул, исподлобья одарив меня взглядом «как-же-вы-достали-долбанные-урки». Нехотя встал и скрылся где-то в глубине помещения, оставив меня созерцать его рабочее место сквозь решетку.

Минут через пять он вернулся. В руках черный пакет с биркой, на которой было нацарапано мое имя и прочие идентификационные данные.

— Так. Начнем, — пакет зашуршал. Сотрудник выудил из него тонкий зажим для денег. — Это что, кошелек?

— Калита, — буркнул я.

Сотрудник ничего не понял. Бросил на меня суровый взгляд. Он не любил слышать слова, которых не понимал. Заглянул в зажим для денег и положил передо мной.

— Кошелек. Деньги в количестве 150 рублей.

Полгода назад там лежали три штуки. Но я промолчал. По пути к камере хранения СИЗО зажим побывал у оперов, затем в дежурной части родного ОВД, после чего прошел еще через несколько рук и лишь затем оказался здесь. Вряд ли сотруднику блока хранения досталось хоть что-то.

— Браслет какой-то… — озадачился сотрудник, покачал головой и положил предмет передо мной, на полку в окошке решетки. — В общем, кожаный браслет.

Это была фенечка, которая крепилась на руке с помощью двух магнитов. Толстая, в половину пальца толщиной, и длинная — она овивала запястье дважды. Если использовать ее как хлыст, можно выбить глаза. Пару раз с упырями с района я такое проворачивал.

Я молча защелкнул браслет на правом запястье.

— Ключи.

Тонкая связка ключей. Два из них от дома предков. Третий от съемной квартиры, где я ютился еще полгода назад. Сейчас этот ключ можно было выбрасывать.

— А это что за хрень?

Последним предметом, который сотрудник выудил из пакета, была явара. Пластиковая ладонная палочка с тупыми концами и резьбой, чтобы не выскальзывала из рук.

— Брелок.

— А чего не на ключах?

— Откуда я знаю. Я полгода его в руки не брал. Может, кто-то из ваших с моими вещами игрался?

Сотрудник прищурился. Ему хотелось обложить меня матом, как он привык. Я смотрел ему в глаза и ждал реакции. И он увидел, что я не боюсь. Мне на самом деле было плевать. Сотрудник угрюмо хмыкнул и почти швырнул явару на полку.

— Все.

Сотового телефона мне не вернули. Я не был удивлен. Моя мобила была краденой.

— Распишись в получении… Рогов.

Через несколько минут, пройдя по тусклому унылому коридору сквозь вереницу одинаково тоскливо скрипящих железных дверей, я оказался в дежурной части СИЗО. Здесь увидел надзирателя из нашего блока. Он только прибыл на смену. На плече висела сумка.

— Что, Рогов? — хмыкнул надзиратель. — Отпустили?

— Как видите.

— Ничего. — он ткнул мне в грудь свой толстый палец. — Я знаю таких, как ты. Пара пьянок, кореша, мордобой — и вот ты снова здесь. Так что не прощаемся.

Я знал, что этого не будет никогда. Потому что я обещал. Обещал Сергею. Но я промолчал. Мне хотелось побыстрее свалить отсюда.

Меня никто не встречал. Перед СИЗО кучками стояли люди. Посетители к другим арестантам. Никого из моих не было. Не было даже Сергея.

А ведь он должен был меня встретить. Если не он — то вообще кто?

У парня, чья физиономия была попроще, стрельнул сигарету. Закурил. И понял, чего сейчас мне хотелось больше всего. Нет, даже не хорошей ванной или хотя бы душа. Выпить. Чего-нибудь холодного. И, желательно, покрепче.

Но у меня было всего 150 рублей.

Поправив на плече рюкзак с личными вещами, которые скрашивали мой досуг в камере, я двинулся к проходной. На выезде с территории СИЗО топтался молодой, моложе меня, пацан в форме и говорил по телефону. С девушкой. Он ее успокаивал, а она явно не хотела успокаиваться. Встретив мой взгляд, пацан зло поджал губы и зло уставился на меня. Ему не терпелось дождаться, когда я смоюсь, и он сможет продолжить препираться со своей девчонкой.

— Удачи, — хмыкнул я и, наконец, покинул территорию.

По улице сновали машины. Шум, такой забытый за последние месяцы, вибрировал вокруг. Шорох шин по асфальту, рычание двигателей, звуки сигналов, какая-то музыка, голоса — все сливалось в один сплошной гул города… Я полной грудью, жадно вдохнул воздух.

Можно было пойти к метро, ближайшая станция была рядом. Но при мысли о душном людном подземелье, куда придется окунаться, только покинув душную вонючую камеру, я тут же отогнал эту идею.

И просто двинулся вдоль тротуара. Глаза искали магазин. Торговую точку я нашел через пару сотен метров. Магазинчик был крохотным, но все, что мне сейчас было нужно, здесь имелось.

— Сигареты, — я назвал продавщице марку. — Зажигалку. И бутылку пива.

На ценниках виднелись цифры. После тупого душного мирка в СИЗО голова соображала туго. Лишь когда продавщица сообщила, сколько стоит все это удовольствие, я сообразил, что это цены. Всего полгода, но все выросло в цене.

— Тогда что-нибудь подешевле. Мне не хватит. Зажигалку не надо, просто спички. Вот эти сигареты. А пиво самое дешевое какое-нибудь. Только холодное, — продавщица выполняла все невозмутимо. — Давно цены так задрали?

— На табачную продукцию цены каждый месяц повышают, — поведала она. — О вашем же здоровье заботятся, кстати.

— А поликлиники новые открывать и врачей учить по-настоящему, а не как сейчас, не пробовали? Хотя других проще заставлять тратиться, чем тратить самим.

Почему-то ее обрадовало продавщицу, и она даже улыбнулась, принимая деньги. Забавные и странные люди.

Бутылку я вскрыл старым дворовым способом — с помощью заборчика около магазина, уперев зубья крышки в его поверхность и как следует двинув по крышке сверху.

Что делать дальше, я не знал. Можно было отправиться к Тимуру и отметить как следует то, что меня наконец отпустили. Тем более — я это точно знал — я бы не оказался на свободе, если бы Тимур не подсуетился как следует.

Но меня никто не встретил. Тимур — бог с ним. А вот Сергей…

Допив пиво, я швырнул бутылку в урну и шагнул к проезжей части. После полугодового воздержания я почувствовал, что сразу захмелел. В голове повело. Дышать стало легче. Я поднял руку и принялся голосовать.

Останавливаться никто даже не собирался. Во-первых, рядом СИЗО. Во-вторых, ни один человек в здравом уме, если разобраться, в свою машину меня бы не пустил. Небритый и обросший — грязные провонявшие камерой волосы доходили почти до плеч. В футболке, обнажавшей витую татуировку на руке. Вторая татуировка красовалась на шее, под левым ухом. Там были два иероглифа. Эту штуку я наколол, когда мы с пацанами отмечали 20 лет. Я тогда жутко надрался, и кто-то из пацанов взял меня на «слабо». В последний раз в жизни меня тогда взяли на «слабо». Иероглифы означали что-то вроде «психа». Помню, наутро я реально охренел, увидев японскую мазню практически на самом видном месте. Но прошло пять лет, и я привык.

Да, была еще одна татуировка. На правой задней лопатке. Это был череп с зажатым в зубах автоматным патроном. Эту штуку я наколол по собственной воле, будучи совершенно трезвым. Потому что безумно понравилась идея картинки. Или идея, которой в ней не было, но которую я вложил.

Сейчас череп с патроном закрывала черная ткань футболки.

Я закурил и продолжил голосовать. Наверняка это было делом безнадежным, но отступать я не привык. Кроме того, как еще попасть на другой конец Москвы без гроша в кармане и даже без телефона.

Через пару минут кто-то все-таки рискнул остановиться. Серебристая «десятка». Из окна выглянул тип с переломанным носом.

— Откинулся только?

— Типа того.

— Куда тебе?

Я ответил.

— Деньги-то есть?

— Вообще ни хрена.

— Мусора все выгребли, — догадался тип, с сочувствием покивал и открыл пассажирскую дверцу. — Запрыгивай.

На его пальцах я увидел воровские наколки. Понятно…