Агата Кристи
И тогда никого не осталось
I
В углу курительного купе первого класса пыхтел сигарой и заинтересованно проглядывал политические новости в «Таймс» господин судья Уогрейв, недавно вышедший в отставку.
Он положил газету и выглянул из окна. Поезд как раз проезжал через Сомерсет. Он посмотрел на свои часы — ехать еще два часа.
Он мысленно повторил все, что было в газетах об острове Ниггер. Сначала его купил американский миллионер, который был помешан на яхтах, — и тотчас же в газетах появились отчеты о роскошном современном доме, который он выстроил на этом островке, расположенном неподалеку от Девонского побережья. К несчастью, новая третья жена американского миллионера оказалась плохим моряком, что привело к тому, что он выставил и дом, и остров на продажу. И в газетах заискрились рекламные объявления. Потом появилась первая краткая информация, что их купил мистер Оуэн. И вот тогда-то принялись упражняться писаки-сплетники. На самом деле остров Ниггер купила мисс Габриэль Терл, голливудская кинозвезда! Она хотела провести там несколько месяцев вдали от общества! «Деловая Пчела» деликатно намекала, что остров с домом принадлежит теперь королевской семье?!! Мистеру Мерривизеру[1] доверили, что остров был куплен для проведения медового месяца — юный лорд Л. наконец-то капитулировал перед Купидоном! Джонас знал наверняка, что остров купило адмиралтейство, собираясь проводить на нем какие-то жутко секретные эксперименты!
Что и говорить, остров Ниггер был в центре всеобщего внимания!
Из своего кармана господин судья Уогрейв вынул письмо. Почерк был страшно неразборчив, но то здесь, то там с необычайной ясностью проступали слова: «дражайший Лоуренс… столько лет с тех пор, как я получила от тебя последнюю весточку… должен приехать на остров Ниггер… просто очаровательнейшее место… о стольком надо поговорить… старые времена… единение с Природой… погреться на солнышке… 12.40 от Лэддингтона… встречу тебя в Окбридже…» И сия корреспонденция была подписана с цветистым росчерком его «всегда Констанс Калмингтон».
Господин судья Уогрейв порылся в памяти, пытаясь отыскать в ней, когда точно в последний раз он видел леди Констанс Калмингтон. Должно быть, 7… нет, 8 лет назад. Она тогда собиралась в Италию, греться там на солнышке, единиться с Природой и contadini[2] Потом, как он слышал, она отправилась в Сирию, где намеревалась греться на ее более жарком солнышке и жить в единении с Природой и бедуинами.
Констанс Калмингтон, как он думал про себя, была именно такой женщиной, которая должна была бы купить остров и окружить себя тайной. Кивая головой в знак одобрения своей логики, господин судья Уогрейв заклевал носом…
Он спал…
II
Вера Клэйторн в купе третьего класса с пятью другими попутчиками откинула голову назад и закрыла глаза. Как жарко сегодня в поезде! Должно быть, будет очень приятно возле моря! Право, ей жутко повезло заполучить эту работу. Когда ищешь место на время каникул, почти всегда приходится довольствоваться тем, что придется следить за стаей детей, — заполучить же должность секретаря очень сложно. Даже агентство не слишком обнадеживает. И вот тогда пришло письмо.
«Мне сообщили вашу фамилию в Агентстве квалифицированных женщин вместе с их рекомендациями. Насколько я понимаю, там знают вас лично: Я буду рада заплатить вам жалованье, которое вы просите, и надеюсь, что вы приступите к исполнению своих обязанностей 8 августа. Поезд отходит в 12.40 от Лэддингтона, и вас встретят на станции Окбридж. Прилагаю к письму 5 однофунтовых банкнот на расходы.
Искренне ваша Уна Нэнси Оуэн».И наверху стоял штамп с адресом: остров Ниггер, Стиклхэвен, Девон…
Остров Ниггер! Да, в последнее время в газетах писали только о нем! Каких только намеков и интересных слухов не было. Хотя, вероятно, большей частью они были враньем. Но дом, конечно, был выстроен миллионером и, говорили, являлся последним словом в смысле комфорта.
Вера Клэйторн, утомленная недавним напряженным семестром в школе, подумала: «Быть учительницей физкультуры в школе третьего класса не бог весть какое сокровище… Если бы только я смогла получить место в какой-нибудь приличной школе».
И потом ее сердце сжала ледяная рука, и она подумала: «Но мне повезло, что я хоть это-то получила. В конце концов, людям не очень-то по душе дознание коронера, даже если коронер и оправдал меня ото всех обвинений!»[3]
Помнится, он даже похвалил ее за быстроту решений и храбрость. Лучше и быть не могло. И миссис Хамилтон была к ней такой доброй… вот только Хьюго… но она не должна думать о Хьюго! Неожиданно, несмотря на духоту в купе, она поежилась и вдруг расхотела ехать к морю. Перед ее мысленным взором возникла картина. Голова Сирилла, плывущего к скале, подпрыгивающая на воде, словно мячик… вверх-вниз… верх-вниз… И она сама разрезает воду легкими, тренированными гребками — прокладывает путь к нему, но знает… прекрасно знает… что не должна успеть… Море… его глубокая, теплая синева… утренние часы, проведенные на песке, — Хьюго… Хьюго, который говорил, что любит ее…
Она не должна думать о Хьюго…
Она открыла глаза и, нахмурившись, посмотрела на сидящего напротив человека. Человека с загорелым лицом, светлыми, посаженными слишком близко глазами и надменным, почти жестоким ртом. Она подумала про себя: «Держу пари, он побывал в далеких уголках земного шара и повидал кое-что интересное…»
III
Филип Ломбард с молниеносной скоростью окинул взглядом девушку, сидящую напротив, и подумал: «Довольно привлекательная… может быть, немножко похожа на училку. Хладнокровная особа… в обиду себя не даст — ни в любви, ни в войне. Пожалуй, было бы неплохо ей понравиться…»
Он нахмурился. Нет, полноте. Он едет по делу. Он должен думать только о своей работе.
Что же намечалось, хотел бы он знать. Этот маленький еврей вел себя чертовски таинственно.
— Примете предложение или откажетесь, капитан Ломбари?
Он задумчиво произнес:
— Сотни гиней, а?
Он сказал это безразличным тоном, словно сотня гиней ничего для него не значила. Сотня гиней, когда он вот-вот будет в буквальном смысле голодать! Однако ему показалось, что маленького еврея обмануть не удалось — самое плохое в евреях то, что их невозможно обмануть в отношении денег — они всегда знают!
Он поинтересовался тем же безразличным тоном:
— И вы не располагаете возможностью предоставить мне дополнительную информацию?
Мистер Исаак Моррис очень решительно покачал своей маленькой лысой головой.
— Нет, капитан Ломбард, дело обстоит следующим образом. Мой клиент полагает, что вы являетесь надежным человеком в затруднительном положении. Я уполномочен передать вам 100 гиней, получив которые, вы обязуетесь отправиться в Стиклхэвен, в Девон. Ближайшая станция — Окбридж, вас встретят и на автомобиле отвезут в Стиклхэвен, откуда катер переправит вас на остров Ниггер. Там вы будете находиться в полном распоряжении моего клиента.
Ломбард резко спросил:
— На какой срок?
— Самое большее — неделя.
Дотронувшись до своих маленьких усов, капитан Ломбард осведомился:
— Надеюсь, вы понимаете, что я не могу взяться ни за, что… нелегальное?
И, задавая вопрос, он бросил резкий взгляд на своего собеседника. На толстых семитских губах мистера Морриса появилась очень слабая улыбка, когда он серьезно ответил:
— Если вам поручат что-то нелегальное, конечно, вы будете вольны отказаться.
Черт бы побрал эту вкрадчивую маленькую скотину, он улыбался! Словно прекрасно знал, что в прошлом Ломбарда законность не всегда была sine qua non[4]…
Губы Ломбарда растянулись в ухмылке.
Черт возьми, он не раз круто плавал и рисковал! Но всегда выходил сухим из воды! Он мало перед чем останавливался…
Да, он мало перед чем останавливался. Ему подумалось, что ему понравится на острове Ниггер.
IV
В купе для некурящих сидела с очень прямой спиной, что было ее привычкой, мисс Эмили Брент. Ей было 65 лет, и она не одобряла праздного времяпрепровождения. Ее отец, полковник старой школы, всегда придавал большое внимание осанке.
Нынешнее поколение было до бесстыдства расхлябанным — и в отношении осанки, и во всем остальном…
Окутанная атмосферой праведности и твердых принципов, мисс Брент сидела в своем купе третьего класса и с триумфом побеждала дискомфорт и жару. Сегодня все только суетились! Требовали инъекций перед удалением зубов, принимали наркотики, если не могли заснуть, не могли обойтись без кресел и подушек, и девушки совсем не держали осанки и летом валялись полуголыми на пляжах.